Глава 40

Саша. Почему я его не замечала?

Я сидела на диване, Саша за моей спиной  в кресле. Он трогал мои волосы.

-Что ты делаешь?

-Трогаю твои волосы. Ты, что, не чувствуешь? Тебе не нравится?

Мне было все равно. Если забыть про то, что я не люблю, когда прикасаются к моим волосам. И в парикмахерской всегда только терплю.

Та корреспондентка из ВВС ходила по палатам, брала интервью, и раздавала за это подарки: ручки с надписью "ВВС” и календарики.

Ну вот, подумала я, а я осталась без подарков. Но женщина меня узнала и поманила к себе. Она вручила мне ручку и календерик и сказала:

-Спасибо, - улыбаясь.

Ее, конечно, шокировало то, что она здесь увидела. Все смеются, никто не лежит в постели, вокруг молодежь, которая никак не хотела понимать, что она – молодежь эта – смертельно больна.

Вова  не давал интервью, и остался ни с чем.

После отбоя я переоделась в теплую пижаму, встала на кровати на колени лицом к окну, спиной к двери, и начала подпрыгивать. В отражении окна я увидела, как кто-то вошел, постоял секунду и вышел.

Алина покатилась на кровати.

-Ты бы видела его лицо!

-А кто это был?

-Саша.

Я засмеялась.

Потом мы с Алиной искали песни, что знаем обе, и пели их хором.

-"Ковыляй потихонечку, а меня ты забудь!... Заживут твои ноженьки, проживешь как-нибудь”…

                                                         ****

Завтра днем моя душа плакала. В комнате был и Саша. Я села на стул и почему-то запела. Я ни на кого не смотрела и пела "Шумит камыш”.

Шумит камыш, река жемчужная течет,

А вдоль реки парнишка с девушкой идет.

Они идут и замедляют быстрый шаг,

А у того парнишки слезы на глазах.

-Я ухожу, - сказал парнишка, пряча грусть,

-Я ухожу, ты только жди, и я вернусь.

И он ушел. Не встретив первую весну,

Домой пришел в солдатском цинковом гробу…

 У меня от этой песни постоянно наворачивались слезы на глаза. На меня смотрел Саша, и я сдержалась и не заревела. Саша должен был подумать, что я этой песней прощаюсь с Вовой. Он для меня умер. А я просто это чувствовала, хоть ни за что бы не призналась себе в этом.

Когда я закончила песню, я спросила:

-Красиво?

-Красиво, - ответил Саша.

Вечером к нам с Алиной в палату зашла опять та англичанка, и включила свой плеер, что б записать всех  на пленку. Мужики посмеялись, покричали на радостях, и Саша сказал:

-Кристинка, спой.

Я отрицательно покачала головой.

-Ну спой, тебе, что, трудно?

Я разозлилась на него и дернула рукой, что б он отстал.

А зря. Я б  могла войти в историю. Мой голос слышала б вся Америка. Вдруг я б кому-нибудь понравилась и стала знаменитостью? 

                                              ****

Саша играл в холле в нарды с Вовой:

-Послушай, если бы тебе предложили на выбор: обалденную девчонку, или грамм героина, что бы ты выбрал?

-Я бы попросил полграмма героина и обычную девчонку.

Вова и сам рассмеялся от своей находчивости:

-А ты, можно подумать, выбрал бы что-то другое?

-Я бы никогда не променял хороший секс на героин! У вашего отца куча бабок, и он все равно не может вас вылечить?

-Папа сказал, что в следующий раз отправит нас в Испанию, в комунну. Так там, пока действительно не вылечишься, и компьютер это не подтвердит, хоть два года будешь сидеть!

Я ушла в свою палату. За мной пришел Саша. Он сидел и баловался зажигалкой. Включал – выключал, включал – выключал…

-Саша, а за что хотели посалить Вову?

-Я не знаю.

-Как это? Ты же его друг.

 Мне не понравилось, что он держит меня за дурочку.

Ему тоже эта ситуация не понравилась:

-Он попросил меня, что б я тебе не говорил.

Я глотала воздух ртом. Почему это, все могут знать, а я…я, что, не такая, как все? И как же жить-то теперь, я же должна все знать.

Выходя, Саша усыпил мое самолюбие, погладив по голове. Он увидел на вешалке наши с Алиной шубы. Мою – белую, и ее – черную.  Шубу с крючка Саша не снял, а влез в рукава так. Он просто повис в черной шубе.

