НАЧАЛО ЗДЕСЬ: http://nerlin.ru/publ....-0-6369

Предсказание сбывается

Но если к Илье, то пора бы переодеться: возможно, проводы там уже начались – в виде "мальчишника", например.

Она надела свой любимый праздничный наряд и стала укладывать расчёску, губную помаду, духи, зеркальце в сумку "Made in Paris". ("А над ребятами издеваешься!" – прокомментировала ее "биологическая ЭВМ".)

И тут из окна раздались истерические вопли. "Опять! Видно, я действительно заболела от переутомления".

Выглянула: к каменному парапету корпуса журналистов бежали люди… Быстро закрыла глаза, стала слушать, нет ли звона в ушах, – но вместо звона раздался пронзительный вой сирены – то ли милицейской машины, то ли "Скорой помощи". Снова выглянула: да, это несомненная реальность! К журналистскому корпусу продвигалась сквозь толпу "Скорая помощь". Теперь только уловила (и вспомнила по прошлым случаям): воображаемая картинка начинается как бы с мгновенной вспышки, фиксирующей главное, а вслед за этим разворачивается действие; но и оно протекает быстрее, чем в жизни, – похоже на сцену из фильма, иногда со вновь повторяющейся первой молниеносной картинкой; на реальную жизнь это не похоже, хотя в тот момент и веришь в реальность… А вот сейчас – несомненно реальная жизнь, медленная, чёткая и – страшная.

Лена опрометью выбежала из комнаты, прыгнула в открытую кабину лифта, уже на четверть ушедшую вниз, и снова с ужасом стала мысленно сверять две картинки – воображённую и реальную. Там и там оставалось неясным одно: кто? Вдруг Илья? – Но почему Илья? – А почему ты сегодня постоянно думаешь о нем? – Да просто потому, что все мы решили встретиться сегодня у него, попрощаться перед отъездом.

Она выскочила из лифта, стремительно пробежала громадный холл первого этажа, увидела толпу и с замиранием сердца, медленно пошла к каменному парапету. Стала пробираться между людьми, всё быстрее и быстрее, вдруг испугавшись, что не успеет. Пробралась, когда его уже укладывали на носилки. Узнала красивую чёрную голову с седой прядкой – и замерла от ужаса.

Это действительно был Илья.

Кто-то скинул Илью?

"Не мог он сам", – думала она, сидя на парапете близ ограждения, устроенного службой охраны порядка. За носилками не пошла – бессмысленно: Илья жил на 16-м этаже. Упав или спрыгнув с такой высоты, не остаются живыми.

"Не мог он сам. Это сделал кто-то нарочно. Чтобы он не вернулся в Москву. Здесь у него никаких дел уже не оставалось. Значит, кто-то очень не хотел, чтобы умный, независимый журналист, нацеленный на борьбу за справедливость, начал работать в одном из московских центров информации. Кто?" Тут была полнейшая темнота. Темнота… Что-то ей напомнило это мысленно произнесённое слово. Да, конечно: такая же темнота была, когда она соображала, кто погиб. И вот – уже полнейшая ясность. Если бы такая же ясность наступила и в том, кто виноват в его гибели!..

"А ведь это и я виновата! Мне была показана реальность, которая должна была осуществиться примерно через час. Предоставлялась уйма времени, а я ничего не сделала! И в том, что не разглядела лицо погибшего, тоже виновата: надо было с б'ольшим вниманием вглядываться. А я тут же начала думать о себе, о своем рассудке, своей усталости… Что же теперь делать?"

Свобода оборачивалась пыткой. Никуда не нужно идти, и никуда идти не хочется. Ее пустяковые дела и обязанности потеряли всякий смысл после случившегося. В лес? Зачем? Там она собиралась размышлять, кого надо предупредить о несчастье. А предупредить теперь осталось разве что бывшую невесту Ильи Светлану. Она сейчас дома, в Ташкенте. "Вот и она виновата! – рассердилась Лена на подругу не меньше, чем на себя. – Будь Светка рядом, Илья, может, и не погиб бы!"

