НАЧАЛО ЗДЕСЬ: http://nerlin.ru/publ....-0-6369

Визит к любимому

По дороге Лена снова стала решать задачу из трёх составляющих: интерес Юрки к ее дневникам (уж в воровстве-то она его никак не подозревала, ни во сне, ни наяву); "увиденная ею" ссора Ильи с Райсом (Никита Фёдорович родился не в России, и фамилия его еще предками была переделана из русской: Райский); интерес Райса к окну, к карнизам за окном.

Первое: Райс знает о ее способностях "экстрасенса" и просил Юрку проверить, не враньё ли это? И Юрка согласился?..

Второе: мог ли Илья и в самом деле поссориться с Райсом? Не-ет, Райс никогда "не давал своего согласия на ссору" (прямо как Макс Волошин). Ни с кем. Он выше этого. Он образец светской вежливости. В отличие от Леонарда Трофимыча. Вот уж Райс не опустился бы до циничной болтовни со студентами. Оказываясь в их компании, Райс всегда был не просто вежлив, а учтив с окружающими, в том числе с девчонками вроде нас. Может быть, картинка его ссоры с Ильёй – не документальная, а лишь психологическая правда, отражение их глубинных расхождений? Как и Юрка с платком в ладони? Юрка мог не заходить в мою комнату, а только думать об этом, а Райс мог не ссориться с Ильёй, а только быть недовольным им, его поведением…

Ну хорошо, а третье составляющее: карнизы? С чего это Райс к ним приглядывался?..

Не знаю! Возможно, за моими картинками ничего серьёзного и нет. Недовольство Райса Ильёй могло иметь самую простую причину: бывший куратор, считая себя старшим другом, не одобрял развлечений Ильи последних месяцев, когда тот остался без Светы, но зато еще больше сблизился с Хишамом – "египетским миллионером", как прозвали его студенты. Хишам любил собирать человек по двадцать, устраивая шумные и отнюдь не дешёвые развлечения. Как раз мы, близкие друзья Хишама, бывали на таких "сабантуях" очень редко: никто из нас не хочет развлекаться за его счёт, а сравняться с ним в финансовых возможностях мы не можем. Единственное исключение – Илья: доходы его родителей, пожалуй, сопоставимы с доходами родителей Хишама. И вот в последние месяцы, после разрыва со Светланой, Илья и его египетский друг и на Кавказ летали дня на три, и в Токио побывали, и на остров развлечений несколько раз отправлялись (с самыми разными спутниками). Где тут мне, на этом фоне, додуматься: кто желал гибели Ильи? зачем? за что?..

И всё-таки – давай-ка вспомним последний день рождения Ильи. Как раз тогда с нами был Райс.

Илья (наверняка не без подначки Хишама, любителя сорить деньгами) снял целый зал ресторана в Городе. Нет, всё-таки не зал, а большой кабинет. С электронным ансамблем в видеозаписи. А если его гости захотят, могут открыть дверь в общий зал и танцевать со всеми там, под живой оркестр. Никто, правда, не захотел: почти каждый был в кого-нибудь влюблён, и все предпочли оставаться в интимной обстановке.

Олег сел рядом с Леной. Иногда предлагал положить ей что-нибудь из стоящих в середине стола огромных блюд. Но в общем – с нею он не был. И ни с кем не был. Как и всегда, впрочем. Танцевал редко. Хотя только с Леной, это верно. Но она тогда и подумать не могла, что он относится к ней не просто как к "цыплёнку", нуждающемуся в опеке…

По-настоящему взрослым был среди гостей только один – Никита Фёдорович. Почему он пришёл в этот раз, Лена не знала, – на прошлом дне рождения Ильи его не было. На первых курсах, как говорил Илья, Райс относился к нему с отеческой заботливостью. "Физика-электроника" студента не увлекла, он чуть не вернулся домой, – Райс отговорил его, помог перевестись на факультет журналистики. Илья всегда оставался благодарным ему за это, хотя встречи их с годами становились всё реже (что вполне естественно).

