-Ага! – высмеял ее папа, - еще иллюминацию и на улицу провести: что б им виднее было?

Я засмеялась и ушла в свою комнату. Подошла к зеркалу и загляделась на свои волосы. За три года волосы отросли почти по пояс; они были шоколадного цвета с рыжим отливом на солнце, немного вились… пушистые… такой цвет еще поискать надо было! А в общем, я таких волос даже в рекламе не видела. Какой же я была раньше дурой, что стригла их и красила! Нет, все – таки у моей сестры в голове побольше, чем у меня. Она с детского возраста не делала себе короткую стрижку. Правда, она у нас натуральная блондинка… но у нее волосы не вьются, как у меня, и намного жестче, хотя копна хорошая. Но даже на ее я свои бы волосы не променяла. Видел бы сейчас их Вова… мы тогда в Ереване стояли возле окна, он стоял сзади и обнимал меня за талию. На улице шла девушка с длинными волосами.

-Такие у тебя были волосы?

-Нет, длиннее.

Его обуревали чувства:

-И ты их обрезала?! – он закачал головой, - вот моя сестра как-то только заикнулась, что хочет подстричься, так я … запретил ей.

Его голос звучал так удивленно:

-… нет, сказал, не дай Бог… Послушалась.

Еще он рассказывал, что иногда едет вечером по городу…

-Вижу, идет сестра с подружками. Я останавливаюсь, - ночь на дворе! – кричу ей: а ну-ка быстро в машину! И везу домой. Повезло ей, что у нее есть два таких брата. Мне бы на ее месте хотелось, что б у меня были братья.

     Я потом рассказала маме эту историю. Она засмеялась:

-Очень приятно иметь двух братьев – наркоманов.

Не согласиться с ней я не могла. Но все – равно, мама все – таки, ну ничего не понимает в жизни…

Знаю, что чувство юмора у меня никудышнее. Я с самого рождения все принимаю на веру, а если кто-то из-за этого смеется, так я принимаю близко к сердцу. Хотя странно, я так часто и долго обманывала маму, например, что должна была бы и другим не верить, но…                         

Вот и закончился еще один день, похожий на все предыдущие. Холодно – хоть и весна. Поэтому лежать в теплой постельке под одеялом намного приятней, чем высовывать нос на улицу, что я и делаю. Я наконец-то вспомнила как надо мечтать только голова коснется подушки. Конечно, связь с реальностью я научилась не терять, - как это было раньше, - и на землю возвращаюсь просто. До болезни же я просто ненавидела настоящее, и мне трудно было расстаться с иллюзиями. Еще меня перестало радовать то, что ночами я в комнате остаюсь одна. Я не понимаю, почему мы когда-то с сестрой разбежались по разным комнатам… мне сейчас стало необходимым ощутить существование еще одного человека рядом со мной. И вовсе это не страх, а скорее прихоть. Да в общем нет никакой разницы как я это назову, мои желания все – равно не исполнимы.

Вот и завтра мы с родителями едем в город мне за таблетками – снотворным. К врачу за рецептом мы идти не хотели, и мама нашла старый рецепт за 11 месяц 2002 года. Она исправила двойку на пятерку, так, что получилось, что это рецепт за 11 месяц 2005 года. И уже только когда я легла спать, я вспомнила – вернее до меня дошло, - что 11.05 года еще не было! О чем рассказала маме. Но исправлять еще раз было опасно.

Я уже столько лет живу на таблетках, в тепличных условиях, и со всей ответственностью говорю, что к людям меня не тянет. Кто-то сказал, что чем больше узнаешь людей – тем больше начинаешь любить животных. Вот я теперь и люблю своего кота: вредного, крикливого, каким он сейчас стал, но в то же время ласкового и красивого. Он иногда конечно выводит папу из себя – на компьютер лезет, или под компьютер – с проводами поиграться... А я сильно подозреваю, что не провода ему там нужны, а всеобщее внимание. Мы ему даже нашли старых проводов и повесили на стул, играйся. На фиг они ему не нужны, так же, как и конфетки, и фантики, а зимой и игрушки с елки… Раньше как-то он игрался со своей едой: кусочком мяса. Подбрасывал его и ловил. Часами мог так скакать. Но теперь, видите ли он вырос.

