Февральский снег валил крупными хлопьями. Я посматривала в окно и не знала, как буду добираться после работы домой. Видимость не дальше пяти метров. Никакие фары не пробьют эту плотную пелену. Сегодня пришлось задержаться – у меня часы приема по личным вопросам. Но то ли погода такая, то ли вопросы ко мне кончились, никто не пришел. Я составляла отчет в ГУВД, возле окна сидела Мария и мечтательно смотрела на пушинки снега. Может, они вдохновят ее на написание новой картины? Машин рабочий день закончился, но ей не хотелось добираться домой по снегопаду, и она терпеливо ожидала, когда я освобожусь и отвезу ее на машине. Младшего сына-первоклассника Илью она забрала с продленки еще три часа назад и теперь он рубился в компьютерные игры в нашем кабинете. А старший Сергей недавно поступил в кадетское училище областного центра. Уехал туда вслед за другом, с которым не захотел расставаться. Мария пыталась его отговорить, но он ничего не хотел слышать.
Мне кажется, что детская дружба не только более искренняя, но и крепче взрослой. Она сродни настоящей любви. Я до сих пор с теплотой вспоминаю свою подругу детства Таню Валееву. Разлучались с ней только на ночь, а выходные и вовсе проводили вместе. А как ревновали друг друга ко всем… Если ссорились, то мирили нас мамы, потому что ни мой ни ее характер не позволял попросить прощения первой, а страдали поодиночке ужасно. Жаль, жизнь раскидала нас после школы в разные стороны.
– А снег все валит и валит! – восторженно произнесла Мария. – Похоже, скоро нас совсем заметет, и мы будем отрезаны от всего мира. Через неделю нас откопают, и мы выйдем на белый свет. Даже интересно, правда?
– Не очень, – наморщила я нос. – У меня из припасов только полбаночки кофе и маленькая пачка вафель, а сахар вообще кончился. В такой вечер уютней сидеть дома.
– Ты сегодня не романтична, Лиля, – с шутливым недовольством ответила Маша.
– Устала что-то, – тяжело вздохнув, объяснила я бесцветным тоном. 
Я отвлеклась от компьютера и бросила взгляд в окно: снегопад вроде стихал, а Юля, добрая душа, вооружившись веником, скидывала снег с моей машины. Тут в дверь постучались и зашли двое припорошенных снегом мужчин. Один очень красивый, похожий на знаменитого английского актера Бенедикта Камбербэтча, а второй неприметной внешности. Они отбывали наказание по разным статьям и в разных колониях, но после отсидки где-то сдружились и отмечаться всегда приходили вместе. Мне такая дружба не по душе, но запретить я не имела права.
– Здравствуйте, – почти хором поздоровались они с нами.
Мария бросила на них мимолетный взгляд и отвернулась. Я ответила на приветствие, достала журнал для «удошников» и записала их фамилии. Я узнала, что работают они там же, где раньше и живут по старым адресам. Мне известно, за какие дела их посадили. Красавец всю ночь убивал своего собутыльника и никак не мог добить, живучим оказался. Несчастный скончался под утро. Протрезвев и осознав, что натворил, преступник сам сдался в полицию. Свою вспышку ярости он ничем объяснить не смог. «Пьян был, не помню», – все, что он сказал тогда. Несмотря на явку с повинной, срок он получил приличный – одиннадцать лет. Отпустили его через восемь, три года будет отмечаться у нас. Несимпатичный получил срок за угон автомобиля. Надеюсь, он не повторит судьбу бывшего друга «Камбербэтча». Они расписались в журнале, натянули на головы одинаковые черные вязаные шапочки и ушли, так же вежливо попрощавшись.
– Там Юля с девушкой разговаривает, а она плачет, – сказала Мария, глядя в окно.
– Плачет, значит, помощь ей нужна, – рассудила я и попросила Машу: – Позови Юлю сюда.  Чего она человека на улице под снегопадом держит? 
Мария постучала по стеклу и показала знаками, чтобы они зашли. Самойлова кивнула головой, обняла девушку и повела в здание. Дверь моего кабинета приоткрылась, девушка вошла первой, но, увидев нас с Машей, испугалась и хотела повернуть назад. Но в проходе стояла Юля, и у нее ничего не получилось.
– Да не бойся ты, проходи.
