Глава 8

Армения, арменикум

Геворкян просто забыл о нашем долге в тысячу долларов. И мы были не одни такие. Конечно, как и все армяне, он пытался из каждого выжать все до копейки, – если у вас есть 20 тыс., он брал 20 тыс. если же нет ничего, он забывал о деньгах, говоря: потом.

Мне повезло. Мы ведь могли приехать немного позже и уехать ни с чем, потому, что все группы были бы уже заняты.

Пусть, мы грешили,

Но где сейчас святых найти?

И грешники ж решили,

Что поздно нас уже спасти.

Пусть, мы плохие,

Хорошими нам трудно быть.

Но нам сказали: – "Вы чужие”,

И рядом с нами вам не жить.

Пусть, мы другие,

Но нам, как всем дано любить.

Душой теперь мы не такие,

Узнавши то, что не забыть.

Место, где лечили арменикумом, находилось на улице Муроцяна, в здании детской больницы. ВИЧ- инфицированным был выделен четвертый этаж, а гепатитникам первый. Верхняя часть дверей была стеклянной, но закрашенная голубой краской. Незакрашенным оставили "глазок”. А рядом с дверью был звонок. Мы позвонили. Дверь открыл охранник. Взял мое направление и через минуту вернулся с врачом.

Перед моими глазами стоял телевизор. Перед ним были диваны, кресла и стулья, на которых сидели парни.

Смотрели в мою сторону. Было шумно. Доктор что-то говорил маме. К нам приблизились двое ребят, которые  собирались выйти в город. Они ждали охранника, что б тот открыл им дверь.

– Привет, как тебя зовут?

Я ответила. Они представились Денисом и Димой.

– Ты ложишься?

– Да.

Широко улыбаясь, они выкладывали информацию. Мама задала единственный вопрос, что ее интересовал:

– Как? Помогает?

Денис расплылся в улыбке и быстро ответил, даже не задумываясь:

– Да! Помогает. Я уже после первого курса лечения получил отрицательный результат. Вот завтра лечу домой. Через три недели – опять сюда!

И так, всего нужно было пройти четыре курса лечения. Что бы раз слетать туда – обратно нужно 400 долларов. И так четыре раза… это, если летает один человек. И тут становится и дураку понятно, что мама со мной больше путешествовать не будет. Мне эта мысль понравилась.

Денис сказал:

– Не бойся, вылечат.

И я как- то сразу и всепоглощающе ему поверила.

– Еще увидимся, – сказал Денис, и они вышли в дверь.

Охранник указал пальцем на мою палату. Я там была одна. Мама ушла за моими вещами в гостиницу. Не зная, что делать, я открыла окно и закурила сигарету, стараясь дышать только в окно.

Открылась дверь, шум  стал еще громче, и в комнату зашли несколько человек. Молодые парни начали представляться, все были с сигаретами, и я перестала дышать в окно. Имен я, конечно, не уловила, так нервничала, а вот вопросы их я уже знала назубок:

– Сколько тебе лет?

– Как заразилась?

– А парень у тебя есть?

– Ты с ним приехала, или сама?

– А почему без него? Зачем?

Я ответила, что у него нет денег.

– Ну, ладно, мы еще зайдем.

Вернулась моя мама с пакетом вещей. Охранники проверили, что внутри, а врачи забрали все таблетки, которые я принимала уже два месяца, в смысле, лечилась ими от наркотической зависимости. Снотворные они забрали тоже. Нельзя было оставить даже анальгин.

Я переоделась из длинной юбки и черной футболки в короткий сарафан, красного цвета. Мама сказала, что Денис приятный парень, – они ехали сюда в одном такси. И ушла.

Зашел Денис.

– Ты одна?

Я кивнула. Повернулась к окну и выбросила сигарету.

– А ты как заразился?

– Так же, как и ты! Здесь все наркоманы. Ну, еще рядом с твоей палатой лежат, эти, "девочки”. Не поняла? Мальчики-девочки. Ты видишь, на что ты смотришь?

– Нет.

