Глава 4

Есть ли у меня СПИД?

Наш город находится недалеко от Киева. Население не дотянуло и до полумиллиона. Большое село, или "город, который спит под одним одеялом”. И речь не только о том, что здесь все всех знают, а о том, что, когда надо что-то сделать, например, сдать анализ на СПИД и получить сразу результаты анализа, не всегда это возможно.

Взяли у меня из вены кровь.

В холле папа сообщал окошку регистратуры мои паспортные данные. Потом паспорт надо будет предъявить, чтоб получить результаты анализа. Но папа решил их запутать и изменил первую букву моей фамилии и полностью отчество.

В окошке записали. Папа поинтересовался:

– Когда результат?

– Завтра приходите.

Мы завтра пришли. А нам говорят:

– Приходите завтра.

Папа ждет нас на улице. У мамы лицо стало каменное:

– Почему? – спрашивает она.

– Наш аппарат показал грязь в крови. Мы  перепроверим.

Мама ничего не поняла. Мне же было все  равно. Завтра, так завтра.

В наркодиспансере мне все-таки начали делать процедуры и без результатов анализа и без мер предосторожности. Мне поставили капельницу с гемадезом, вкололи туда витамины, потому что, врач сказала:

– Пить витамины в таблетках ей сейчас не имеет смысла. Это слишком маленькие дозы для нее.

Медсестра, которая ставила капельницу, была добрая и улыбалась. Там все были такие. Надо сказать, что лечить меня врач взялась анонимно, но за деньги. И в фамилии моей опять была изменена первая буква.

Потом меня положили на электросон. Пока я там лежала, папа меня ждал рядом и слышал разговор, как одна женщина жаловалась, что никак не может похудеть. Да и вправду, она выглядела отнюдь не худой.

Я вышла, папа посмеялся:

– Посоветуй, Кристи, ей как можно быстро похудеть…

Мы пришли домой, и я на пару часов заснула. Ночью-то я спала часа три…

Мук мне ничто не облегчало. И я занимала себя раскрашиванием раскраски. Сидела и раскрашивала, раскрашивала…

Перезванивались с Валиком.

Ночью мама спала, вернее не спала со мной в комнате. У меня там стояли две кровати, когда-то мы обитали здесь с моей сестрой. Потом Настя перебралась жить в комнату родителей, а те – в зал.

На ночь мне прописали какое-то совсем слабенькое снотворное. Не знаю, может опять же, вина в этом лежит на Валике, что он сбил всех с толку своим чаем. В общем, лечить меня не хотели. Я просила трамадол, но и этот вариант отбросили в сторону. Ничего, еще придет его время.

Следующим утром мы с мамой опять пошли за результатами анализов. Нам снова сказали, что результата еще нет.

Мама уже повысила голос:

– Но почему?

И нам опять начали объяснять:

– Наш аппарат показал грязь у нее в крови…

– Что это значит?

– Все, что угодно. Мы не можем поставить окончательный результат. Анализ надо отправлять в Киев.

– И когда будет ответ? – Мама все не понимала.

– Через десять дней.

Я подумала, что это очень долго.

Мама допытывалась дальше. Хотела себя успокоить:

– Но расскажите толком, что значит грязь в крови? Это может быть СПИД?

– Может. Но это может быть еще и гепатит, был случай, что мужчина сдал кровь, анализ показал положительно. Мы отправили кровь в Киев, а там оказалось, что это просто алкоголь.

Потом она добавила:

– А что, есть возможность, что… Или вам анализ нужен, чтоб за границу поехать?

Мама покачала головой:

–  Есть возможность.

Еще вышло непонятно с моей фамилией. Со слов записана одна, в паспорте другая, и мама еще надеялась, что это анализы  какого-то другого человека.

В отличие от мамы я даже не испугалась:

– Мама, – сказала я по дороге в диспансер, – у меня или гепатит, потому что он есть точно у Жени, или просто грязная кровь от наркотиков.