С факультета журналистики для Ильи началась по-настоящему счастливая жизнь: история журналистики и литературы, философия, политология, мировая история – все эти предметы вызывали у него почти страстный интерес, и он с головой погрузился в их изучение. А где-то в конце студенчества или в начале аспирантского срока познакомился со Светланой. За нею тогда ухаживал ее земляк, но разве мог кто-нибудь сравниться с этим "московским принцем" – Ильёй?..

На том дне рождения Ильи Лена несколько раз случайно перехватывала взгляд Райса. Никита Фёдорович расположился напротив них с Олегом, но на Лену не обращал никакого внимания и потому не замечал ее "перекрёстного" взгляда, когда сам пристально смотрел на Олега. К молодёжи Райс, как и всегда, относился с добродушной снисходительностью мудреца, но Олега как будто резко отделял от остальной компании. Олег, правда, выглядел старше всех (хотя старше всех не был), но это ведь не причина для неприязни! Неприязнь же была для Лены явной: даже едва скользнув по лицу Олега, взгляд Райса успевал на секунду стать холодным, недружелюбным.

А как вёл себя тогда Юрка? Она уже вспоминала с ребятами: ухаживал за Райсом именно он, а не бывший его подопечный Илья. Юрка и вообще обожает выказывать преданность педагогам, но на сей раз это уж граничило с самопародией. Не-ет, надо ребятам еще раз сказать: пусть продумают, что может связывать Юрку и Райса.

…Она подошла к номеру Олега. Глубоко вздохнула, как перед прыжком, и нажала кнопку звонка. И почти мгновенно – дверь нараспашку, за ней – мрачноватый, но всё-таки приветливый Олег:

– Молодец, что пришла. Здравствуй! Проходи!

Она почувствовала, что безудержно краснеет: забиваемая вглубь памяти реальная картинка представилась с полной ясностью.

– Ну, ты что засмущалась? Ребёнок! Входи, не пугайся, не укушу.

– Олег, а если войду, не придётся опять убегать?

– Не придётся. Даю слово. – Олег и сам теперь смутился, но постарался не подать виду. Едва касаясь ее талии, повёл в свой кабинет.

– Располагайся, – переложил пачку книг с дивана на стол. – …А я как раз сижу и мечтаю о тебе.

– Зачем ты врёшь?

– Если бы! Искренен, как никогда.

Вскоре они сидели за кофе, и обоим было уже и не до шуток, и не до себя: Лена рассказывала всё, что знала о гибели Ильи, о своих "картинках", о своем визите в службу охраны. Олег слушал очень внимательно, но ни на один ее вопрос не отвечал: "Подожди, я хочу выслушать до конца. Обсудим потом". А выслушав, горестно покачал головой:

– Жаль, что ты сразу не позвонила мне, не рассказала о картинке с падением парня. Возможно, я успел бы предотвратить… Но что уж теперь!.. А об остальных картинках – с Юркой, с Райсом – ты больше не думай: ребята записали всё с твоих слов, и теперь это их дело.

– Олег, скажи: за что тебя не любит Райс?

– Райс меня не любит? – удивился Олег. – Он меня совсем не знает. Виделись в компании у Ильи два-три раза, не больше.

Лена рассказала о своих наблюдениях в день рождения Ильи.

– Ребёнок! Ты всё придумала, – ласково усмехнулся Олег. – Из симпатии ко мне. Ты ведь тогда еще не ненавидела меня?

– Я и потом не ненавидела. Просто было стыдно. Даже наедине с собой краснела.

– А вот это давай наконец обсудим. И выбросим из головы. Нелепая случайность, из-за которой мы, к великому моему сожалению, отдалились друг от друга. Давай сейчас выговоримся, "изживём" в словах.

– Какой ты у-умный. Я бы ни за что не додумалась. Конечно: изживём, выговорившись. Давай. Сначала ты.