– Да ты же в упор на нее смотришь!

Я видела только облака.

– Ну, посмотри, это же Арарат…

да, там росли горы, укрытые туманом.

Он отошел и улегся на свободную кровать. Затянулся сигаретным дымом и сбросил пепел на пол.

Все, что он делал, мне очень нравилось.

– Почему ты сидишь тут и не выходишь из палаты?

– Не люблю незнакомых людей.

– Так, может, ты и меня не любишь? Мне уйти?

И этот красивый мальчик, с меня ростом, серьезно собрался уйти.

Я его остановила, поняв, что сказала что-то не так.

– Да нет, с тобой-то мы уже знакомы.

Да… курить я тут не брошу. Придется этим еще обрадовать и маму.

– Да ты не бойся. У нас тут и дискотека есть.

Он встал, сказал, что скоро вернется, и ушел.

А я подумала, неужели у них тут и бар-ресторан имеется?

Пока его не было, в палате побывало еще несколько человек, имен которых я не уловила, и которые задали мне все те же вопросы.

Не так я себе представляла это место. Не было никаких мужчин и женщин. Были молодые люди на год – два старше меня. Ну, на пять лет.

Теперь я знакомилась с худым симпатичным девятнадцатилетним Сережей. Потом грянула музыка, и зашел Денис:

– Вот, пацаны включили специально для тебя.

Для меня пел Рикки Мартин:

"Ливин, ла вида ло – ка!!!”

– Пойдем, обедать зовут в столовую.

Я сильно нервничала, и есть  не смогла бы, но надо было идти с Денисом.

Мы зашли в открытую дверь, за которой возле левой стены находился длинный стол и стулья по обе стороны от него, на которых уже обедали больные. Места были только в торце стола и одно рядом с боку. Справа от двери было место поваров – двух женщин – армянок, которые подавали в поданные тарелки еду. Там же и готовили. Причем еда была не однообразная. Кому, что было по вкусу, тот то и брал. В любой момент чай, кофе, яблоки, груши, рядом пакеты с "джермуком”.

Я ковырялась вилкой в еде. Кто-то меня спросил:

– Ты откуда? – С Украины.

– А я живу за 10000 км отсюда.

– И каждый раз летаешь туда-сюда?

– Да я, как и ты, первый раз здесь! Еще будем думать.

Он был армянином. Он как-то так со мной разговаривал, что мне понравилось, что все 4 курса мы пройдем с ним вместе.

Наверное он был слишком веселый…

Он стал для меня тем, ради которого стоило идти в столовую, сидеть перед телевизором и т. д., и т. п.

Про него я читала где-то в какой-то книге: трехдневная щетина, смуглая кожа и низкий-низкий голос.

– Если не хочешь есть, не ешь.

Я взглянула на Дениса:

– А куда это деть?

Он печально покачал головой. Решил, что чем объяснять, быстрее самому забрать у меня тарелку и отнести к мойке. Когда он встал из-за стола, весь стол весело и громко поддержал его желание мне помочь.

Я знакомилась с больничной жизнью. Хлопцы, которые выпрашивают у охранников разрешение пойти погулять; охранники, которые ходят с пистолетами; непрекращающаяся трель дверного звонка…

Жаль было, что Денис завтра улетает домой. Без него я никого не знала.

Когда зашел разговор об арменикуме, он меня начал пугать:

– Капельницы ставят в понедельник, среду и пятницу. Через час после капельницы тебя будет трясти, поднимется высокая температура, что и будет продолжаться до вечера.

– А так у всех?

– Почти. Лекарство темно-синего цвета.

Кроме того, сразу сжигает вену, и процесс этот очень болючий. Зато лекарство действует. Одного больного на носилках принесли, последняя стадия СПИДа. Так после первой капельницы встал и прошел расстояние от кровати до кровати.

Лекарство это сильно поднимало иммунитет, но хорошо это или плохо, это еще вопрос. Но ведь стало же лучше тому парню на носилках? И интервью он потом в Москве много раз давал, отнюдь не на носилках!