– А у Жени точно гепатит?

– Точно.

Вот только ждать 10 дней не было сил. Очень долго.

Дома мы все вместе решили так: позвоним Валику, дадим ему денег на анализ, пусть он сдаст. Если у него будет все нормально, значит и мне бояться нечего. Так и сделали. Не понимали, что и ему жизнь можем поломать. Хотя…

Родители у меня в два голоса спрашивали:

– А Валик когда-нибудь сдавал анализ на СПИД?

Он сдавал, когда-то. И даже справка была, что ответ отрицательный, и он ей хвастался. И близкий друг у него был, ВИЧ-инфицированный, и Валик никогда не кололся с ним одной иголкой, и  не давал мне.

Но было еще кое-что, на что я не обратила внимания. Валика уволили из армии, выплатив ему большую сумму денег. Как было написано в справке, – я ее читала, – за то, что Валик, короче говоря, в армии тронулся умом. Он даже лежал в дурдоме.

Валик пришел, взял деньги. Ему некуда было деваться.

Я еще три дня ходила на процедуры, ничего не ела, без ширки невозможно было спать, я худела, но через три дня почувствовала себя нормально.

Позвонила мама Валика и договорилась, что они с Валиком сейчас к нам придут.

Мы  конечно же с ней начали разговор за эти анализы, а она и говорит:

– Ну даже если у них и есть СПИД, но не умрут же они завтра?

Она сказала такую вещь, которую просто не могла сказать!

Как такую дикость можно сказать? Мы ее не поняли.

Папа внес деловое предложение:

– У меня есть возможность отправить Валика в Москву работать на стройку. Если хотите, конечно.

Они хотели. Только не сегодня и не завтра.

И вообще, в отличие от меня, – я сегодня даже накрасила глаза, – Валик выглядел скверно. Было понятно, что его еще ломает.

Его мама вступилась за него:

– Ты ж видишь, Кристина, что он пока не может ехать. Пускай хоть неделька пройдет…

– Какая неделька?!

Я в последний момент не закричала, но голос повысила.

– Он или завтра поедет, или никогда!

– Кристи, подожди, пусть подумают, - говорит мама.

Я вскипела.

– Пусть едет завтра.

– Кристина!…

Папа перебил маму:

– Если она так настаивает, значит, она что-то знает.

Я не стала говорить вслух, а только поблагодарила про себя папу и бога, но я точно знала, что если Валик не соберет сейчас же свои вещи и не отправится в Москву, он не сделает это уже никогда.

Хотя мне это было совсем не нужно – чтобы наши знакомые в Москве увидели моего парня. Проще говоря, мне его стыдно было показывать. Но я продолжала настаивать на своем и, когда они ушли, а вечером Валик позвонил-таки и отказался от папиного предложения, я испытала и облегчение и разочарование одновременно.

У папы давно зародилась ненависть к маме Валика, а самого Валика он считал больным человеком. Мать же он считал виноватой в том, что она скрыла от моих родителей, что я наркоманка.

Но папа не был таким уж дураком, что бы доверять Валику. Он позвонил в больницу и как-то узнал, что Валик таки сдавал кровь на анализ. До этого он в этом очень сомневался.

Я из-за такого недоверия просто бесилась. Вроде это не Валика подозревали, а лично меня. Да еще папа и заявил:

– Я уже не удивлюсь, если откроется, что вы кого-нибудь убили и закопали в подвале.

Я же днями сидела теперь на подоконнике в Настиной комнате, откуда была видна улица со стороны Валикового дома. И ждала, что вот сейчас увижу, как Валик проходит под моим окном. Пару раз мне повезло, и я его таки видела.

Каждый день, звоня ему, я спрашивала про анализ, но ему сказали, сначала подождать до завтра, а потом еще 10 дней. А чего мы ждали? Ведь его кровь ничем не отличается от моей, и там такая же грязь и тот же гепатит.    

