Литературное издательство
| Главная » Произведения » Тахистов Владимир » Тахистов Владимир | [ Добавить произведение ] |
Я уже давно посещаю блошиные рынки. Это своего рода «болезнь». Блошиный рынок это редкая возможность увидеть и приобрести совершенно удивительные вещи, это, если хотите, место проведения досуга и встреч с интересными людьми. Как не вспомнить, например, встречу с Олегом Поповым, которая произошла несколько лет тому назад на одном из блошиных рынков Мюнхена. Несколько минут общения со знаменитым «Солнечным Клоуном» оставили воспоминания на всю жизнь... Вот и на этот раз я направился на рынок без определенной цели, просто провести время. Медленно прохаживаясь между рядами, остановился у стола продавца нумизматики и филателии. На столе царил идеальный порядок: кляссеры для марок в твердых цветных переплетах, старинные и современные монеты разных стран, внушительная коробка всевозможных значков для любителей и ценителей фалеристики, старинные открытки и, даже, обтянутая тугой резинкой пачка старых почтовых конвертов, испещренных штампами почтовых служб - все имело свое место. Я подошел посмотреть на марки. Марки меня привлекали с детства. Но «увлечения на всю жизнь» не произошло. Несколько раз я начинал их собирать, столько же раз довольно быстро остывал к этому занятию. Машинально взял в руки пачку с конвертами и начал их просматривать медленно перелистывая.
Между тем мое внимание привлек один конверт. В отличие от других он был совершенно чистым, без почтового штемпеля. На марке, в правом верхнем углу изображен эпизод из известной сказки братьев Гримм, когда Принц с серебряной туфелькой в вытянутой руке пытается догнать убегающую Золушку. Я взял в руки конверт, чтобы поближе рассмотреть изображение на марке и почувствовал, что конверт не пустой, что-то находилось внутри.
Поколебавшись с минуту, я положил всю пачку конвертов на место.
Не знаю зачем я это сделал, но я приобрел этот конверт. Отойдя на несколько метров в сторону, я начал подробно рассматривать свою покупку. На конверте было написано лишь имя получателя: «Майклу». И все. Без адреса отправителя. Не скрою, с этого момента меня больше заинтересовало содержимое конверта, чем та марка, с которой все началось… Я долго дома вертел в руках приобретенное письмо и все не решался его вскрыть. В том, что это действительно письмо у меня уже не было никаких сомнений. Осторожно, словно боялся что-то повредить, вскрыл конверт и достал вчетверо сложенные, исписанные с двух сторон несколько слегка пожелтевших от времени листков и разложив их на столе, стал рассматривать. Первое, что бросилось в глаза — почерк. Почерк! От каллиграфически выведенных отдельных букв и даже слов до написания их неровными, иногда наползающими друг на друга то ли прописными, то ли заглавными буквами, словно у первоклашки, который впервые взял в руку ручку... Некоторые буквы были не узнаваемы, слова не читабельны... Медленно перекладывая страницы, я подумал:
И если бы не простое человеческое любопытство, письмо скорее всего так бы и осталось никем не прочитанным... Осторожно я взял первый листок. Дата на письме отсутствовала... «Майкл, любовь моя! Наверное, это мое последнее письмо. Не знаю, любимый, дойдет ли оно каким-то образом до тебя, сможешь ли ты его прочесть. Перед глазами туман… Я почти ничего не вижу. Только твой образ стоит у меня явственно перед глазами...» Я отложил в сторону листок. Передо мной, словно видение, на мгновение возник образ автора этих строк — немолодая уже, стройная женщина, сохранившая несмотря на возраст фигуру и осанку. Седые аккуратно подстриженные волосы. Нежный овал ее лица, на котором, несмотря на довольно густую сетку морщин, все еще сохранялись следы прежней красоты… Невидящий взгляд был устремлен сквозь стену куда-то далеко, далеко... «... Я часто и подолгу сижу в твоей комнате, за твоим столом и вспоминаю свою жизнь… Родилась я в немецкой католической семье. Порядки в семье были строгие. Может быть поэтому детские годы не запомнились чем-то особенным или примечательным также, как и годы обучения в школе при женском монастыре, куда по настоянию мамы меня отдали учиться... Постепенно я взрослела, даже пыталась строить какие-то планы, которым никогда не суждено было сбыться. Потом настал 1938 год. Ничто поначалу не предвещало каких-то существенных изменений в нашей обыденной жизни. Тогда на улицах появилось много солдат в серо-зеленой форме. Папа сказал, что это германские солдаты. Он подолгу шептался о чем-то по вечерам с мамой. Вскоре почти всех жителей немецкой национальности