Глава 9

Колесников и его друзья, или первый день в больнице

– Знаешь, кто здесь сейчас лежит?

– Кто?

– Колесников с Мариной.

У меня челюсть отвисла. Столько в газете писали о Колесникове, печатали фотографии, следили за его лечением арменикумом! Но встретиться с ним…

Я и не представляла себе.

Тут же в дверь вошел Колесников.

– Вот он.

Ожившая легенда. Я сейчас познакомлюсь со знаменитостью.

Колесников, улыбаясь, сел на кровать. Он почти ничего не спрашивал, просто был здесь, такой же, как и я.

Теперь в комнату вошла Марина, его девушка, с бутылкой джермука в руке, она спросила, как меня зовут.

По тем фотографиям, что печатались в газете, Марину узнать было невозможно. Здесь она села на диету и сильно похудела. И СПИД тут не причем. Да и перед фотоаппаратом она всегда старалась отвернуться.

А Коля был спокоен. Он даже здесь днями мог сидеть перед телевизором, и ему такая жизнь нравилась. Не вел он себя как наркоман, хотя таковым и был.

Вот Марине не повезло. И наркоманкой не была… Как им позволили дальше быть вместе?

Это мне еще предстояло узнать.

Вскоре мы остались одни с Колесниковым и Мариной. Не хочу рассказывать подробно об их жизни, о которой я от них узнала, но вкратце опишу некоторые события. Вначале было известно только о Колиной болезни. В России результаты анализов Марины были отрицательными. Три раза она сдавала кровь.

Родители же ее о том, что у Коли СПИД, узнали из статьи в газете "Комсомольская правда”. Марина с Колей сбежала из дома.

Потом журналисты попросили у них фотографию. Сказали, что передадут его в Ереван, что бы их там, встречая, смогли узнать. Завтра же это фото было в газете.

Коля, как увидел, взял газету, натянул по брови шапку, – хорошо, что была зима, – обмотался шарфом, что бы на улице не узнавали, и пошел к Марине.

Он пришел, бросил ей на стол газету, и Марина зашлась в истерике.

В общем, Колю в Ереване лечили. Потом решили пригласить и Марину, сдать на всякий случай кровь на анализ. Результат оказался положительным.

Опять же, о ее болезни ее родители узнали из газеты тоже.   

На Марине были короткая майка и шорты. А в пупке серьга. Колесников на пять минут вышел.

 Денис увидел:

– Дай посмотреть.

– Ну посмотри.

Колесников вернулся. Андрей кивнул на Марину:

– Денис только что рассматривал ее пупок.

– Я сережку разглядывал!

Колесников не понял:

– Так у нее такая же в ухе…

Мы засмеялись. В газете часто писали, как он шутит…

Я и Марина выходили из столовой, когда в больницу поступила новая девочка.

– На больную СПИДом она не похожа, – озвучила я нашу общую мысль.

Просто она была полной. Девочку положили в мою палату, и Марина меня позвала:

– Ну что, идем знакомиться?

Я не люблю незнакомых людей. Наверно, я какая-то не такая, как все. Как, например, Колесникова Марина. И это надо скрыть.

– Идем, – бодро сказала я.

Когда мы вошли в палату, новенькая обернулась. Она стояла у окна, и на ее глазах были видны слезы.

Я ее понимала, но не попробовала немного успокоить, хотя тоже чуть не заплакала сразу, пока не увидела, что все здесь не так ужасно, как представлялось в первый момент.

– Как тебя зовут?

– А как ты заразилась?

– Меня изнасиловали.

Вот так. Кажется, об этой жизни уже все знаешь, а она приносит все новые и новые познания.

Ее было жаль. И то, что ей это придется произносить еще  не раз, тоже было неприятно.

– Сколько тебе лет?

– Скоро будет 23.

– Ты замужем?

Все вопросы задавала Марина.

– Была.

– А что случилось?

– Я была от него беременна, но упала со ступенек и потеряла ребенка. И он мне этого не простил. Ушел и забрал с собой все, что сам же когда-то дарил.