Я еще посещала диспансер. Сегодня моя врач сказала мне, что со мной будет говорить психолог и делать это будет 10 дней.

Вот этого я никак не хотела. Ой, как мне не хотелось психолога!.. Ну что я ему буду говорить? Ей. Психологом оказалась женщина, и сразу дала мне заполнить тест. С одной стороны листка написать все хорошие ощущения от приема наркотиков, с другой стороны – все плохие.

Рассказывать что-либо о себе я не умею. Мне кажется, что вроде и нечего. Что? Вроде и то и это не важно. Да разве это кому-то нужно, кроме меня? Так что в столбике о плохом я написала только:

– Появился страх, что я могла заразиться СПИДом.

И пару слов о хорошем. Мне казалось, что нормального в приеме наркотиков ничего нет, и, поэтому, ничего хорошего ширка давать не могла.

Мне думалось, что я сделала очень умную вещь. Но врач, когда прочла мой тест была другого мнения. Она осталась не то, чтобы недовольна, она просто не поняла моего поступка.

Слава богу, на этом наше общение с ней закончилось. Хоть она и пообещала, что мы поговорим об этом завтра, если сегодня у нас ничего не получилось. А сегодня я отдохну. В конце она вообще выбила меня из колеи:

– Ну и что, что СПИД? А если результат окажется положительным, что ты тогда будешь делать? Ведь жизнь на этом не закончится.

Она так говорила, как будто допускала такую возможность. Я же такой возможности не допускала, и поэтому улыбнулась. Мы говорили на разных языках.

Мы попрощались, И я отправилась в кабинет моего лечащего врача. Я с ней общалась каждый день после процедур. Сегодня я попросила ее, чтоб она освободила меня от психолога, и она меня освободила. Мы вообще закончили посещение наркодиспансера очень быстро. Я не хотела, да и никто не хотел.

                                                          ****

Мне вспомнилось, как я впервые столкнулась с понятием наркоман. Мой первый мальчик, моя первая любовь знакомил меня со своими друзьями. Их было много. Каждый день приходили все новые и новые… и вот как-то приходит один, а его так представляют:

– А с этим не дружи, он – наркоман, – и смеются.

За что его так обозвали, я тогда не поняла, но подумала, что нехорошо так обижать человека. Уже только когда я стала наркоманкой, я вспомнила того парня и поняла, что со мной никто не шутил.

До четырнадцати лет я не слышала ни одного мата. В семье у нас при детях никто не матюгался.

Сейчас же идешь по улице, видишь, навстречу идут дети из младших классов, и что они делают? Матюгаются. А про 6, 7-классников я вообще говорить не хочу. Я их просто боюсь.

Весной у Вовиного друга был день рожденья, и мы пошли праздновать его в лес. Там были мальчик – девочка, мальчик – девочка. Мальчикам – четырнадцать, пятнадцать лет, девочкам чуть меньше, и все они матюгались, девочки курили и пили спиртное.

Это была первая моя встреча с настоящим миром. Но я хорошая ученица…

Нас накрыл проливной дождь. Промокли до трусов, пока добежали до остановки. Накрывались одеялами, но те только быстро отяжелели, и их пришлось тащить.

Мне было холодно, и, чтоб согреться, мне предложили выпить впервые в жизни водки. Совсем чуть-чуть, на дне пластмассового стаканчика. Пацаны прятали от дождя свои гитары, девчонки танцевали под ливнем.

Хорошие были ребята. Время прошло и превратило нас в чужих людей. А, может, это только я изменилась?

Что мне давал наркотик – спрашивала у меня врач-психолог. Вначале кайф, а потом? Со временем отношение к наркотику менялось. Появлялись все новые и новые достоинства. У меня развязывался язык, терялась моя скованность, пропадал стыд. А как приятно было, когда перед глазами начинали плыть глюки… А как приятно было проваливаться в наркотический сон… после которого утром я чувствовала себя зомби.