И они стали вспоминать тот злополучный день рождения, в разгар метелей, в конце февраля. В ресторане было тепло и уютно, на столе – великолепные букеты, разные кушанья, шампанское и сухое вино (крепкие напитки для студентов и даже аспирантов были под запретом). Во главе стола – Илья и Светлана, красивые, как боги. Впрочем, некрасивых здесь не было: разве могут быть некрасивыми юные, цветущие лица? Даже и "старец" Никита Фёдорович выглядел на фоне молодых особенно красивым: седой, загорелый, с яркими светлыми глазами. Он любил лыжные прогулки, студенты часто встречали его в лесу. Вообще любил спорт, здоровье, здоровый образ жизни. На этой неожиданно положительной оценке сошлись сейчас Олег и Лена, начавшие с негативного воспоминания о его взгляде.

Олег тогда почти ничего не ел, только пил вино и курил. Да и пил, собственно, немного. К нему не приставали, потому что все уже привыкли к его закрытости, некоторой взрослой отчуждённости. Про него никто ничего не знал, он не делился ни своими заботами, ни радостями. Придёт в привычную для него компанию, с удовольствием посидит, расскажет что-нибудь новенькое – о космосе, о летательных аппаратах, о средствах связи, – но ничего личного. Его душа как будто глубоко упрятана, как в сказке: в ларце – заяц, в зайце – утка, в утке – яйцо, и уж только в яйце – иголочка.

– Та-ак, – закончил эту часть Лениных воспоминаний Олег. – А иголочка-то эта – душа Кащея. Хоро-ошая характеристика.

– Да я ж не об этом! Я, как говорит Юрка, воще. О своем восприятии тебя.

– Давай тогда и о моем восприятии тебя. Увидав тебя впервые, я сказал себе: "Вот та девочка, которую Господь создал по моему вкусу. Может быть, даже специально для меня. Но я ее не дождался".

– Почему "не дождался"?

– Потому, дорогой мой человечек, что я женат и у меня уже сынишка подрастает.

– Когда ж ты успел?.. А жена что – бросила университет из-за ребёнка?

– Нет, окончила. Она – домой, а я остался. Жена на год старше.

– Почему же никто о ней не знает?

– Так уж и "никто"! Вы с Алиной не знаете, потому что она уехала, когда вас здесь еще не было.

– Да, конечно. Извини за глупые вопросы. Теперь понятна твоя взрослость. Конечно, для тебя мы все – желторотые юнцы.

– Это да! И самый желторотый сидит передо мной. И наяву, как сейчас, и всегда – передо мной. С тех пор, как впервые увидел.

– То есть уже года два. А говоришь об этом только теперь.

– Что ж мне, Ленусик, было делать? Не разводиться же мужчине всякий раз, как ему покажется, что вот это юное создание будто вылеплено Господом специально для него.

– А тебе часто так кажется?

– Нет. Впервые в жизни.

– А как же женился?

– Срыв. Силы воли не хватило остановиться вовремя.

– Не понимаю.

– И не надо. Закрыли тему.

– Хорошо. Жена – это свято. И уж тем более ребёнок.

Он смотрел на нее очень внимательно, стараясь понять, из вежливости она это изрекает или серьёзно. Если серьёзно – святость переходит и на нее. А этого бы не надо. От ощущения чьей-то святости до разрушения всех святынь ради этой – один шаг.

– Ну что ж, будем вспоминать дальше?

– Будем, – храбро сказала она, но опять залилась краской.

После того злополучного дня рождения проводил Лену в общежитие Юра. Илья заранее взял с него слово доставить ее "домой" – не считать, что если все будут возвращаться вместе, то можно не беспокоиться ни о ком в отдельности. За это и любили Илью: он продумывал всё, не забывал ни о ком.