Вот так вот. Не жизнь, а какой-то роман.

Через некоторое время в палату зашел врач и стал расспрашивать меня о том, чем я болела за свою жизнь? Этот вопрос мне задавали и раньше, но я все время путалась с ответом и не могла сразу вспомнить, чем же я таки когда-то болело. Этих болезней было очень много:

– Бронхит, воспаление легких, близорукость. Вегетососудистая дистония, грипп, аппендицит, воспаление левого яичника, камни в желчном пузыре.

Ближе к вечеру охранник крикнул мне, что бы я собиралась, меня повезут на УЗИ живота.

Я снова надела длинную юбку и черную майку. Мы спустились во двор, и пошли к Жигулям. Я села на заднее сиденье и увидела рядом с собой девчушку, которую уже видела сегодня перед кабинетом, в котором  нам делали томографию головы. Оны была с первого этажа.

Когда мы познакомились, я узнала, что у нее гепатит "В”.

– Так его же лечат…

Она сказала:

– Нет. 

И вообще она приехала из Иркутска.

Да, подумала я. Если ее отправили лечить гепатит "В” в такую даль, значит он, действительно, больше нигде не лечится, и другого выхода и вправду нет.

В кабинете УЗИ женщина-врач сделала нам по очереди УЗИ и сказала, что у нас все в порядке. Она спросила у моей новой знакомой, сколько ей лет?

– Семнадцать.

И записала в карточку. Потом ей стало интересно, какая погода преобладает в Иркутске:

– У вас там есть лето?

– Ну конечно!

– Наверно, холодное…

– Да нет, такое же, как и везде. Бывает и за тридцать градусов жары…

Девочка была армянкой, но они почему-то разговаривали на русском языке. Это было странно, потому, что здесь никто не придерживался правил хорошего тона, и армяне между собой разговаривали на армянском языке, не обращая внимания на нас, русскоязычных.

Она была очень приятной, понятно, не наркоманкой. Хоть мы с ней и были почти одногодки, но я чувствовала себя старшей.

Когда мы ехали обратно, она поведала мне свою печальную историю о том, что она, отличница, а из-за гепатита полгода не ходила в школу, и теперь ей придется остаться на второй год.

– У меня в вашем отделении лежат братья.

– Да?

Она назвала их имена, но я, конечно же, их не знала еще. И подумала совсем на других. Сережа, – я слышала, – тоже армянин, хотя и прожил всю жизнь в Москве, и не знает своего родного языка, и их тоже двое. Он и его брат.

В больнице были строгие правила.  При поступлении, у каждого проверяли сумки, что бы не было наркотиков или спиртного. В город выпускали редко-редко, а девчонок почти никогда.

Хотя вечером…

Сидел Колесников перед телевизором, а потом ушел куда-то.  Вернулся. Марина его унюхала и покачала головой.

Один парень у Коли спросил:

– А она не выдаст?

Тот рассмеялся, мол, нет.

В одиннадцать часов вечера охранник прокричал:

– Отбой!!! – Так, что б все слышали.

И все, нехотя медленно поползли по палатам.  Своим, не своим, кто там разберется?

Мы с Алиной несмело ушли к себе.

Но как уснуть? Снотворные, вместе со всеми таблетками, у меня забрали, потому, что нельзя.  Ведь на нас испытывали препарат, и врачам нужны были точные данные.  Я подписала документ, в котором соглашалась, что никто никакой ответственности здесь за меня не несет.

Начало крутить руки-ноги, и я вышла из палаты, что бы попросить у кого-нибудь анальгин.

Мимо проходил Денис.  Я спросила у него.  Он ответил:

– Нельзя.  А что, ломает?

Я только шире улыбнулась и пошла дальше.  Встретила Марину, та пошла к "девочкам”, рядом с нашей палатой. У Паши был анальгин. Он со мной поделился, и я его поблагодарила.

Здесь я впервые в жизни увидела настоящего голубого. Да он был еще в палате и не один! Мне смешно, но рядом с ним лежал главный прокурор города Москвы.