 Юля, по-прежнему придерживая девушку за плечи, усадила ее на стул передо мной. Она оказалась совсем молоденькой, худенькой, ниже среднего роста, черные волосы аккуратно собраны в хвост и скреплены широкой заколкой. Карие глаза и брови гармонично расположились на овальном лице с прямым аккуратным носиком. Сейчас оно у девушки было бледным и расстроенным, на глазах блестели злые слезы.
Мария встала, подвинула стул ближе к столу и села рядом с ней. Юля устроилась по другую сторону. Таким образом, девушка оказалась как бы окружена нами.
– Никого не бойся, мы втроем представляем тайное общество. Нас должно быть пятеро, но пока только трое. Если будем впятером, то мы станем… – приободрила Юля и показала свой кулак. – У нас друг от друга нет секретов, так что рассказывай. 
Девушка нерешительно посматривала на меня и на Марию. Может, наши лица казались ей чересчур суровыми?
За окном загудел полицейский «Уазик», все пространство на улице осветилось от синей мигалки. Тут же дверь распахнулась, в кабинет вбежал Гена Приходько и, схватив Юлю за рукав куртки, бесцеремонно потащил к выходу.
– Юля, быстрее! Срочный вызов! –  приговаривал он при этом.
– Ничего не бойся! – только и успела она произнести.
Мы остались втроем. С уходом Юли девушка сжалась, словно загнанный воробушек.
 – Я – Лилия Сергеевна, а она – Мария Владимировна, а как вас зовут? – я задала вопрос первой, надо же устанавливать контакт.
– Лена… Трофимчук Елена, – вымолвила она.
– Очень приятно. Считай, мы познакомились. 
– А что за тайное общество? – робко поинтересовалась Лена.
– Юля – веселый человек, это она так шутит, просто мы втроем не только сослуживцы, но и близкие подруги, – объяснила Мария: – Что у тебя произошло?
Она вздохнула и принялась рассказывать:
– Я шла мимо, была в таком отчаянии и увидела Юлю Самойлову, она как раз машину чистила. Я ее сразу узнала. Фото Юли в газете как-то печатали: случай в городе тогда был резонансный – она преступника обезвредила и товарища спасла. Я подумала, что могу попросить у нее совета, а она к вам привела. Меня изнасиловали… и я не знаю что теперь делать…
«Ну вот...», – искренне расстроилась я. 
– Ты написала заявление в полицию? – спросила Мария.
– Да, но его не приняли… послали подальше и еще следователь сказал – это я сама себя…  я только что оттуда, – начала всхлипывать девушка. 
– Что за бред?  – поразилась я. – Кто этот следователь, ты фамилию запомнила?
– Да… Елисеев…
Я с таким не встречалась, но Мария, оказывается, его хорошо знает.
– Есть такой, на втором этаже его кабинет. Лена, а почему ты тогда в прокуратуру не пошла?
– Мне никто ничего не сказал! – Лена разрыдалась, я вскочила и принесла ей стакан с водой.
– Успокойся и расскажи все по порядку, – попросила Мария и девушка кивнула головой.
 Из рваного и сбивчивого рассказа я кое-как нарисовала для себя картину произошедшего. Преподаватель техникума Муравский Дмитрий Валерьевич систематически незаслуженно занижал, по мнению Елены, оценки по своим предметам. Мало того, он высмеивал ее перед однокурсниками, когда она отвечала у доски. В тот день после занятий он попросил ее помочь отнести плакаты в методический кабинет, пообещал дать хороший учебник. Девушка, не ожидая подвоха, согласилась, там все и произошло. Лена не смогла объяснить, почему не стала звать на помощь. Она находилась в шоковом состоянии, сыграли роль неожиданность и растерянность от подобного поступка взрослого человека.
– Он сказал – теперь я могу рассчитывать на пятерки... что-то еще говорил… Я не стала его слушать, выскочила из кабинета и убежала домой. 
Мария придвинулась к девушке поближе.
– У тебя мама, отец есть? Ты им сказала, что произошло?
– А как же – сразу… я кинулась к маме и пожаловалась, что случилось ужасное. А она заявила: это страшный позор для нашей семьи, никто не должен о нем узнать. Всем известно, что хороших девочек не насилуют. Мама уговаривала меня: доучись как-нибудь четыре месяца и больше его никогда не увидишь. Она даже к нему не пошла… А отец наш очень давно ушел… Она заставила меня все смыть…
Я встретилась взглядом с Марией и прочла в ее глазах ту же мысль: «Мама предала дочь».
