НАЧАЛО ПОВЕСТИ: https://nerlin.ru/irbis_sergej_da_marja_nachalo

К вечеру стало зябко и мы все отогревали руки о кружки с горячим чаем. Дядя Ваня тут вдруг кое-что вспомнил: 
 - Слышь, здоровяк, а ты что, правда, нашей бабке Зине помог корову спасти?
 Бурят гордо поднял голову и ответил:
 - Да, было дело. Прибежала вечером, кричит: «Сережа, помоги, корова упала и подыхает». Я прибежал к ней, давай корову отпаивать – что-то там сожрала не то. Я пока с ней возился, Вовка на свою голову приключения искал. 
 - Ну, ты даешь, все уши про тебя мне прожужжала. Ты прямо настоящий деревенский мужик. 
 Я тут же влез в разговор, как же друга не похвалить: 
 - Он не то, что деревенский мужик - он настоящий охотник. Промысловик. Суперохотник, можно сказать. 
 Сереге стало неудобно за мою лесть, даже смутился. 
 - Ну, если настоящий охотник, да еще такой человек хороший, получай в подарок поросеночка, - хитро заулыбался тракторист. 
 Чувствуя какой-то подвох, Серега смотрел непонимающим взглядом. То есть не понимал, где тут свинья зарыта, так сказать. 
 - Да вон свинья бегает с поросятами. Поймаешь одного - берите себе, а то совхозные харчи скоро совсем вам желудки испортят. Но и смотри: чтобы никто не заметил и бесшумно! 
 Да… Сереге только дай команду поохотится. Хотя мне тоже интересно посмотреть, как медведи охотятся. Он вытащил из-под сиденья трактора здоровенный гаечный ключ, напрягся и сразу превратился из косолапого в настоящую рысь. Потихоньку, вытягивая шею, как бы скрадывая, подкрался к ничего не подозревающим поросятам. Наконец, выждав нужный момент, запульнул в одного из подсвинков этот ключ. Оглушенный пятачок подскочил вверх и упал без чувств, Сергей как рысь набросился на него, вытащил охотничий нож и… я тут отвернулся. 
 - Вот это да! Точно профессионал! - обалдели трактористы. 
 Охотник утащил добычу в кусты и стал махать мне рукой: давай, мол, ко мне. 
 - Принеси тряпку чистую, у дяди Вани есть. Сейчас разделывать буду. 
 Тряпку я принес. Серега достал свой нож и приказал мне: 
 - Не отворачивайся, а смотри. 
 Пришлось смотреть – от начала до конца. Наверно бурят воспитывал во мне боевой дух. И скорей всего не зря. На следующий год в другом совхозе я повторил то же самое, начиная от охоты до приведения поросенка в соответствующее кулинарное состояние. 