Мама посадила в ящики рассаду и заняла ими все подоконники. Куда ж котюне, бедному, деваться? Так он и бродит по рассаде. А что? Солнышко… травка… класс! Очень хороший котик. Чего нельзя сказать о нашей собаке. Тут недавно по улице сучка какая-то гуляла, и вся течка две недели обитала у нас во дворе. Видите ли наш пес той сучке понравился.

Около девяти меня разбудила мама. Раньше я ненавидела оставаться дома, теперь я так же не люблю дом покидать. Вроде и к врачу идти не нужно, и после аптеки намечается поход на вещевой рынок, но так на душе не спокойно…

-Я жду вас в машине! - Крикнул папа.

Был еще один товарищ, которому не нравилось, что мы уезжаем, - кот. Все понимает – как собачка, и мявкает, и крутится возле ног мамы; а, когда уже стало совсем понятно, что ни выпускать его на улицу, ни брать с собой мы не будем, он прыгнул на подоконник и проводил нас печальным взглядом.

Мы сели в машину. Через пять минут поднялся вопрос о кассетах и нашем президенте.

-Березовский привык держать в кулаке Кучму и всю старую власть, теперь он хочет это делать и с этими, - говорил папа.

-Да, - соглашалась мама, - они раньше все в одном круге работали, вертелись, и естественно на кассетах есть и они. Где-то надо было и поддакнуть Кучме, в чем-то согласиться…

Машина запрыгала по ухабам, а я удивилась:

-Ну где, в какой стране еще есть такие дороги?

-Нигде, - безапиляционно ответил папа.

А мама вспомнила:

-Вон, приехали к нам из-за границы делать дорогу. Составили смету, подбили цену, а когда взялись за дело… какая там смета! Слой асфальта должен быть 45 см, а у нас – 3 см!

Папа когда-то учил меня водить автомобиль, и с тех пор я сильно боюсь, когда он выезжает на встречную полосу, что б обогнать очередной грузовик. Ничего, закрываю глаза и терплю.

Вот мы уже въезжаем в город… Вот крутой подъем вверх, и я опять закрываю глаза. Боже… я сама на себя не похожа… какой я раньше была смелой!

Папа остановил машину, и мы с мамой вылезли и пошли в аптеку. Аптека считалась именно больничной, и в ней всегда стоят люди в две очереди, и всем нужно очень много. Пока мама стояла в одной очереди, другая почти рассосалась. Но, когда мама решила перейти в другую очередь, оказалось, что здесь дело пойдет еще медленнее, чем в той, где она стояла только что. Я сидела напротив на скамейке и наблюдала, как мама стоит на распутье. Наконец-то девушка отпустила нам лекарства и собралась было забрать себе рецепт.

-Ой, девушка, не забирайте, пожалуйста.

-Но я должна.

-Понимаете, мы не местные, не всегда к врачу можем попасть, что б она выписала рецепт…

-Ну ладно.

Наглость – второе счастье, - решила я. А мама, выйдя из аптеки, объяснила свое поведение:

-На том рецепте дата 11.05. как я могла его ей оставить?

Мы вернулись в машину и поехали на рынок. Здесь, в городе все – таки выбор побольше, чем в нашем селе, хоть оно и называется городом. Папа остался в машине.

Некоторое время мы с мамой ходили безрезультатно, потом я вспомнила, что папе нас ждать не мед:

-Мама, пойдем быстрее. Папа, - я всем видом дала понять, что там же папа.

-Подождет. Не спеши, один раз в жизни выбрались.

Одежда кругом была розовая или черная в розовый цветочек. Но, гадство, все это изобилие - для очень худых. А что делать нам, полным? Всякие бантики, бабочки, рюшечки… все одесское – то есть цыганское. Когда мы жили на севере Украины, там одежда была другой. Интелегентней.  В итоге я купила юбку по колено, прямую, как и хотела; две кофточки, белье, и все это розового цвета. Кругом, кругом все розовое, хотя модным он был в прошлом году, а в этом модный – оранжевый.