Ходил Паша, прижав локти к телу, чуть наклонив голову, как манерная девица. На голове у него была копна кучерявых, белых волос, которые пора бы уже было подстричь. Он носил красные шорты. И говорил не как мужик.  Все это было по-настоящему. Как же его ненавидели пацаны... потом кто-то ему даже запретил входить в столовую, когда там находятся другие люди. Я же смотрела на него с открытым ртом и брезговала. По-моему нельзя себя вести парню так, как вел себя он. Девок Паша ненавидел почти всех. По крайней мере, относился к ним с презрением.

Андрей сел на кровать возле Алины. Дима, что утром уходил в город вместе с Денисом, сел возле меня. Ох, и пьяные ж были они, разобралась я потом…

За стеной находилась комната охранников, которые  охраняли наш сон. Андрей же с Димой громко ходили по палате туда-сюда. И за это их то и дело выгоняли отсюда. Правда, они, как бумеранги, все равно возвращались через несколько минут. Я встала с кровати, что бы надеть сарафан. Дима стал передо мной и сказал:

– Зачем?

– Затем. – Он дышал мне в лицо, и я поняла, что если сейчас не отойду куда-нибудь, он начнет приставать. Я отошла к окну. Он сел сам на мою постель.

– Иди, садись, – пригласил он меня.

– Не сяду.

Он растерялся:

– Почему? Потому, что здесь сижу я?

– Нет, просто не хочу.

Алинина кровать с грохотом стукнулась о стену, причем ту, за которой были охранники. Мы с Димой оглянулись на Андрея с Алиной, засмеялись, потому, что все равно охранник уже был на подходе.

Распахнулась дверь:

– А ну пошли вон отсюда!!!

Если бы у него была дубинка, он бы, наверное, приложил к делу и ее.

Пока этих двоих не было, зашел еще какой-то парень. Очень высокий парень.

– Девчонки, я зашел пожелать вам спокойной ночи.

И сел на пустую кровать напротив меня. Всего кроватей в палате было четыре.

Я спросила у него, сколько ему лет?

– Девятнадцать.

– Серьезно?

А выглядишь намного старше.

Он секунду молчал, а потом ответил мне:

– А ты знаешь, что сама выглядишь лет на 25?!

Ого, он знает как меня зовут, сколько мне лет, и думает, что о нем я тоже все знаю. Жаль, но я его видела так близко впервые.

– Что ты почувствовала, когда узнала, что у тебя СПИД?

Ответила Алина:

– Я не сразу узнала. После того, как меня изнасиловали, я сдала все анализы, и мне сказали, что все в порядке. Но через три месяца позвонили мне домой…

– Ну, понятно.

– Так мне сказали прийти по адресу. Я по каталогу посмотрела, что это за адрес, и все поняла. Я плакала и плакала. А мама моя, когда узнала, две недели в психбольнице пролежала.

Да, антитела к вирусу СПИДа в крови появляются лишь через три месяца после заражения вирусом. А то и через полгода. Так что, вливая себе донорскую кровь, ни в чем быть уверенным нельзя.

У парня, что сидел напротив меня и желал нам с Алиной спокойной ночи, была, по моим представлениям, идеальная фигура. Талия, плечи и т. д.

– Я здесь с братом. Так у него, после того, как он узнал, полголовы стало белой.

Ничего себе. Два брата, два наркомана и два ВИЧ-инфицированных. Несчастные их родители. Если бы моя сестра была такая же, как и я, нашим родителям можно было бы сразу ложиться в гроб.

Когда он ушел, вернулись Андрей с Димой. Тихо закрыли дверь:

– Кто-то приходил, пока нас не было?

Я описала, кто приходил. Дима сказал Андрею, или Андрей сказал Диме, что это Карен. Точно, Карен.

– Вот, блин…

Они улыбались и одобрительно кивали головой. Им было весело от всего происходящего.

Еще раз их выгоняла медсестра, но на пол дороге в свою палату они  уломали ее оставить нас в покое, снова вернулись. Посреди ночи мы с Алиной остались одни, и день закончился.