Позже эти качества переплелись с недостатками: я очень легко выходила из себя, часто плакала. Хотя приятно было прийти ночью домой, где всегда был кофе и сигареты, которые мама мне не давала вынести из дома. Я наливала себе кофе и курила… курила… пока не заканчивались сигареты.

Утром же в глаза требовалось вставлять спички. Потом, вместо занятий в институте, я шла к Валику и полдня спала.

Я все время проводила у него дома. Сначала варили ширку, потом выветривали кухню, жаря на сковородке то хлеб, то еще что-нибудь. Потом мы только и делали, что ругались. Его соседи называли меня "эта сумасшедшая”.

Два раза я уходила из дома. На две ночи.

Первый раз я вернулась тогда еще из школы, и перед курсами в институте легла поспать. Мама заставила меня встать и делать уроки. Сказала:

– Или делай уроки, или уходи из дома.

Мы до этого с ней поссорились.

Двое суток я где–то прошлялась, а потом не осталось сил, И я таки вернулась.

И чем я думала? Мне показалось после первого укола, что весь мир просто чего-то недопонимает. Ну почему мир считает, что нельзя колоться?

Иногда можно. Раз в недельку. А что тут такого? Мир просто боится и лишает себя многого, ведь это такой кайф. Ведь пьют же люди водку по праздникам, и ничего.

В голове все перевернулось после первого укола. Все встало с ног на голову.

Я только слышала, что чтобы очиститься от наркотиков, организму потребуется целых три года. И зачем мне нужно было это знание?..

Да, три года – это очень долго, но я ведь знала, что однажды я выйду замуж, рожу ребенка, а наркотики… это так, детское баловство.

Когда я залезла в систему, забросила институт, вела себя прескверно дома и мне каждый день становилось тяжелее жить… закрадывалась мысль, что хорошо бы родители узнали, почему я стала такая. Чтобы перестали меня ненавидеть, чтобы поняли, почему я прогуливаю учебу…

Позже папа скажет, что я такая не потому, что я наркоманка. А я наркоманка потому, что я такая.

На самом деле я этого не хотела, чтобы все выплыло наружу.

Валик, когда нам разрешили опять встречаться, меня обвинил:  

– Я знаю, ты когда-то говорила, что хочешь, чтобы твои родители узнали, что ты наркоманка… это ты специально… все им рассказала.

В тот момент я его возненавидела. Мы ругались, и я хотела сбить его с ног и пинать лежачего ногами.

На самом деле он это со злости, и потому, что ему всегда удавалось сделать меня во всем виноватой.

…Что мне давал наркотик? А разве он может что-то давать, кроме болячек? Он поломал мне психику и отобрал жизнь!

Хотя прав папа, психика у меня уже была поломана до того. Иначе я бы не влезла во все это дерьмо.

Глава 5

 Анализы

Любовь – это зависимость. А я от Валика более чем зависела. Но такая любовь только оставила после себя неверные понятия о себе. Я, например, глубоко убеждена, что счастье – не когда любишь, а когда разлюбишь. Ведь любовь – это слезы и муки души. Мне любовь не давала радости, похожей на радость от наркотика, а вот ломало меня, когда я осталась одна, без любви,  не меньше, чем если бы я осталась без дозы.

Через неделю зазвонил телефон. Трубку взял папа, переменился в лице и, быстро жестикулируя руками, подозвал меня. Меня попросили к телефону, назвав правильное имя и неверное отчество. То, которое папа продиктовал в больнице. С этим отчеством они так и не разобрались. Было понятно, откуда звонят.

 Я взяла трубку. У нас радиотелефон.