– На следующий день я не пошла в техникум и вообще боюсь туда идти. Я как представлю, у меня ноги становятся ватными… вы понимаете?
– Ну как тут не понять, – посочувствовали мы с Марией.
– Я поделилась об этом с подружкой, мы с ней учились раньше в одном классе. Она посоветовала мне все же обратиться в полицию. Я подумала, что мне только стоит написать заявление, как того преподавателя уберут из техникума. Я пришла в отдел и меня направили на экспертизу. Я принесла акт следователю, он прочитал, что прошло уже пять дней, накричал на меня, будто я все выдумала. Потому что все приходят сразу, а не через неделю. А то, что я была девственницей ничего не значит, для этого в магазине огурцы продаются… а у меня еще ни с кем ни разу…
«Ну и хамло этот Елисеев»,  – подумала я.
– Точнее скажи – когда это произошло? –  спросила Мария.
– Четырнадцатого февраля.
– М-да… Действительно большой период, – произнесла я. –  Три дня максимум… а сколько тебе лет?
– В декабре восемнадцать исполнилось.
Мария кивнула мне головой, и мы вышли в коридор.
–  День влюбленных…  словно насмешка какая-то над девушкой, – сказала я.
¬– Что будем делать? 
–  Мне хочется помочь ей, – ответила я.
– Да это понятно, а как?
– Маш, я надеялась, ты подскажешь. Ты же опытней меня.
– Опыт-то есть, но не в таких делах. Ладно, подумаем. У меня был в практике случай, когда пятеро несовершеннолетних подонков надругались над девушкой, но там сразу всех задержали. Буквально через два часа.
Мария поправила свой узенький галстук, подтянула пиджак, и мы вернулись кабинет.
– Лена, ты хочешь, чтобы его наказали? Я так понимаю? – обратилась Мария к девушке.
– Да, – твердо сказала она.
– Давай расставим акценты. Все мужчины прекрасно осведомлены, что если на них не заявили сразу, нет побоев и других следов насилия, отсутствуют свидетели, то доказать их причастность к преступлению очень трудно. Порой и невозможно. Сегодня пятый день с того момента, как все произошло, улики теперь смыты и исчезли.
– Но у меня же есть акт экспертизы!
– Там мало данных. Если запустить дело, не один месяц придется ждать суда. Тебе придется пройти очень серьезное испытание. Помногу раз будут задавать одни и те же вопросы. Каждый раз твое сознание будет возвращаться к этому неприятному эпизоду снова и снова. Многие не выдерживают, не хотят больше бороться и дело разваливается. Некоторые соглашаются на отступные от преступника. Есть те, кто не хочет огласки, а она всегда будет. Об этом узнают твои преподаватели, сокурсники, знакомые. Много было случаев, когда преступников оправдывали. Да, можно попытаться тебе помочь, но ты должна решить для себя – идти до конца или сдаться. Насильники об этом знают, потому позволяют себе подобное. 
– Мне надо подумать, – всхлипнула Лена.
– Думай, но недолго. Время уходит. И чем дальше, тем сложнее будет доказать. Сегодня вечером или крайний срок завтра рано утром ты позвонишь мне и скажешь о своем решении, – сказала Мария девушке и повернулась ко мне: – Лиля, ты что скажешь?
– Если бы это произошло со мной, то пусть хоть весь мир рухнет, но я не успокоилась бы, пока насильник не понесет наказания. Решать Елене, а я окажу всяческую помощь в привлечении негодяя к ответственности.
Лена занесла наши телефоны в память своего мобильника, попрощалась и ушла.
– Не придет и не позвонит, – твердо сказала Мария.
– Ты почему так уверена? – удивилась я.
– Я многих повидала, она не боец по натуре. А мерзавец обнаглеет и будет насиловать ее все чаще и чаще, а она будет терпеть и думать, что ей просто не повезло. Мы ему ничего предъявить не сможем. Нет заявления – нет дела… – Мария поднялась со стула и положила ладонь на мое плечо. – Подруга, ты скоро закончишь население обслуживать?
Я глянула на любимые часы, подарок Данилова, и сказала:
– Пять минут. Одевайтесь пока, я машину очищу от снега, потом вас с Илюшей отвезу.