Она наконец встала с парапета – поднял зазвучавший в голове голос мамы: "Не сиди на камне, даже в жару!" И все-таки пошла в больничный корпус: вдруг нужна какая-то помощь? Но дежурный не пустил дальше фойе: "Какая там помощь?! Случай полностью безнадёжный".

Побрела к себе. Посидела, стараясь собраться с силами и с мыслями. Механически протянула руку к приёмнику и услышала знакомый голос Клары:

"– Предупреждаем: сегодня и завтра выходить в море на яхтах опасно. Советуем также не заплывать далеко. Всемирно известные морские течения Куросио и Оясио вскоре могут превратить Японское море в "дьявольское"... Однако несчастье случилось не у нас, а у наших соседей – в Университете дружбы народов".

Ну да, она ведь оставила шкалу на месте вещания "Кипариса". Там, значит, уже знают? Через 20–30 минут? Или они о другом?

"– Как нам передал с места события наш корреспондент, сегодня, в четыре часа пополудни, с 18-го этажа студенческого общежития Университета дружбы народов упал юноша, который закончил учёбу и уже собирался отбыть домой. На прощанье они с другом решили пройтись по карнизу из одной комнаты в другую. Друг уверял, что это абсолютно безопасно, так как на верхних этажах установлены энергетические щиты. Как теперь выяснилось, он ошибся: щиты начинаются выше. Что это за щиты, нам непонятно – ни на одной из фотографий здания они не видны. ("Еще бы Клара поняла, что это за щиты!.. Впрочем, при чём тут Клара: она читает чужой текст".) Разбился только один из друзей. Имена их нам пока не сообщили. Думаем, уцелевший друг понесёт серьезное наказание. Приносим соседям наши соболезнования...

– Перейдём от трагедии на материке к нашей с вами разумной жизни, где нет и не может быть трагедий", – вступил Хабиб, и Лена резко выключила приёмник.

Значит, этаж не его, а 18-й?.. А что за друг? Неужто мой любимый Юрочка? "Убью!" – вспомнила она его крик вслед ей, потому что ей самой захотелось сказать ему это – за такую "шутку" с карнизом… "Да нет, это не он! И Илью он любит… (о, чёрт! – любил), и на столь явную дурость не способен… Всё, хватит ныть, иду к ребятам. Хоть теперь чем-то помочь им, раз вовремя не удалось".

По дороге в 105-ю она не могла избавиться от живых воспоминаний об Илье. В прошлом году, осенью, они небольшой компанией во главе с Ильёй дважды ездили на остров, откуда вещает "Кипарис". Побывали и в громадном океанариуме (вернее, прошлись по широкому проходу между двумя его отделениями), и в дельфинарии (смотрели, как гении морей снисходительно позволяют людям вовлекать себя в примитивные игры), и в уютном японском ресторанчике. Отделка его напомнила магазин "Чай – Кофе" в Москве на Мясницкой, и от этого ресторан понравился Лене еще больше. К тому же там выступал очень симпатичный японский ансамбль – с очаровательной солисткой и настоящим профессионалом-акробатом. Отлично исполняла вся труппа воинственный древний танец. Вот куда должна уходить человеческая агрессивность, – думала тогда Лена, – в искусство! Только там жестокость, присущая человеческой натуре, превращается в гармонию и красоту. Если бы только там, в искусстве, и оставались зло, коварство, агрессия…

Вспомнила она и то, как устроила для Ильи поездку на Сахалин и Камчатку. Усмехнулась: "Устроила!" Всего лишь – уговорила организаторов "экологической экспедиции" филологов взять с собой и одного журналиста: пусть потом опубликует очерк о поездке на сайте студенческого журнала. Как он был горд таким предложением! В этой поездке, на корабле, Илья познакомил всех со своей любимой симфонией: "1905-й год" Шостаковича – на темы старинных революционных песен. Диск с записью этой симфонии он до той поры никогда не ставил в присутствии "барышень": считал, что им это неинтересно.