Выпили чаю в ее комнатке, и Юрка ушел. Алины еще не было: видимо, очередной поклонник задержал ее в парке. Все свои свидания Алина назначала в этом парке, окаймляющем компактно расположенные высотные здания университета. У нее была маниакальная потребность вечером, прежде чем вернуться к себе в комнатку, посидеть на воле, глядя в небо, – можно молча, можно за тихой беседой, но только "без рук". Оканчивались такие свидания обычно тем, что кавалер возмущался – с той или иной степенью деликатности – и в конце концов покидал ее. Ярче всех высказал свое возмущение холодной красавицей будущий общий друг Ким:

– Если тебе не с кем гулять по вечерам, заведи себе собачку. Ее ты не будешь травмировать своей "неприкасаемостью". Впрочем, даже и собачки любят ласку.

Алина не обижалась на подобные выговоры, а только смеялась. Нередко обиженные поклонники примыкали к той компании, что постепенно разрасталась вокруг Ильи и Светланы. И продолжали дружить с Алиной, уже не претендуя на какие-либо особые отношения. Такова была притягательная сила (да и неизменная доброжелательность) этой красавицы.

Итак, Алина еще не вернулась из парка, читать у Лены не было ни желания, ни сил, а спать еще не хотелось. И она слонялась по их квартирке, что-то прибирая, что-то перевешивая. Наконец разделась, чтобы идти в душ. А поскольку наряд был пышный, праздничный, разделась в комнате. И тут – ужас!.. Она стояла спиной к двери – кто-то вошёл и обнял ее сзади. Оглянулась – Олег! Она на миг просто "сошла с ума". Вырвалась, выскочила в коридор и бросилась к ближайшим соседкам-подругам, Люде с Милой (обе Людмилы, они разделили свое имя пополам). К счастью, их дверь оказалась незапертой: они тоже были на дне рождения Ильи и тоже еще не легли. Ворвавшись, Лена захлопнула за собой дверь и повернула ключ в замке. Олег остановился снаружи и растерянно повторял: "Лена, что ты сделала? Зачем? Я бы ушел сам. Это глупо. Да я и ухожу. Зачем было убегать?.. Людмилы, успокойте ее, пожалуйста. Я не хотел ее пугать".

Ему никто не отвечал. Люда с Милой ошарашенно смотрели на абсолютно голую подружку, ничего не понимая. Но их удивление было для нее ничто по сравнению с только что испытанным ужасом. А если бы кто-нибудь встретился в коридоре? Кош-мар!

После этой-то нелепой истории они с Олегом и стали избегать друг друга. Ему нечем было оправдаться, а она, даже вспомнив о нем, а не только увидев воочию, заливалась краской стыда. Какие уж тут встречи, какие разговоры!

И только гибель Ильи показала обоим, что всё это – глупость, ерунда, не стоящая ни нервов, ни времени для обдумывания и переживаний. Теперь они сидели в кабинете Олега, готовые простить друг другу что угодно, лишь бы Илья был жив.

– И всё-таки, – сказала Лена, – почему ты не ушёл сразу, как только увидел… в каком я виде? Ушёл бы тихонечко.

– Не смог. Я ведь уже давно тихонечко тебя любил.

– …Я думала, ты мне поможешь разобраться в причинах гибели Ильи. А ты только выслушал, и всё. И задавил меня новой ношей.

– Какой ношей?

– Жена, сын – и любовь ко мне. А мне что делать?

– Ничего тебе не делать. Жить. Радоваться молодости и здоровью. Безответственности. Права на нее. А я не сделаю ничего, что могло бы обидеть тебя или повредить тебе. И не будь такой… мудрой. У тебя сейчас взгляд старой мудрой монголки. Или киргизки. С трубкой в зубах.

– Кстати, дай-ка мне сигарету!

Разговор перешел на быт, на препирательства "курить – не курить", и она потихоньку стала освобождаться от ощущения безнадёжного, нескончаемого трагизма жизни.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: http://nerlin.ru/publ....-0-6423