Увертюра

Она кусалась и царапалась, как кошка. Но не больно. Впрочем, иногда было и больно. Она хотела его сломать пополам, гнула и выгибала.
«Наверное, очень искушенная в сексе!» — Подумал Он. Ему было интересно. Он смотрел, что будет дальше.
Потом на руках остались царапины и красные точки от ее ногтей. На спине тоже остались.

— Возьми мне кусочки кальмара к пиву. — Попросила Она недавно.
— Конечно! — Сказал Он.
Они сидели в летнем палаточном кафе и постепенно надирались. Первая кружка пива, вторая кружка. Закуски почти никакой. Потому что у него было мало денег. А просить у нее было невозможно, по его принципам.
— Ты какую музыку любишь? — спросила Она.
— Мелодичную. Типа «Энигмы». — Ответил Он.
— А я люблю тяжелый металл. «Металлику», например. — Она потягивала пиво и смотрела на него вызывающе.
— Я тоже тяжеленькое могу слушать. «Пинк-Флойд», например.
— А-а! — сказала Она.

Он вспомнил, как Она элегантно села на японский дорогой мотоцикл, который когда-то попался на их пути. Он был чужой, но это не остановило ее.
Она ловко вскочила на подножку, высоко и далеко, грациозно вскинула правую джинсовую ногу и плавно опустилась в седло. «Интересно!» — Подумал Он. — «Стал бы возражать хозяин этого монстра, если бы увидел ее сидящей в своем седле? Она ведь очень симпатична!».

— У меня когда-нибудь будет свой «Харлей». — Заявила Она.
— Неплохо бы! — Ответил Он.

Когда они подходили к метро, то уже изрядно пошатывались. Ей нужно было ехать к подруге, чтобы готовится к сессии. По крайней мере, Она так говорила.
— Зачем ты так поздно едешь к подруге заниматься и пьяная? — Спросил Он. — Ты все равно заснешь!
— Ты прав! — Сказала Она. — Тогда поехали ко мне!

Последняя, почти пустая, электричка метро медленно ползла по тоннелю. Он был спокоен. Денег на такси не было.

— В тебе что-то есть! — Сказала Она уже в постели.
Они ожесточенно целовались. Целовались так, как будто не делали этого уже давно. Целовались до стука зубов. И Он почувствовал, когда у него отвалился маленький кусочек зубной эмали.
Потом заснули.

Ночью хмель вышел из головы. Он проснулся. Сон был неприятным, многосерийным, с одинаковым концом. В конце каждой серии Она уезжала вдаль на «Харлее», вцепившись пальцами в кожанку бородатого рокера, сидящего за рулем.
Он привстал на локте и стал нахально рассматривать при лунном свете ее обнаженную молодую грудь. Соски чуть-чуть подрагивали от молодежного, удалого рокерского храпа.

Утром Она неожиданно попросила мяса. Его, почему-то, это привело в замешательство. Он сделал вид, что не расслышал.
— Сходим в парк? Погуляем? — Спросила Она после завтрака. 
— У меня сегодня дела. — Ответил Он. — Я позвоню вечером!

Он уходил в то утро в полной уверенности, что будет возвращаться сюда всю оставшуюся жизнь. Но не вернулся больше никогда.
Только на руках еще неделю оставались царапины и красные точки от ногтей. На спине тоже оставались.


Ноктюрн

Она просто путешествовала. А он, как оказалось, просто попал на экскурсию в детство. Поскольку все надежды были сразу и безвозвратно потеряны, как только их глаза встретились через стекло вагона на Курском вокзале.
Дальше — Питер. Как и было договорено.
— Посмотрим, на что ты способен! — Писала Она ему ранее в онлайне.
Имелось в виду то, как Он сможет организовать поездку в Питер из Москвы.
 До столицы добралась сама.
 — Зачем ты купил эти розы? — поинтересовалась Она.
 — Тебе! — Сказал Он.
 
 Вечером были бутерброды со знаменитым салом и колбасами, южными помидорами, огурцами и редисом. Потом он ушел ночевать к другу.
 
 И вот, гранитные набережные. Светлое Питерское влажное утро.
 Набор обычный. Эрмитаж, Исакий, уродливый каменный царь в крепости, банки с уродцами, Петергоф.
 Петергоф уже не тот, что был в семидесятых. Многое изменилось. Многое отстроилось и отремонтировалось. Самсон, все такой же золотой, умопомрачительные фонтаны. Даже хулиганский обливающий фонтанчик теперь не один. Теперь такие фонтанчики почти на каждом шагу. Они пользуются огромным успехом у туристов и, особенно, детей.
 