депортировали в Германию. Почему мы избежали этой участи не знаю. Я ничего не понимала, хотя мне уже было двенадцать лет. Иногда мне почему-то становилось страшно. Весной папу призвали на воинскую службу, несмотря на то, что к тому времени ему было уже сорок лет. Сначала он служил где-то неподалеку, в охране складов. Иногда он приезжал домой на день-два и это были счастливейшие дни в моей жизни. Потом началась война на Востоке… В феврале 1942 года мы получили от папы последнее письмо...» Далее перерыв в несколько строк. Здесь на письме были заметны следы от слез, ее слез... Потом продолжение, опять каллиграфические буквы, переходящие в неровные, прыгающие, словно скачущие и спешащие куда-то... «Вспомнились последние дни войны. Кто-то ждал ее окончания со страхом, кто-то с надеждой. С востока наступали русские, с запада — американцы. Никто не знал кто из них раньше придет. Слухи ходили разные. Опасались и тех, и других. Что будет с нами, со мной и мамой? Ведь мы же немцы. Что с того, что я здесь родилась, а мои родители и их предки жили здесь в четвертом или, даже, в пятом поколении? Мы всегда жили по своему укладу и привычкам, чехи по своим...» Снова пропуск нескольких строк... Может быть возникло желание потом что-то дописать. «Несколько дней мы не выходили из дома. Даже боялись подойти к окну. Вокруг что-то громыхало, словно по улицам катили огромные тяжелые катки. Слышались выстрелы. Было очень страшно. Потом все стихло. Прошел час, другой... Мама выглянула в окно:
Мы не знали радоваться этому или нет. Вскоре стало известно, что русские находятся всего в нескольких километрах отсюда. Поползли упорные слухи, что все жители немецкой национальности, мужчины от 17лет и женщины от 18 лет находящиеся в приграничной зоне будут переданы русским для отправки в Россию. Куда угодно, только не к русским! Мама решила, что надо уходить. Куда? Конечно, на Запад. Попытаться выбраться в Баварию. Там все-таки немцы… На третий день нас задержал американский патруль. Затем сборный лагерь и полная неизвестность. Прошел месяц и нам было приказано срочно грузиться в вагоны. Товарный вагон, в котором мы ехали, был переполнен, нечем было дышать... Состав тащился еле-еле. Мы совершенно не представляли куда нас везут. Неужели все-таки в Росиию? Среди ночи поезд неожиданно остановился. Несколько мужчин попробовали приоткрыть дверь. Наконец это им удалось и в вагон хлынул поток свежего воздуха.
Я выскользнула в образовавшуюся щель, прыгнула в темноту и… покатилась вниз по крутой насыпи, обдирая в кровь лицо и руки. Я не слышала ни командных криков сопровождающих состав охранников, ни свистящего гудка паровоза. Подняла голову только, когда прогромыхали где-то высоко над головой колеса последнего вагона. Наступила тишина, от которой мне неожиданно стало жутко. Мне все казалось, что поезд сейчас вернется и меня будут искать... Я свернулась калачиком и замерла. Проснулась я от ярких лучей солнца светящих мне прямо в глаза. Вспомнила о хлебе. Я долго ползала по откосу, но ничего не нашла: наверное полевые грызуны уже утащили. Поднялась на железнодорожное полотно. Одноколейный путь тянулся куда-то вправо и влево до бесконечности. Я решила двигаться к югу, навстречу солнцу. Мучили голод и жажда. Иногда на опушке леса попадались ягоды. Далеко в лес я не заходила, боялась заблудиться. Прошло три дня. Я еле держалась на ногах и вдруг, о счастье!, Я вышла на какую-то асфальтированную дорогу. Сколько времени я шла, не помню. Внезапно я увидела на столбе надпись-предупреждение на немецком языке : «Внимание! Крутой поворот».
Больше сил идти не было. Я села на обочине передохнуть и то ли уснула от усталости, то ли впала в беспамятство от голода Очнулась, увидела тебя и страшно испугалась. Странная машина с открытым верхом, рядом еще одна... Какие-то люди дали попить. Я снова впала в беспамятство. Очнулась я в больничной палате. Страх, охвативший поначалу меня, постепенно прошел. Когда услышала немецкую речь я успокоилась совсем. Кроме меня в палате находились еще три женщины. Поначалу они относились ко мне с неприкрытой подозрительностью. Постепенно разговорились. Я узнала, что больница находится в городе Регенсбург. Если бы кто-нибудь тогда попросил бы меня рассказать, как я сюда попала, я не смогла бы этого сделать. Постепенно силы возвращались ко мне. Через две недели мне выдали какую-то справку и сказали, что я свободна. Последний раз пообедала и вышла во двор. Светило яркое послеобеденное солнце. Я заняла место на скамейке у входа во двор больницы и стала ждать все время поглядывая на дорогу.