Я выключила свет в кабинете, проверила входную дверь, убедилась в том, что сигнализация включена, но тут за моей спиной в помещении нарисовалась старушка. Как всегда к окончанию рабочего дня кого-нибудь черт принесет… закон Мерфи…
– Что вы хотели, бабушка? – я старалась выглядеть вежливой и не показывать своего неудовольствия.
– Сынок у меня картошку в погребе крадет, воспитала ирода, совсем совесть потерял! Я его растила, во всем себе отказывала, а он у нищей матери последнее забирает! – начала она бурно жаловаться.
У старушки на лице явные признаки старческого маразма и сенильного психоза. Я достала блокнот, записала адрес и номер телефона сына, пообещала завтра разобраться. Бабулька заупрямилась и потребовала расправы незамедлительно. Аккуратно легким толчком в спину я выпроводила ее в коридор и проследила, чтобы она покинула здание. Как только она скрылась за углом, я облегченно вздохнула и побежала к автомобилю. На заднем сидении уже ждали Мария с Ильей. Снегопад хоть и стих немного, но видимость на дороге все равно плохая. В пути на трассе встретили две аварии, я решила сбавить скорость еще больше. Оказалось не зря – пешеходы, сгорбившись и закрывшись капюшонами от летящих снежинок, не смотрели по сторонам и лезли под колеса на каждом перекрестке. На дорогу до дома Марии ушло в три раза больше времени, чем обычно. Маша посмотрела в темные окна своей квартиры и печально вздохнула.
– Не могу привыкнуть, что Сережи нет. Постоянно беспокоюсь за него, – грустно произнесла она.
– Маш, а он всерьез решил стать офицером?
– Ну прям...
– Но у него есть мечта? С профессией определился?
– Да ничего он не определился. Я помню, он во втором классе учился, увидел, как пожарные машины на вызов мчатся, захотел стать пожарником. В живой уголок сходили – зоологом себя возомнил. Сейчас ему всего двенадцать. Может не сегодня-завтра все это кадетство ему надоест, и он пойдет в обычную школу. Пусть учится. Меня одно успокаивает: отец его там же в Саратове живет, присматривает за ним. Гошенька наш…
– Георгием его зовут? 
– Почти… Эдик он,  – как-то странно ответила Мария.
– Объяснить можно? – не поняла я.
– Да что тут объяснять? Ты фильм «Москва слезам не верит» смотрела?
– Я видела только несколько отрывков, но наслышана о нем от других.
– Вся страна смотрела, а ты отрывками, – удивилась Маша.
– Маме моей этот Георгий Иванович нравится. А мне нет. Меня от фразы «а заодно запомни, что все и всегда я буду решать сам, на том простом основании, что я мужчина» начинает бить эпилептический припадок. Еще и показали, как героиня носик опустила и ротик прикрыла. Ну неужели нельзя строить в семье отношения на равных? А ведь почти вся страна от Гоши без ума.
– Мне раньше Гоша тоже нравился. А когда в полиции зарплату подняли, я стала приносить домой денег в два раза больше Эдика и все прелести этого фильма сразу ощутила на себе. Слышала бы ты, как мой муж кричал: «Да я сам себя не буду уважать, если моя жена будет зарабатывать больше меня! Ты понимаешь, какое это унижение мужчины?!». Я его ни разу не попрекнула, сказала – ничего страшного, у нас двое пацанов растет, посвяти лучше свободное время их воспитанию. Я ведь постоянно на работе задерживаюсь. Брыкался, дергался, потом ушел.
– Да, Маш, грустно… – посочувствовала я.

Она еще хотела что-то сказать, но в это время призывно зазвонил мой мобильный. Мария помахала мне на прощанье, взяла сына за руку и ушла.
– Привет, Лиля, – услышала до боли знакомый голос Виталика.
– Привет, никак молодожены из путешествия вернулись? – постаралась спросить я без язвительности, обычным тоном, но получилось наоборот.
– Давно уже. Есть предложение – давай в кафе посидим немного?
– Я не хожу по кафе и ресторанам с женатыми мужчинами, – ответила я, сразу решив поставить какие-то рамки.
Услышав такой ответ, Виталик засмеялся.
– Я знаю твои принципы, посидим полчасика и разойдемся. Я уезжаю, последняя встреча – не могу взять просто так и исчезнуть не повидавшись.