Я пришла в машину, отпустив маму бродить по ларькам с цветами и семенами. Села и стала рассматривать свои покупки. Через 45 минут мы с папой услышали, как мама стучит по багажнику. Папа вышел из машины. Слышу, его голос:

-Деревья?! А куда ты их будешь садить?

Действительно, в нашем маленьком огороде уже плюнуть некуда было. Ну и мама…

Только мы отъехали, как она издала какой-то звук, похожий на тот, что издают – когда что-то потерял или забыл. Папа не успел еще сильно испугаться и только уставился на нее, когда она сказала:

-А какие там колбасы… Мясо, пахучие сыры!.. а я только косточек собаке купила.

Все это нам нельзя – потому, что у нас сейчас пост. Мы ведь православные христиане.

Я и папа в один голос заорали:

-Я думал ты что-то потеряла!!!

-Я думала, что ты что-то забыла!

Мне на заднем сидении из-за гула машины было плохо слышно о чем они там говорят, но я уловила, что они опять говорят о Ющенко. Папа удивлялся:

-И откуда он такой ярый украинец взялся? Ни слова на русском языке не скажет! Вроде и родился на севере в Сумах…

Мы с сестрой в детстве отдыхали там в лагере:

-Да, я же была в Сумах, там никто слова на украинском не скажет.

-Ну так и я о том же!.. Наверное, это влияние его жены. Она ж русского языка  вообще не знает.

Мы ехали и дивились, что дороги все – таки делали.

-Может кто приехать должен? – предположила мама.

Дальше говорит папа:

-Ох и боятся ж они… а – а!.. гады.

Через час мы были дома, и, конечно же, я начала мерять обновки. Юбка на ощупь такая нежная… даже ногам приятно. А вязаная блузка – такая классная! Потом я достала из шкафа летнюю одежду и стала мерять ее. Все сказали – все хорошо, а мне больше и не надо.

-Блин, бедный Ющенко, ему надо менять все и всех, а кем и как? – выразился папа после сюжета в новостях о зеках больных туберкулезом, которых не лечат, а в карточках пишут "здоров”. – Ох, Ющенко, я тебе сочувствую.

А мама садила деревья. Пришла. Рассказывает:

-Мыкалась – мыкалась, одно деревце приткнула на место старой пропавшей алычи, а второе… ну нет места и все! Так пришлось за воротами на улице садить…

Кот, блин, ничего не ест… сам. Надо взять кусочек мяса, подсунуть ему под нос; он оближет, обнюхает и потом съест, словно сделает нам одолжение. А не корми – сдохнет! Он и на мосту тогда подыхал от своей лени, или так называемой породы. Другой бы на его месте бегал, и скал чего-нибудь поесть, к прохожим бы приставал, а еще лучше ушел бы поближе к базару. Там к рыбному павильону, или мясному…

Так и живем мы: я, мама, папа и кот. Сестра на заработках в Москве – через неделю приедет с подарками и будет писать диплом. И тут начнутся нервы. Она сказала, что купит специальные наушники к компьютеру, что б одеть их, включить музыку и никого не слышать и ничего не видеть, кроме экрана компьютера. Папе эта идея очень понравилась, только цена не понравилась, и сегодня в городе на рынке он купил ей такие наушники с микрофоном, только несколько дешевле. Так, что и мои лекарства и мои шмотки, и мамины деревья и эти наушники стоили 100 долларов в общем итоге. Ну, сэкономили? А вообще-то папа подумывал уехать пока к родителям, где все еще был прописан, что б застраховать машину. Вдруг окончательно утвердят закон, который сильно не понимает папа:

-Я понимаю, если ты боишься за свою машину – идешь и страхуешь ее! Но эти ж мудаки придумали ерунду, что я страхую не себя и не свою машину, а третье лицо! Если я кого-то собью – ему страховка.

А мама подумала:

-Правильно…  если у тебя нет средств на его лечение, тебе как – раз…

Папа ничего не ответил.