 Он работал фотографом. Она на фоне дворцов, Она на фоне скульптур, Она на фоне цветов. В Петергофе много клумб с роскошными цветами. И Она, южный цветок, прекрасно смотрелась на их фоне.
 
 Вечером Она опять сварганила у себя в номере бутерброды с салом и колбасой. Выпили кофе. О чем-то поболтали, поспорили. Спать Он ушел в свой номер.
 
 Постоянно какие-то глупые споры возникали у них. Например, когда летели на водных крыльях в Петергоф на «Ракете».
 Она спросила:
 — Это море?
 — Да. — Ответил Он.
 — Нет! Это не море! — Резюмировала Она. — Это Финский залив!
 — Ну все равно же море!
 — Нет! Это не море. — Она никогда не ошибалась. — Море начинается дальше! А это залив…
 По его логике, море начиналось прямо с берега. Ведь, если зайдешь в него и поплывешь, то, все равно это уже море. Если обнимешь женщину, и она не вырывается, то она уже твоя.
 А если в море так и не зайдешь, и не обнимешь?
 
 В последний день пребывания в Питере Он взял, да и выпил коктейля у себя в номере. Просто такое чувство было, что что-то все равно должно произойти. А если никак не происходит, то надо как-нибудь подтолкнуть.
 Тоска, короче.
 И точно. Она сама позвонила ему. После того, как уже попрощались на ночь и разошлись по номерам.
 — Давай прогуляемся по ночным набережным? — Сказала Она, с придыханием, в трубку.
 — Нет проблем! — Бодро ответил Он. — Собираюсь!
 
 Они долго прогуливались по ночным набережным, было необычайно красиво. Огни, каналы, дворцы. Как же не прокатиться по водным протокам на прогулочном катере, да еще и ночью? Прокатились. Он опять пил пиво, Она тоже выпила стаканчик. А следующий, который он заботливо принес, качаясь, по шатающейся палубе, решительно бросила прямо в Невскую черную глубь.
 Наверное, это был протест.
 А какой может быть протест? Это красиво. Плыть по ночным Питерским каналам и пить пиво, заедая его солеными сухариками из пакетика.
 Он немножко нализался. В гостиницу возвращались уже ночью. Она всегда была на несколько шагов впереди. Не шла рядом.
 — Тебе завтра будет стыдно! — Сказала Она.
 — Не будет! — Ответил Он.
 
 И не было стыдно. Она зашла первой в свой номер и резко захлопнула дверь перед его носом. Он засмеялся, и пошел в свой номер.
 Чего стыдиться?
 Если б что-то было, то можно было б и стыдиться. А так, ничего и не было. Просто съездили на экскурсию в Питер. Она в первый раз, а он вспомнил свои четырнадцать. То время, когда все было по-другому. Но тоже было сложно. И тоже не было ответов на все вопросы.
 
 
  Минорный финал
 
Сегодня к нему залетел голубь. Он еще спал, поэтому испугался. Голубь, наверное, сидел на подоконнике, а потом решил шагнуть к нему в гости. Потом сразу забился об стекло, испугавшись.
Он смотрел из-под одеяла испуганными сонными глазами и ничего не мог понять. Штора вдруг ожила, зашевелилась, стала страшно шуметь. Первая мысль была о том, что началась третья мировая война. Очнувшись ото сна, Он встал и, прямо через штору, подвел руками голубя к открытой форточке. Это знак, или не знак? Последний раз к нему залетала птица два с половиной месяца назад.
Уж такая птица! ...
Можно сказать, сама сняла его сразу после просмотра идиотского фильма. Уж он и не мог вспомнить, как разговор пошел о сексе. Очевидно, она сумела привести разговор к этой теме и сразу спросила: «Ты хочешь секса, да?». Он был ошеломлен. Он никак не предполагал, что, сводив девушку в кино, можно сразу переходить к интимным отношениям. Не знал, что ответить, и просто поцеловал ее в губы.
 — Значит, хочешь? — спросила Она.
 Он поцеловал ее еще раз. Ласково, лишь слегка касаясь губ.
 — Так хочешь, или не хочешь? — Она провоцировала и безоговорочно владела ситуацией.
 — Конечно, хочу! — смиренно ответил Он и опять поцеловал.
Через два дня Она была в его постели.
— Секс – это хорошо! — Сказала Она. — У меня давно не было секса!