Политические (или как? – идеологические?) взгляды у Ильи были своеобразные. Он считал, что идеалы коммунизма, как и идеалы христианства, сами по себе прекрасны, безупречны, но вот хотя бы приблизиться к возможности их реального осуществления человечеству пока не удаётся... не удаётся, но надо к этому идти, пусть самыми мелкими шажками. Возможно, именно это "своеобразие" его взглядов – да еще и полнейшее неприятие монархии как будущего страны – кого-то категорически не устраивало? Или всё-таки произошла трагическая случайность? А может быть, самоубийство? Эта мысль опять перевела поток воспоминаний от самого Ильи к Светлане.

Лена и Алина познакомились с нею случайно, на студенческой кухне, – после этого и оказались в большой "разношёрстной" компании, группировавшейся вокруг неразлучной пары – Ильи и Светланы. Илья Антонов, аспирант факультета журналистики, обладал удивительным искусством сплачивать вокруг себя людей.

Последние полгода эта неразлучная парочка, куда бы ни отправлялась, тащила с собой Лену. Алина отнекивалась нежеланием мешать влюблённым (хотя на самом-то деле у нее попросту не было на них времени: за нею постоянно кто-нибудь ухаживал, сведённый с ума ее редкостной, "неземной" красотой).

С точки зрения участников их большой студенческой компании, Лена в ее дружбе с Ильёй и Светланой была "третьей лишней", однако на самом-то деле влюблённые дорожили ее бескорыстным товариществом. А дело вот в чём. Когда Светлана окончила второй курс филологического факультета, а Илья – первый год пребывания в аспирантуре, он сделал ей предложение. Летом Светлана побывала дома, в Ташкенте, и не без труда добилась согласия на свадьбу. Отец-узбек хотел бы видеть мужем дочери узбека, но на ее стороне оказалась мать (русская): "А сам ты на ком женился? На узбечке?.. И что, разве ты не счастлив?.." – и так далее. Тогда отец потребовал, чтобы дочь сначала окончила университет, а уж потом выходила замуж. И опять вмешалась мать: "Давай дадим дочке мудрый совет: пожалуйста, женитесь, если уж такая у вас горячая любовь, но вот детей заводить – это только после окончания университета! Иначе так и останешься недоучкой".

Обсудив всё это, влюблённые наметили свадьбу на следующее лето, чтобы дать родителям еще год пожить спокойно: учится их девочка, и никаких детей!

Зимой влюблённые разъехались, а затем Илья сообщил Светлане, что свадьбу придется и еще отложить: он пока не способен "предать" свою давнюю невесту – москвичку, дочь погибшего друга семьи. "Давай подождём, пусть немного улягутся страсти. После аспирантуры я вернусь в Москву, начну жить отдельно от родителей и вызову тебя: перед последним курсом переведёшься в Московский университет", – вот единственное обещание, которое он смог дать Светлане. А она взорвалась: "Ты хочешь сказать, что свадьба откладывается из-за невесты, о которой я до сих пор слыхом не слыхала? Видеть тебя не желаю!"

После этого влюблённые то мирились, то опять ссорились и стали опасаться подолгу бывать наедине: как бы не разругаться окончательно. С этого и началась, по их настоянию, "дружба втроём". С помощью Лены можно было извиниться, умолить о свидании, устроить его как "случайность". И она безропотно выполняла роль посредника, жалея их от всей души. Порой у нее уставало сердце от постоянного напряжения в этой дружбе втроём: она боялась не понять, когда действительно нужна им, а когда они приглашают ее просто из вежливости.

Дружба втроём кончилась неожиданно не только для Ильи, но и для Лены: Светлана скоропалительно вышла замуж за своего однокурсника Мамеда. В их "досуговую" компанию он не входил, зато всегда был рядом со Светкой на лекциях, семинарах и прочих университетских занятиях. Сейчас оба они в Ташкенте, и через несколько дней состоится повторная, торжественная свадьба – с родными, с фатой, со множеством гостей. Светлана вернётся в университет уже замужней дамой.

Илья после этого "сюрприза" (а Светка коварно готовила именно сюрприз) стал относиться к Лене с удвоенной нежностью. Казалось, она утешала его самим фактом своего существования – была живым свидетелем недавней жаркой любви. А еще и доказательством того, что на свете есть отношения более человечные и прочные, чем даже сама любовь.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: http://nerlin.ru/publ....-0-6396