                                                                        1 апреля 2005 года

 Мама по утрам читает полчаса молитвы, а потом идет гулять с собакой. Хоть мы и живем в частном доме, а собака – в собственном дворе, но ему положена еще и 15 – минутная прогулка. В 11 часов приехал папа  и пустил собаку в дом, так маме никакими силами не удалось его выгнать во двор; топчется на месте и зовет, идем гулять! А маме пока некогда:

-Надо подождать. Ну что мне с тобой делать? Ложись тут и лежи, раз не хочешь уходить…

Что он и сделал – улегся и занял полкоридора. Рядом была дверь в ванную. Смотрю, Черный, - мы так иногда называем кота, - пытается лапкой открыть дверь из ванной. Он там, как всегда отдыхал. Но стоило собаке зайти в дом, как кот бросил все свои дела и начал выхаживать у собаки перед мордой. Мы с мамой боимся, что бы, не дай бог, собака его не цапнул. А кот всем своим видом дает понять, какой он у мамы любимчик, трется у ее ног и кричит; естественно все внимание коту.

Мама спрашивает:

-Чего ты, кицюня, хочешь?

Но собака терпит, лежит и наблюдает. Мама говорит мне:

-Последи за гречкой. Через 5 – 7 минут попробуешь ножом, если воды нет, то выключишь…

Не успела она еще договорить, а пес уже подскочил и гарцует, отходя к входной двери. Все, блин, понимает и все – равно все делает по-своему. Я, например, еще не поняла, что мама вняла его мольбам и собирается его вести на прогулку, а он понял.

Кот у нас настоящий: ночью где-то шляется, а днем и вечером дрыхнет.

Я ушла в свою комнату делать зарядку, выключив сперва гречку. Слышу – кот орет. Выглядываю:

-Где ты орешь?! А?

Заглянула в спальню родителей, а он стоит на постели и смотрит на подоконник, вернее на ящики с рассадой. Пока я молчу – он молчит, я к нему обращаюсь – он кричит.

-Не смей, - говорю. – На рассаду лезть нельзя.

Он дальше стоит. Мама уже вернулась, и я позвала ее уладить конфликт:

-Смотри.

Мама отвечает:

-Кицюня, у тебя есть свободное окно в зале, туда тебе можно.

Приняв душ, я села писать книгу. Зашла мама:

-Глянь, жопами друг к другу повернулись и спят.

Это папа и кот лежали в зале на диване. У нас три комнаты – но это только название. Из зала выходит дверь в мою комнату и дверь в спальню, поэтому, когда открыта моя дверь, мне зал видно.

Мама в моей комнате сунула нос в рассаду. Между прочим, это выращивались помидоры

-Что тут у нас делается? А – а, лес тут у нас делается!

Я хотела сказать, но промолчала, - папа только час назад сам смотрел на этот лес и кивал головой:

-"Помидоры уже в землю садить надо, а там мороз”.

Зато пока хоть мама меня не заставляет тягать с ней эти ящики туда – сюда: то на улицу, что б приучить к солнцу и свежему воздуху, - то вечером обратно в дом, что б они не пропали.

Хорошо маме, у нее есть любимое занятие: выращивать помидоры и цветы. И это увлечение дает свои плоды, как в прямом, так и в переносном смысле. А я вот пишу, пишу… а что толку? Как мне хочется, что б кто-то прочитал мои мемуары – то есть мою книгу – и сказал: "да… сильная вещь”. Но, во-первых, ее сначала надо отпечатать на компьютере, потому, что пока пишу я ручкой. Сама я это делать не хочу. А кто, если не я? Но переживать все опять сначала… Во вторых, надо найти знакомого редактора, что б тот прочитал. И в третьих, даже если это случится и ему понравиться, - как сделать так, что б никто не догадался, кто настоящий автор этой книжки? Конечно, я пыталась писать так, что б было не очень-то понятно о ком и где - но близкие поймут. Конечно, я надеюсь, что моя книга произведет революцию в нашем мире. И люди перестанут бояться ВИЧ – инфицированных и больных психическими заболеваниями. По-другому посмотрят на наркоманов… что-то всколыхнется в их душах. Но даже тогда нельзя, что б все обо мне все узнали. Хотя, Меджик Джонсон как-то живет? Не  могу сказать, что припеваючи, потому, что неуверена в этом…

Так же я думаю, что моя книга оказала б великую услугу Геворкяну – прочитав, что я не умерла после лечения в Армении, больные бы со всего света поехали в его  больницу.