Папа стоял передо мной, мама сидела слева на диване, я сидела в кресле. Родители хотели, чтобы я их успокоила. Когда меня попросили прийти по такому–то адресу, я заволновалась. Результат анализа умалчивался, и я спросила у разговаривающей со мной женщины:

-Скажите, пожалуйста, - я тараторила, - какой результат? Вы же понимаете, как ждать…

-Плохие анализы.

В общем, я вдруг все поняла. Поняла, что как раз-таки я не могла не заразиться. Что 99,9% - это касается и меня. Что пришел мой конец. Никто мне не мог помочь, а я не могла помочь в этот момент моим родителям. Я была сейчас одна. Ничего не видя, я старалась услышать, что мне говорят на другом конце провода, где–то взяла ручку и записала адрес, который мне диктовал голос.

-А мне самой прийти, или можно с мамой?

-Можно, если она в курсе…

- До свидания.

 Положила трубку. И сказала вслух:

-Плохие анализы.

Хотя это еще для нас был не конец. Или да, конец. Но мы начали искать другие варианты: может это гепатит?

Папа умом все понимал и раньше, но верить не хотел.

Этого не могло быть. Только не со мной. Ведь мне всего-то 16 лет. Да я и не кололась-то по- настоящему. Да какая разница! Кололась! Но нет, этого не может быть. Это гепатит. Точно, это не СПИД, это что-то менее ужасное. Ведь, если… То что, с крыши головой вниз, как клялась бывшая подружка Валика? Она сказала, что если у нее найдут однажды СПИД, то она поднимется на крышу самого высокого дома и спрыгнет вниз.

А что же мне делать? что мне сейчас делать? как избежать своей судьбы?

Мы пришли. Зашли в здание, подошли к кабинету.

-Я вас здесь подожду, - сказал папа.

И остался за дверью.

Я с мамой зашла внутрь. Женщина, что разговаривала со мной по телефону, сказала мило:

-Здравствуйте. Проходите, садитесь.

Здесь стояли стулья.

Мама еще надеялась, но женщина выложила правду. Уничтожающую:

-У вашей девочки обнаружены антитела к вирусу СПИДа.

Замолчала. Все  равно ей это приходилось делать не часто. Все – таки городок маленький, да и анализ сдает только каждый десятый. Поэтому она нам сочувствовала.

Мама остолбенела. Это было видно по ее большим глазам. Она сразу начала искать выход из этой ситуации:

-И что нам теперь делать?

-Ждать. Все–таки на дворе двадцатый век, должны ведь придумать лекарство.

Мой мозг ее слов не воспринимал, не верилось ни в какое лекарство  и в то, что мы его дождемся.

Она нам выписала направление в нужный нам кабинет в больнице, где мне должны были выдать справку со словом "положительно”.

Папа ничего не сказал, когда узнал. Все и так было понятно.

Все. Жизнь перевернулась. В раз. Или нет, не в раз. Я ее переворачивала 3 года, пока кололась. С 15 лет.

Конечно, я не думала, что я умру. А кто думает? Но и о том, что выживу, я тоже уже не думала.

Назад домой мы шли не по дороге, а через аллею, которая проходила вдоль половины города. Молчали, было холодно, мороз - 17 градусов. Следующая папина фраза предсказуема:

-Что б я имени Валик больше не слышал, - и он сцепил зубы.

А мне хоть плачь…

А в общем, какая теперь разница? Папа еще подумает и передумает. Ведь, кроме Валика у меня теперь во всем мире никого нет. Неужели же папа меня не пожалеет?

Дома достали из бара бутылку водки и сели на кухне за стол. Не выпить сейчас было нельзя. И мы выпили. После чего начали что-то чувствовать.

Мама боялась, чтобы я не ушла в себя. Она плакала и говорила, что она все понимает. Но и я должна понять, что умирать самому не так, как когда умирает твой ребенок.

Я попросила не говорить сестре. Но когда она пришла домой, мы все, конечно, были невменяемы, и она спросила:

-Что случилось?

Мама ответила:

-У Кристины СПИД.