 В прекрасном настроение и с загадочными лицами мы зашли на ток за Марьей. Она, сидела на лавке возле весовой и кормила булкой здоровенного деревенского пса. 
 - Зря ты его булками кормишь, Марья, - заулыбался Серега, придерживая разделанного поросенка под курткой. 
 - Почему? 
 - Унты из него плохие потом получатся. 
 - Живодер ты, Серега, не любишь ты животных. 
 Умный пес согласился с Серегой и булку есть перестал. Он внимательно принюхался к Сереге, но говорить не умел и, видать, догадался, что тот там прячет под курткой. 
 - В столовую, Марь, не пойдем, я сегодня сюрприз приготовлю. 
 - Какой? 
 - Узнаешь потом. 
 Странно, но пес тоже захотел узнать, что там за сюрприз и, не отставая, побежал за нами. 
 - У меня тоже дома собачка осталась, кобелек. Тофиком зовут. Он беспородный, зато знаете какой умный. Я его так люблю и скучаю по нему, наверно, больше чем по мужу, - расхвастывалась Марья. 
 - У меня тоже была собака - «водолаз», мы с ним однажды вместе чуть не утонули, - стал вспоминать я. 
 - Это как вы умудрились? - засмеялся Женька. 
 - Мы с ним на реку пошли в конце апреля, друзья со мной были. Лед уже как неделю сошел, река только разлилась, и вода выше кустов была. Я стал кидать палки в воду, он вытаскивал их. Рядом отдыхали школьники с учительницей. Она мне без конца говорила: «Ну зачем? Вода холодная, а вы издеваетесь над своей собакой». Кончилось тем, что пес зацепился хвостом за куст и греб лапами, а отцепиться не мог. Прошло минут десять, он уже устал и осталось только ждать, когда река поглотит его. 
 - Бессовестный ты, Вова! - стала возмущаться хозяйка Тофика. 
 - Подожди… в конце концов, мой друг Колька говорит: «Добаловался? Плыви теперь за ним!». Пришлось плыть, хотя в секцию моржей я не ходил, но времени на раздумье уже не было. Я разделся до плавок и через несколько секунд добрался до него. Отцепил от куста и только собрался вернуться к берегу, как вдруг резко свело судорогой ногу… 
 - Ой… - испугалась Марья 
 - Я подумал: ерунда, на одной ноге доплыву. Но через секунду вторая нога тоже отключилась. Собака уже гребла к берегу, а я испугался и как заору: «Индус! Ко мне!». Он развернулся, и я схватил его за ошейник – так он меня и потащил к берегу. Потом друзья и даже та училка скинули обувь, засучив брюки, подбежали ко мне, вытащили из ледяной воды. Она, добрая женщина, растирала мне ноги и ругала: «Чувствовала, что добром ваш идиотизм не кончится!». 
 - Правильно она сказала! - заключила Марья. 
 - Подумаешь, - презрительно сказал Серега, - я зимой под лед проваливался в одежде, и меня тоже вытаскивали. Вся одежда намокла, а унты мои сверху мокрые были, а вовнутрь вода не попала. Кстати, «унты» бегут за нами и не отстают. 
 Действительно, пес бежал рядом и с твердым намерением попасть на ужин. 
 - Слушай, Марь, давай я из него тебе шапку сошью. Теплая будет, да и шкура у него красивая. 
 - Перестань, живодер! 
 - Вов! А ты будешь собачью шапку носить? - предложил мне Серега. 
 - Нет, я не ношу собачьи шапки. 
 - Вы, городские, избалованные: это буду, это не буду. А ты, Жень? 
 - Мне без разницы, могу и собачью. 
 Через год я встретил Женьку на улице зимой, он был в собачьей шапке. Кто производитель этой шапки я спрашивать не стал… да и носил он ее потом лет десять точно. 
 Пса на ужин не пустили, мало ли что у Сергея на уме… 
 А поросенка Серега приготовил, он все время у нас готовил сам, а мы с Женькой всегда чистили картошку. Этому занятию пытались научить Максима и Андрея, но у нас ничего не вышло. Не забуду, как Марья долго не могла понять, что же все-таки она ест. Вкус свинины, бегающей на свободном выгуле и питающейся чистым сибирским воздухом, отличается от импортной свинины, купленной на талоны, как небо от земли. 

 После сытного ужина всегда хочется курить. Выйдя на крыльцо, я обнаружил, что пес так и сидит возле дома. Такой вот настырный оказался, столько времени ждал. Я постучал в окно и все вышли. Серега отдал псу обглоданные нами кости. Пес брезговать не стал, а мы сидя на лавке, смотрели, как он хрустит этими костями. 
 - Смотрите, какие у него глаза благодарные, - смотрела на него довольная Марья. 
 - Знаешь, Марь, я раньше собак любил, а потом почему-то стал их ненавидеть – сам не знаю почему. Хотя как вспомню лет пять назад – на меня овчарка напала – до сих пор мурашки по коже, может из-за этого. 
 - А почему она на тебя напала? Ни с того ни с чего? 
 - Не знаю…я шел мимо гаражей, то ли споткнулся, то ли рукой взмахнул… не помню уже, там мальчишка лет тринадцати-четырнадцати выгуливал свою здоровенную восточно-европейскую овчарку. Она, неожиданно развернулась, оскалив зубы, резко кинулась на меня. Я в этот момент натурально оцепенел от ужаса, она сбила с ног и вцепилась зубами выше колена. Мальчик отреагировал мгновенно, сразу в три прыжка подскочил к ней, схватил за ошейник и стал тянуть. Но собака вцепилась мертвой хваткой в ногу и стала мотать головой и тащить меня к себе, и я понял: сейчас она просто вырвет из меня кусок. Я ору пацану: «Не тяни собаку! Держи ей голову, она же сейчас разорвет мне ногу». Пацан растерялся, и мне, лежа на земле, пришлось извернуться и схватить ее за ошейник. Тут и мальчишка обхватил ее за голову двумя руками и держит. Кровь ручьем хлещет, все брюки в крови. Сначала я попытался зажать нос, бил по носу кулаком. Эта кобелина только хрипит и фыркает - толку нет, и всё пытается мотать головой. Мальчик ей без конца кричит в ухо: «Фу, нельзя!», но бесполезно - мертвая хватка… 

 - Да что толку-то нос зажимать… - начал Серега. 