Она, как-то сразу, встала в оппозицию к нему. Увидела на серванте бутылку жидкого мыла для интимных частей тела и подумала, невесть что. 
Она назвала его развратником.
— Ну и что! — Сказал он. — Я купил это мыло для того, чтобы лицо умывать! Во-первых, это все фигня, что на пластиковых бутылочках пишут, во-вторых лицо, по моему мнению, самая интимная часть тела, в третьих – просто мягкое, не сушащее кожу, мыло. Всего-то!
— А две пачки презервативов откуда?
— Так ты же сама предупредила, чтобы я их купил!

Она назвала его параноиком! Возможно это правда, ну и что? Даже серьезно спросила, не лечился ли он когда-нибудь у психиатра.
Нет, не лечился. Странная постановка вопроса.
Потом Она сказала, что Он хорошо целуется. Наверное, это действительно было хорошо. Им обоим это понравилось. По-французски. Глубоко, с языком. Очень долго. Они хулиганили. Делали вид, что хотят откусить язык друг у друга.
Потом она назвала его ребенком. Это после того, как он сказал, что полюбил ее и хочет серьезных отношений.
— Перепихнулись и разбежались! — Сказала Она. — Мне ничего больше не надо.
— Ты не проститутка? — удивился он.
Она засмеялась.
— Нет, не проститутка! Не бойся! Мне твоих денежков не надо!

Она назвала его странным. Это после того, как Он сказал, что не сможет свыкнуться с мыслью, что Она больше не придет.
— Зачем привязываться? — Сказала Она. — У меня в жизни и так все хорошо! А мужиков вообще всех надо расстрелять!
— Тебя кто-нибудь обидел? Из наших? — Осторожно поинтересовался Он.
— Да ты что! — Фыркнула Она. — Как Ваши могут меня обидеть? Просто секса у меня давно не было, а так мужики — просто никчемные люди.
— Может быть, тебе просто не повезло с бывшим мужем?
— Почему? С ним было хорошо в интимном плане. — Она помрачнела. — Просто он фатально не мог заработать никаких денег. Морока одна.

Он знал, что сейчас много таких, как Она. Что заводить серьезные отношения уже не так уж и модно. Что женщины хотят всего такого же, как и у мужчин. Это навевало на него грусть. Наверное, он просто бабник. 
— Не печалься! — сказала Она. — Как полюбил, так и разлюбишь! Откуда ты вообще можешь знать, что такое любовь!

Потом она назвала его алкоголиком. После того, как они пополам выпили бутылку водки. Наверное, ей показалось, что это он выпил все (может это и так).
— Но ты же сама сказала купить водки! — Взмолился Он. — И мы поровну, вроде, пили.
— Все равно! Это слишком много! — Она была категорична. — Тебе, пожалуй, вообще никто и не нужен! С чего ты взял, что влюблен?

Голубь давно улетел в раннее свежее небо. Почему Он вспомнил про нее? Почему пришла грусть?
Она в постели была просто идеальна. Труженица, не требующая взамен ничего.
— Как же ты изголодалась! — Сказал Он ей тогда. — Давай, я сделаю тебе приятно.
— Мне ничего не надо! — Она встрепенулась. — Мне и так хорошо!

Утром проснулись одновременно. Вернее, он проснулся на мгновение раньше.
— Можно еще поспать? — Сонно спросила Она. — Ты меня не прогоняешь?
— Что ты! Спи, сколько хочешь!

При следующем раскрытии глаз он удивленно обнаружил, что Она уже в дверях и надевает на себя последние вещи.
— Ты куда так быстро? Давай я накормлю тебя завтраком?
— Зачем? Я дома поем. — Она немного растерялась. — Проспала долго!
А там сын один с моей матерью.… Надо ехать!
— Постой! Я тебя, хотя бы, провожу!
— Не надо! Я так люблю уходить. — Она была неумолима. — Ты лежи, спи! Я захлопну дверь.

Он до сих не понял, хорошо это, или плохо. Когда так от него уходят. Наверное, Он действительно ребенок.

Считается, что это плохая примета, когда птица залетает в окно. Будто ангел прилетает за душой. «За жизнью чьей? Моей, или…» — подумалось ему. Но у него больше никого ведь и не было.
Голубь уронил, когда бился об стекло, пепельницу с подоконника. Пришлось совсем проснуться и пропылесосить ковер под окном. Холостяцкие заморочки с куревом. Раньше, при жене, здесь стояли цветы.
«Когда теперь еще залетит ко мне какая-нибудь птица?» — подумал Он грустно. — «Может быть, начался тот самый отстрел никчемного племени?»