Нас с мамой и папой удивлял тот факт, что даже в Интернете нет никакой новой информации об арменикуме или той больнице в «Бангладеш». Все старое – что мы и сами видели и знаем. Нам не известно: продолжают в Ереване лечить или давно уже закрыли все. Я думаю, что за большие деньги они  кое-кого лечат. Помню, как Левон Артемович рассказывал, что прогнал шесть фотомоделей из Киева – лесбиянок-наркоманок. А деньги-то нужны? И через некоторое время он все-таки принял их и лечил. Повезло тем, кто лечился после нас: и вены лекарство больше не жгло, и побочных эффектов после него никаких… и в общем курс лечение сокращен в два раза. И, между прочим, ничего не слышно не только об арменикуме. Молчат и об американском лекарстве, не говоря уже о белорусском и украинском. Одна надежда на Китай. Вроде там уже опробуют лекарство на людях. Может, благодаря их коммунизму, что-то и будет, ведь у них еще остались какие-то другие ценности, кроме денег и наживы.

Как-то была передача по телевизору о помощи ВИЧ – инфицированным. Так один певец доходчиво объяснил что это за благотворительные концерты, и почему он против них:

-Мы, - говорит, - дали концерт. Это был первый благотворительный концерт, который мы пели для онкобольных. А через несколько дней мне стали звонить дети и говорить, что деньги до них так и не дошли. Всегда есть третье лицо, которое себе берет эти деньги и просто исчезает.

А я – что – не знаю? Сколько раз выделялись средства на лекарства для нас? И куда они только девались! Врачи в Киеве только руками разводили:

-Знаем, выделялись средства, но мы их не видели.

Сам себе дал, сам себе взял.

В Америке… в Германии… немыслимые суммы уходят на разработку лекарства от СПИДа, и представьте себе, что будет, если его  разработают? Все! Краник, из которого капают денежки, закроется. И кому это надо? Только нам – больным. Хотя я уже сомневаюсь, что я больная. Папа говорит, надо сдать анонимно анализ, может там уже и антител давно нет.

Столько таблеток пью уже столько лет подряд… недавно шла из магазина и как прихватило в правом боку в области печени! Шаг больно сделать, думала домой не дойду. Слава богу, через минуту боль отпустила. Теперь, бывает иногда заболит желудок – я выпью сырое яйцо, и все проходит.

Вечером начинался сериал "Клон”. В прошлой серии Джад провела ночь с Лукасом. Теперь приехал ее муж Саид и спрашивает:

-Как ты провела ночь?

За нее отвечает мой папа:

-Прекрасно! А день – еще лучше. Мусульманка, блин.

Я хихикаю.

-А че она? Ведет себя, как проститутка! Лукас и тот говорит: "давай поженимся”… а ей абы подгулять! Ох, эти бабы… 

Рядом с папой на диване лежит, вылизывается кот. Перепало и ему:

-А ты? Куда ты ночами ходишь? Ну их всех в баню.

Папа имел в виду баб.

А мне нравится, как мусульмане смотрят на жизнь: любовь приходит в браке, а не наоборот. У нас в браке любовь убивается. Они не пьют спиртных напитков и всегда веселые.… Женщины от незнакомых прячут свои лица. Я бы тоже так хотела, что б никто не смотрел на улице и не глазил. Не говоря уже о том, как мне нравится их музыка! А еще в этом фильме показаны настоящие неумирающие чувства, и я чувствую себя не такой уже и ненормальной. Не то, что в "Мелроузе”, где каждый с каждым, и через день, и у всех - любовь.

Бывает, как стукнет что-то! Или старая красивая музыка заиграет где-то рядом, или я услышу знакомый и любимый запах одеколона и сигарет… или я просто что-то вспомню очень приятное, что почему-то мой мозг пять лет от меня прятал… Мне становится так хорошо (!), и я тогда пишу стихи. Мои стихи – мне как дети, я ревную всех к ним, не дай бог, кто-то скажет что-то плохое в их адрес!