 - Мимо мужик проходил, я ему ору: «Помоги нам!», а мужик как увидел эту картину, спрятался за угол гаража. И смотрит оттуда испуганно: «Я боюсь!». А пес еще больше разъярился, из-за того что я бить по носу его стал. Он стал сильнее вырываться и рычит, как бы повизгивая от злости. Я стал бояться, вдруг мальчишка его не удержит. Пацан лежит на нем всем весом, а овчарка сама килограмм семьдесят пять точно, больше чем у меня - удержи такую… Лицо у парнишки все белое, и смотрит на меня с таким ужасом... да я и за пацана боюсь, зная: не дай бог, обезумевшая овчарка его и меня может без лица оставить. «Мужик! - я ему опять кричу. - Кинь мне… вон там кирпич лежит!». Мальчишка уткнулся в шею своей собаки, как заревет: «Не надо его кирпичом бить!». 
 - Вот сучонок… собака человека рвет, а он… - возмущался Серега. 
 - Я уже боли не чувствовал, нога полностью онемела. Овчарку сам держу за ошейник, не отпускаю. Смотрю на пацана, как он рыдает, говорю: «Ты не реви, а голову крепче держи, может отцепится, я потерплю минут пять ещё». В конце концов, овчарка от меня отцепилась сама, наверно, уже устала: почти полчаса мертвой хваткой висела… 

 - Ну а дальше что? - спросил Женька, смотря на меня широко раскрытыми глазами. - Я в книжках читал, что она по идее должна была, перехватывая зубами, до горла добраться. 
 - Что дальше… когда отцепилась, мальчик ее оттащил. А этот мужик сходил в свой гараж, кое-как замотали ногу бинтами, и на своем «Урале» с коляской отвез меня в больницу. Женя… по поводу того, как ты сказал «перехватывая повыше»…. - я взглянул на Марью, стараясь подобрать соответствующее слово, - там у меня уже жизненно важные для мужчины органы находятся… 

 - Не умеешь ты, Вова, с собаками воевать. В ухо палец надо было засунуть или…, - Серега уже приготовился давать ликбез по этому поводу. Но Марья, зная Серегу, остановила, стукнув кулаком по плечу. 
 - В больнице меня долго расспрашивали: что за собака, может, она бешеная. Я им наврал: мол, на реку ходил, там и поранился. А они мне: не ври, мы же видим, что тебя собака покусала; а я знал, скажу правду – начнут уколы ставить в живот. Девчонке знакомой ставили, потом рассказывала: довольно неприятная процедура. Обошлись одним уколом от столбняка, да раны обработали. Самое интересное: мужик ждал меня возле приемного покоя и даже домой потом отвез. 
 - А мальчик? - удивленно спросила Марья. 
 - Мальчик? А что я все время говорю «мальчик»? Мне самому тогда только восемнадцать исполнилось. Мальчик домой, наверно, пошел. Не видел я его больше…да и зачем он мне нужен? 
 - Как?! 
 - Простил я мальчику: не он же виноват, а собака дурная, и потому не люблю я их сейчас. 
 - А как ты еще сообразил, что ей надо голову держать…не понимаю… Я, наверно, давно бы в обмороке была, или разрыв сердца... 
 - У меня была раньше собака, потому знаю, на что они способны. Жить захочешь – сообразишь, за сотую долю секунду сообразишь! Правильно, Серега? 
 - Конечно, правильно! Мы с братом на охоту ходили на уток, он как-то выстрелил, а стоял у меня за спиной – не знаю как,скорее кожей почувствовал, а может, слишком громкий звук спускаемой пружины услышал. Еле пригнуться успел – порох с его ружья все волосы мне на голове опалил. Он моложе меня, я хотел побить его, но передумал… а как с собаками бороться, Вов, я завтра на работе тебе расскажу. 
 - Может, хватит на сегодня ужасов? - робко попросила наша девушка. - Приснится что-нибудь теперь. 

 Она была права: прошло тридцать лет после этого, но до сих пор, хоть раз в месяц, по ночам во сне, рвут меня собаки, много собак – только крови почему-то нет никогда. 