Я и сама не знала ответа на этот вопрос. Мимо проходили какие-то люди. Иногда кто-то бросал мимолетный взгляд в мою сторону. Постепенно смеркалось, наступала прохладная августовская ночь. Утром подошла какая-то женщина, спросила ожидаю ли я кого-нибудь. Я молча кивнула, боясь открыть рот, чтобы не залиться слезами и не зареветь от бессилия и беспомощности. Незнакомка сочувственно покачала головой, положила мне на колени два яблока и ушла. Прошел день и снова бессонная от холода ночь... Я была полна отчаяния, когда вдруг появился ТЫ.» Я отложил письмо и невольно представил себе сидящую на скамейке одинокую, изголодавшуюся, потерявшую всякую надежду на перемену к лучшему и потому глубоко несчастную молодую женщину. Что было в ее мыслях, в ее потухшем взоре? И как она вся вдруг преобразилась при виде ЕГО… «… – Что ты здесь делаешь?
Ты был рядом и в данный момент меня больше ничего не волновало. Исчезло чувство голода, преследовавшее постоянно меня в эти дни
Я пожала плечами.
Не знаю почему, но в тот миг мне казалось, что ты ниспослан мне Всевышним и потому ты моя единственная надежда, мое спасение.
Ты ничего не ответил, только улыбнулся. Ехали мы долго, наверное, часа три. Ехали молча, хотя мне хотелось задать тебе множество вопросов. Время от времени я искоса поглядывала на тебя и думала:
Просто я тогда еще не поняла, что влюбилась в тебя, до беспамятства, с первого взгляда... Видимо меня укачало и я задремала. Очнулась, когда мы въезжали в какой-то город.
Небольшой одноэтажный дом с мансардой в окружении невысокого зеленого забора из аккуратно подстриженных туй и кустов красных роз, высаженных у входа выглядел совсем не буднично, даже как-то нарядно. Увидев хозяйку дома, я, признаюсь, испугалась. Высокая, статная, надменное лицо, пронзительный, сверлящий насквозь взгляд - такой предстала перед нами хозяйка дома, где ты тогда квартировал. Ты что-то рассказывал ей, как мне показалось, в чем-то убеждал. Узнав, что я немка, госпожа Хенкель, так звали хозяйку, согласилась приютить меня на несколько дней. Эти несколько дней растянулись на долгие месяцы...
Просто навеяли воспоминания… » Далее пропущено несколько строк и снова следы от слез. Я отложил недочитанную страницу. Что так взволновало Паулу? Нахлынувший поток воспоминаний или нечто очень значительное, что могло оставить глубокий след в ее жизни? Можно было гадать сколько угодно... «Майкл, любовь моя! Из того, что я напишу дальше, ты многого не знаешь, но я должна была рано или поздно тебе все рассказать. Благодаря стараниям госпожи Хенкеь я смогла устроиться на работу, на неполную рабочую неделю. Я все делала по дому: помогала по хозяйству, убирала, готовила еду из тех продуктов, что ты приносил. Внешне выглядело все очень обычно и обыденно. Мне казалось, а возможно так оно и было, что ты совершенно не замечал меня. Как я страдала! Особенно, когда ты уезжал по своим журналистким делам. Ты отсутствовал день-два, а мне казалось, что тебя нет целую вечность... Время шло… Ты помнишь, как однажды возвращаясь ночью из очередной поездки твоя машина перевернулась... Ты пришел домой весь в крови. Правда, как потом выяснилось, ничего страшного не произошло, просто ты поранился осколками стекла. Но тогда… Ты попросил меня помочь. Я промыла ранки и продизенфицировала их. Я не могу подробно описать, что произошло дальше. Случайно или преднамеренно твоя рука оказалась на моей талии. Ты обнял меня и притянул нежно к себе. Сначала меня охватила паника. Я задрожала мелкой противной дрожью и вдруг почувствовала, что я проваливаюсь куда-то глубоко, глубоко в бездну… От страстного желания и какого-то непонятного страха перед неизведанным я готова была умереть на месте. Далее нежный и вместе с тем властный и страстный поцелуй... Потом… потом через короткое мгновение какой-то феерический взрыв и снова бездна… Я не понимала, что со мной происходит. Наши отношения развивались очень стремительно и бурно, словно мы оба ждали команду, чтобы сделать первый шаг и броситься друг другу в объятия. И, наконец, долгожданная «команда» поступила. От кого? Сверху, от Всевышнего! Я не задумывалась о последствиях. Наблюдая за мной госпожа Хенкель только вздыхала и качала головой. Спустя некоторое время я узнала, что беременна. Что делать? Ни в коем случае я не хотела ставить кого-либо в известность и тем самым доставить тебе неприятности или подвергнуть тебя даже малейшей опасности. Но, как часто бывает, всякое тайное становится явным. Скрывать мое положение становилось все труднее. В один из дней, когда ты отправился на