И выглядело это как-то по-киношному. Вся драматичность сложившейся ситуации.

Я вообще не понимаю, что обо мне думает моя сестра. Как она живет с такой сестрой, как я? В каком свете она меня представляет? И вообще, кто она – моя сестра? Как ей живется в ее шкуре?

Почему я – это я, а не, например, она?

Идиотские вопросы. На них никто и никогда не станет искать ответы, а мне интересно.

Утром папа принес мне трубку и сказал, извиняюще улыбаясь:

-Позвони Валику. Только, слышишь, Кристи, не говори ему о том, что у тебя СПИД. Пусть он сначала сам скажет какой у него анализ. Может, у него еще ничего и нет. А ты как?

-Все болит.

Папа засмеялся:

-Вот так оно – пить водку.

Я поговорила с Валиком, ничего ему об анализе пока не сказав. Но меня тянуло сказать. А еще меня переполняли чувства. И я написала ему письмо. О том, что люблю, о том, как нам хорошо вместе, о том, что у меня СПИД! Мне повезло, и вечером ко мне зашла Даша. Я, тайком от родителей, сунула ей письмо и попросила передать Валику.

Все, дело было сделано.

Хорошо, что следующие дни к нам приходили гости. Маме трудно улыбаться, а всем надо. Зато мне хорошо. Мне бы шуму побольше и, чтоб напиться. Хоть и в боку постоянно болит… Кроме СПИДа, у меня еще и камни в желчном пузыре, и печень, как у 40 лет пьющего алкоголика. Так мне сказали на УЗИ.

На следующий день к нам пришла тетя Аня. Ее муж работает вместе с моим отцом.

У меня же вид худой и больной. Мама рассказала байку о том, что у меня оказалась больная печень, и я вот сижу дома, закрывшись от всего мира, и лечусь. А в общем, какая кому была разница? Ведь теперь весь мир нас не мог понять. Теперь весь мир ничего не знает, и далеко отстал от действительности.

Тетя Аня сокрушалась:

-Бедные дети. Вон у Надьки то же самое с дочкой. Печень. Закрылись от всего мира в ее комнате и лечатся.

Вот это сюрприз. Эта девочка на три года старше меня, и мы когда–то отдыхали вместе на море. Я знала ее, а она знала меня.

Настоящая жизнь всегда закручивает так, что писатель и не придумал бы.

Нам с Валиком разрешили встречаться через две недели. Сначала час, потом полтора…

 А мне этого времени так не хватало! Может, я любила Валика? Сейчас уже и не поймешь. Мне не нужен был никто другой.

Через некоторое время я начала немного толстеть, и я даже побаивалась, как бы не растолстеть совсем. У меня к этому склонность, И я, когда кололась, всегда думала, что этот укол сожжет мои калории, и разрешала себе съесть лишнего.

Валик, на очередной прогулке в аллее, сказал:

-Когда я увидел тебя первый раз после ломки, ты так похудела, что я решил – все, у тебя действительно СПИД.

А СПИД у меня, как выяснилось и у него тоже, был не действительно. У нас пока что ВИЧ. И, хотя раньше я думала, что это две разные вещи, что от первого умирают, а от второго нет, а теперь я знала, что это все одна болезнь, все – равно умереть я должна была еще не сегодня и не завтра. У здорового человека иммунитет 900, при ВИЧе норма 500, а СПИД считается, это, когда иммунитет ниже 200.

Через несколько дней мы с мамой стали ходить в институт, сдавать зимнюю сессию. Кое–что я таки сдала, кое–что еще осталось сдать.

У меня сейчас была одна большая проблема – сильно болело в боку. И я ходила, держась за бок.

Пока я кололась, только начиналась ломка, я не могла сдвинуться с места. Теперь же приходилось пересиливать себя.

Тяжело было мне, а маме тяжело было со мной.

Когда я начала опять колоться, было жалко этого времени, когда я так мучалась…