 В избе Серега приказал мне снять штаны, и даже Андрею захотелось посмотреть на четыре круглых шрама, оставленных зубами овчарки. Спать легли, вдруг Серега спрашивает, улыбается, наверное, гад в темноте: 
 - Ты как там сказал при Марье? Жизненно важные для мужчины органы…а если бы без них тебя бы собака оставила? 
 - Повесился бы… и все. 
 Марья шлепнула легонько по моей щеке. 
 - Не болтай! Повесился бы… 
 - А что? Так оно и было бы… 
 - Слушайте вы, мужики, вы мне надоели уже с такими разговорами, я уже заметила: вы иногда забываетесь, что с вами рядом женщина есть. Как начнете что-то говорить, уши вянут. Я вчера подкралась к бане, подслушала, как вы там разговариваете между собой, даже покраснела от услышанного. 
 - А ты не слушай! - засмеялись мы с Серегой. 
 - Завтра аванс, - неожиданно подал голос Женька. - Мне Тонька сказала: по двадцать рублей выпишут… 
 Договорить не успел, смехотворность суммы вызвала мощный хохот, и потом каждый начал комментировать, на что это можно потратить. 

 Получив в совхозной кассе деньги и переодевшись после работы, устроили культпоход в сельпо. Сельский магазин представлял собой избушку, поделенную на две части, которые для простоты мы с Серегой назвали «несъедобная» и «полусъедобная». 
 Оказалось, что вчера мы смеялись зря: в местном магазинчике потратить деньги практически было невозможно: половину прилавков занимал чай № 36, чай зеленый, печенье с истекшим сроком годности, рыбные консервы, "Завтрак туриста", резаные огурцы в банках -непонятно зачем они в этой деревне. В несъедобной части лежали никому не нужные товары народного потребления, вплоть до одежды, которую даже в деревне никто носить не собирался. 
 Нам в этот день еще повезло: два раза в неделю завозили в коробках пряники, за ними пришлось постоять – местные брали по пять килограммов, и то в одни руки больше не давали, и брали явно не на еду. Толик ещё при жизни утверждал: из пряников хороший самогон можно гнать. Помимо пряников Марья набрала какой-то хозяйственной ерунды и на мой вопрос: «Зачем эта белиберда нужна?» смерила меня таким взглядом, что больше я этот вопрос женщинам не задаю – надо так надо. 

 На следующий день Сергей спросил у Марьи: 
 - Марья! А кто ты по национальности? То что «русская» и не скажешь. Уж больно смуглая ты. 
 - Сережа, я точно не знаю. Я на папу похожа, а он на деда. У меня дедушка с бабушкой на Украине живут. Но так получилось, что дед и сам не знает своей национальности. И мама думает, что папа у нас - грек. 
 - Твоя мама неверно думает. Я-то невооруженным взглядом вижу, что ты - еврейка! 
 - Почему еврейка? 
 - Мы вчера в сельпо заходили, я видел, как ты сначала кошелек с деньгами вытащила, потом передумала, повисла на Вовке: «Вова, я деньги забыла. Вова, купи мне это, купи мне то», - подражая Марьиным интонациям, передразнил Серега. 

 Марья сощурила глаза, раздула ноздри на своем южном носу, превратившись в перевозбужденную хищную птицу, и с придыханием выплеснула: 
 - Ты предатель, Сережа! 
 - Так если ты еврейка, что на правду обижаться, - захихикал представитель бурятского народа, да и непросто представитель, а наверно - гордость бурятского народа. 
 В следующее мгновение журнал «Огонек», которых тут водилось великое множество, прошелестев в воздухе и распахнув страницы, скрыл на миг лицо предателя и разжигателя межнациональных конфликтов. Ждать, когда совершится обратный полет возмездия, она не стала и спряталась за меня. 
 - Серег, - я вступился за Марью, - я знал, что у Марьи есть деньги, просто захотелось сделать для неё что-нибудь приятное. Это же мелочь. 
 - Вот так, Сережа! Хотел мое честное имя опорочить? - торжествующе из-за моей спины произнесла Марья и отправила адресату еще один межконтинентальный журнал "Наука и жизнь", но мимо. 
 Так первый и последний межнациональный конфликт закончился перемирием и печатью губной помады на моей щеке. 
 А жизнь продолжалась, ощущение «ссылки» исчезло и больше не возникало.