службу, я собрала свои немногочисленные пожитки и ушла. В никуда... Как я и где жила все это время не имеет значения.. Я не пыталась узнать что-нибудь о тебе, хотя душа моя разрывалась от неизвестности. В январе я родила девочку, твою дочку и назвала ее Анна-Мария. Анной звали мою маму, перед которой я ужасно виновата, ведь я о ней вспоминала очень редко… Второе имя в честь тебя... Прошло два года. Я посчитала, что минуло достаточно времени и решила вернуться в Мюнхен. С чувством собственной вины и неподдельного страха, толкая впереди себя детскую коляску, в которой мирно спала наша дочка, я подошла к знакомому дому. Сильно постаревшая за это время госпожа Хенкель рассказала, что вскоре после моего ухода у тебя возникли наприятности на работе. -- Господин офицер скоро уехал и оставил для тебя вот это, - и госпожа Хенкель передала листок бумаги, на котором был записан твой американский адрес. Я проплакала тогда всю ночь… Прошло много лет. Все эти годы я занималась воспитанием нашей дочки и думала о тебе. Я знала, что ты никогда не сможешь, да и, наверное, не захочешь переехать в Германию, а я никогда не перееду в Америку. Когда Анне исполнилось 18 лет, я рассказала ей все о тебе, о том, кто ее отец...Прошло немного времени, Анна окончила гимназию и объявила мне о своем решении уехать в Америку. Я не знаю, что ее подвигнуло на это решение, но отговаривать я ее не стала. Настал день отъезда. Мы долго стояли обнявшись и молчали. Вдруг я вспомнила и от этого воспоминания у меня что-то закололо в груди. Что это, случайное совпадение или что-то другое? Объяснения этому я не находила. Именно в это день начала августа 1945 года, после ночного побега для меня началась новая жизнь. Как я была благодарна маме и как я виновата перед ней! У меня из глаз ручьем потекли слезы. – Поезжай, дочка. – Я найду папу обязательно… Дальнейшее ты знаешь. Спасибо тебе за т о, что принял нашу девочку и позаботился о ее будущем. Теперь я спокойна.» Дальше несколько совершенно нечитабельных строк... «Майкл, любовь моя! Прошел месяц с того памятного дня, а я до сих пор помню все до мельчайших подробностей. В тот вечер я коротала время за чтением очередного романа из числа тех, которые ты оставил в своей комнате. Я сидела в своем любимом кресле справа от письменного стола, за которым ты всегда работал и, наверное, так увлеклась, что не услышала как ты вошел. В сумеречном освещении я скорее почувствовала, чем увидела, что ты находишься где-то рядом. Я подняла голову и мы встретились взглядом. Ты смотрел на меня ласково, изучающе...Так смотреть мог только ты. Сначала ты поинтересовался что я читаю. Потом моими повседневными делами...Ты расспрашивал меня обо всем, а о себе ничего не рассказывал. Мне показалось это странным... Мне даже в какой-то миг показалось, что твое неожиданное появление это продукт моего воображения. Я даже слегка ущипнула себя... Но твой образ не исчез, ты продолжал разговаривать со мной. Я все время порывалась тебе сказать что-то очень важное... Точнее, рассказать... Чтобы собраться с мыслями, я на какой-то миг прикрыла глаза. Когда я их открыла, тебя уже не было... Ты исчез также внезапно, как и появился. Я невольно задумалась. Что это было? Призрак? Или продукт моего воображения? Я долго сидела не шевелясь в надежде вернуть исчезнувшее видение... Я снова тебе пишу без всякой надежды получить ответ. Каждый раз я словно разговариваю с тобой, мой милый. Время неумолимо летит. Прошло ровно тридцать лет... Я вспоминаю, как словно сквозь густой туман я впервые увидела неясные очертания твоего лица, ставшего для меня таким дорогим... В тот день ты подобрал меня на обочине дороги больную, обесссиленную, полуживую... Прости, кажется последние силы покидают меня... Прощай, любовь моя. Паула.» Дальше, через несколько строк старательно выведено: „Te semper amabo. (лат.) - Я буду любить тебя вечно.» Я отложил в сторону последний листок письма и задумался. Интересно, как сложилась жизнь Майкла и Анны-Марии в Америке. Возможно в той пачке писем находились и письма от нее или от Майкла… Через некоторое время я вновь оказался на блошином рынке, где приобрел то памятное письмо. К сожалению того продавца-филателиста я больше не встречал. Возможно он облюбовал другое место…Очень хотелось бы узнать каким образом попало к нему это письмо. Ах, если бы знать, я купил бы тогда у него, не задумываясь, всю пачку писем. Может быть и было бы продолжение этой истории... Апрель 2020.
| |
| Просмотров: 889 | Комментарии: 2 | Рейтинг: 4.9/9 |
| Всего комментариев: 2 | ||
| ||
0