– Куда подъехать? – сдалась я.
– В «Изумрудный город».
– Это рядом, сейчас приеду.

    Через пятнадцать минут я уютно расположилась за столиком, накрытым скатертью малахитового цвета, на удобном стуле с высокой зеленой спинкой; кругом светили белые и зеленые светильники, играла тихая фоновая музыка. За весь день кроме чая с печеньем у меня во рту ничего не было, я ужасно проголодалась и сейчас уписывала за обе щеки салат «ассорти» из морепродуктов. Виталик с улыбкой наблюдал за мной. Сам он ничего себе не заказал кроме чашки кофе и бутерброда с красной икрой. Мы обменялись короткими дежурными сообщениями «как мама, как работа» и замолчали. Про путешествие он не обмолвился, а меня донимали посторонние мысли. Не знали, что еще друг другу сказать. Ужин закончится, мы оба выйдем из кафе и разойдемся в разные стороны, и спустя несколько лет станем совсем чужими людьми. Он, возможно, будет известным адвокатом, а я останусь в провинциальном Галатове зарабатывать звездочки и выслугу лет.
    – Ты вроде чем-то озабочена? – спросил Виталик.
    – Да, есть одна проблема, вот и думаю… – когда-то я считала его самым близким человеком, поэтому поделилась с ним сегодняшней историей Елены Трофимчук. Виталик внимательно меня выслушал и утвердительно сказал:
– Надо было сразу ей в прокуратуру тогда.
– Это мы понимаем. Но какова вероятность выиграть дело?
– Сложно. С каждым пропущенным днем вероятность стремится к нулю. Нужен хороший адвокат и грамотно проведенное расследование. Если обвинитель собирается доказывать его вину на основании одних косвенных улик, то их должно быть столько, чтобы никто не сомневался. А, значит, придется собирать море информации. Кто это будет делать? Может, твоя Трофимчук и не придет завтра, а ты уже голову себе забиваешь. Ты уверена, что она не разводит вас? А то были в прокурорской практике и такие дела.
– Не похоже на развод, нас там трое было, и никто подвоха не почувствовал. Да и зачем бы мошеннице с такими вопросами к сержанту ППС обращаться?
– М-да… логика в твоих словах, конечно, есть… – призадумался Виталий.
– А ты сможешь быть адвокатом у нее? – поинтересовалась я.
    Виталик нахмурился  и чуть опустил голову, не ожидал такого вопроса.
    – Лиля, сразу говорю – не возьмусь за такое. Этим ты только окажешь мне медвежью услугу. Начинать с провалов для дебютанта-защитника слишком рискованно. У меня потом клиентов не будет. Кому интересен профессионал, который проигрывает? Мой совет: обратись в Саратов, в общественный Центр помощи женщинам, пострадавшим от насилия. Там даже фонд имеется для оплаты юристов, представляющих в суде интересы потерпевших.
    – Я поняла, извини. Но консультироваться по некоторым вопросам можно у тебя?
    – Ради бога. А ты что, всем будешь помогать? Зачем тебе это надо, Лиля? Всем не поможешь. Честное слово, ты мне часто напоминаешь воина, который вынимает из ножен шашку и кидается с ней на армаду танков. 
    Я уже поела, допила сок, вытерла губы салфеткой и раздраженно бросила ее в стакан. Может, говорить подобное на прощальном ужине некрасиво с моей стороны, но я не удержалась:
    – Нет, не всем. Но она именно к нам пришла за помощью, мы не можем отказать. Мне жалко женщин. Общество прикрывается уродливой идеей под названием «традиционные семейные ценности», где женщина определена как человек второго сорта. Мужчины занимают доминирующее положение и могут делать все, что захотят, а женщина должна его обслуживать, проводить время на кухне и воспитывать детей. И он ее за это будет защищать. А человека второго сорта можно оскорбить, унизить, изнасиловать как тот преподаватель, или вообще не считаться с желаниями женщины как, например, твой покойный папаша. Девушке не повезло – мать с отцом развелись давно и помощи ждать неоткуда. Ладно, Виталик, удачи на новом месте. Прости, если испортила ужин.
Я оплатила счет, поднялась и пошла в гардероб. Одеваясь, глянула в сторону зала. Виталик по-прежнему сидел на месте и обиженно смотрел на меня исподлобья.