Как говорит моя сестра:

-"Сам себя не насмешишь – это не сделает никто”.

Мы с Алиной громко рассмеялись, и Саша ушел.

Глава 41

На них первых испытывался арменикум

После отбоя Алина ждала своего Андрея, а я Вову. Но, вместо них, к нам пришли тот "старый” армянин и еще один новенький. То есть старенький. По возрасту, как и первый, только капельницы он свои уже сбился считать. После четвертого курса лечение не заканчивалось. Нужно было приезжать еще через три месяца. Потом еще… и еще…

Вот он нам и рассказал:

-Нас было 9 человек, первых, на которых испытывался арменикум. Нас освободили из тюрьмы, когда мы на это согласились. Нас капали в другой больнице тогда. В палате – телевизор был, - принес кто-то, - магнитофон. Правда, к нам не подпускали других больных. Но тихо у нас было только один раз, когда кто-то там умер, и нас попросили выключить музыку.

Я лежала в темноте палаты, и боялась, что б этот армян не начал ко мне приставать. Но, слава богу, обошлось. Еще он рассказал, как женился на молодой девчонке:

-У меня на свадьбе подходили, и спрашивал: я – отец невесты?

Ему приятны были эти воспоминания.

-Ладно, вы спать, наверно, уже хотите. Спокойной ночи.

                                                        ****

В среду после арменикума почему-то никому не было плохо. И все сидели в холле. В дверь позвонил и зашел главный врач:

-Почему вы не лежите! Быстро, все в постели!

И он не шутил.

Мы в один голос рассказали ему, что нам совсем хорошо.

-Что, правда?

-А что вы сделали с арменикумом?

Он не ответил, и пошел в кабинет. Они постоянно изменяли формулу лекарства, что б его когда-нибудь можно было запустить в продажу. И для этого арменикум не должен был жечь вены, и давать такие побочные эффекты.

Мы с Алиной лежали на своих кроватях, между которыми лежали, перевернутые на бок, на полу два стула. Карен и еще один москвич положили на стулья нарды и играли. Играли громко. И считали, что кубики обязательно нужно бросать как можно сильнее. Когда им надоело играть, они ушли.

-Алина, тебе это еще не надоело? А мне надоело.

Я взяла нарды и огляделась, куда их можно спрятать. А некуда было. Только под мою кровать. И я их задвинула подальше.

Пришли Вова с Сашей. Вова спросил:

-Где они?

С одной стороны мне было смешно, с другой стороны – грустно:

-Нету.

-Как нету!

И тут Вова увидел их под кроватью. Что б не засмеяться, показал Саше, как далеко мы их запрятали, и достал нарды на свет божий.

-Ну почему вы идете играть сюда? – спросила я.

Вова со мной согласился:

-Действительно, что, комнат больше нет? – спросил он у Саши.

Но в другую палату они не ушли.

Вова сел на мою кровать, а Саша на Алинину. Я обрадовалась.

Опять застучали кубики, а потом выпали из Вовиных рук и покатились под стену.

Вова встал, приподнял кровать, что б отодвинуть от стены, и схватился за спину:

-Что это с моей спиной?

Он был не один, кто жаловался на боли в спине, которые начались, после того, как начались капельницы.

Он попросил меня:

-Просунь руку, достань, а?

Я отдала ему кубики…

Им  надоело играть,  и Саша, обвинив Вову в жульничестве, пошел к двери:

-Что с тобой играть, когда ты все время пытаешься меня на…ать?

-Не-ет, - смеялся тот, - ни х…я. 

-Ты просто знаешь, что я у тебя выиграю!

И он ушел. Вова попросил Алину:

-Пододвинься, Алин, я тут ляжу, полежу.

Алина села в кровати, а он лег на живот.

-Я через пять минут приду, - сказала Алина.

Выходя, она хлопнула Вову по заднице. Он этого не ожидал и ойкнул.

Наконец-то, - подумала я, - мы остались с ним наедине. Не знаю, зачем, но мне это нужно было до ломоты в зубах.

-Как дела, Кристина?

-Нормально.

-Виделась со своим парнем?

-Виделась. Десять минут.

Вова подумал, что это не виделась. И тут вернулась Алина.

Она, что, специально, - не поняла я. И рассердилась на нее.

Когда мы с Алиной остались вдвоем, я у нее спросила, стараясь не показать своих настоящих чувств:

-Алина, ну зачем ты так быстро вернулась?

-Ой, а я не подумала…

Нет, - подумала я, - это можно было сделать только специально.