НАЧАЛО ЗДЕСЬ: http://nerlin.ru/vladimir-takhistov-povest-zigzagi-sudby

Глава 11.

Второй день бушевала вьюга. Третьего дня с утра было еще все спокойно. Кажется ничего не предвещало изменения погоды к худшему. К вечеру поднялся ветер, началась поземка. Иван думал, что к утру все успокоится. В этот день, за двое суток до предполагаемых родов он хотел отвезти Катю в больницу. С самого начала она напрочь отказывалась от услуг сельской повитухи, хотела, чтобы все было, «как у людей». А тут, как назло, разбушевалась метель. Постепенно скрылись очертания сельских построек. Непрекращающийся ветер гнал снег то на север, то вдруг менял направление и нес его в противоположную сторону, а то и вовсе кружил его, поднимая и унося куда-то в сторону. В течение нескольких часов на улицах деревни и дорогах образовались огромные заносы и переметы.

Иван оделся и вышел на улицу. Осмотрелся и покачал головой.

• Да, - подумал он, - в такую погоду ехать куда-то совершеннейшее безумие. Даже, когда вьюга утихомирится.

Иван натянул поглубже шапку, втянул голову в плечи и не спеша двинулся напротив, к соседке Анне Игнатьевне. Дважды падал, не состоянии вытащить ногу с протезом из плотного смерзшегося снега. Он постучал. Не услышав ответа, с трудом открыл заснеженную дверь и вошел в сени. Отряхнулся от налипшего снега и вновь постучал. Не услышав ответа, вошел. Увидев его, Анна Игнатьевна нисколько не удивилась.

• Никак началось уже?

Иван опешил.

• Что началось?

• Рожать Катя готовится?

• Н-н-е знаю, - неуверенно произнес он, - вообще-то она считает, что завтра, а может быть, послезавтра. Я думал в больницу ее везти, да, видите, какая погода...

• Да, погода, хуже не придумаешь. И с этим делом временить никак нельзя. Ты вот что, Ваня. Ступай домой. На всякий случай печь натопи, чтобы тепло в доме было, воды приготовь побольше, да чтобы теплая была, простыней там... в общем, Катя должна все знать. А я схожу к Агафье. Да не боись ты, мне не впервой в такую погоду...

Иван был удивлен, увидев, что Катя достала чистую простынь, разложила на столе как-то по-особому и режет ее ножницами.

Катя ласково взглянула на Ивана.

• Вот, готовлюсь.., - улыбнулась она.

• И откуда ты все знаешь?

• Ну, во-первых, не все, а во-вторых, не забывай, что мама у меня фельдшером была, ей не раз приходилось роды принимать. Кое-что она мне рассказывала... Да к тому же ведь я училась в женском институте...

• Ах, да. Признайся, страшно тебе?

• Все новое, неизведанное всегда вызывает какие-то особенные ощущения. А тут рождение ребенка! Конечно, страшновато. И за ребеночка и за себя, конечно. Я уже поняла, что в никакую больницу по такой погоде я не попаду. Так что иди, Ванечка, ищи местную бабку-повитуху. Боюсь я, Ваня...

• Я заходил к соседке нашей, так она уже пошла... Ладно, я пока воды принесу...

• Куда ты пойдешь? Вон снегу набери, талая вода не хуже будет.

• Катенька, а ты кого хочешь, мальчика или девочку? - неожиданно задал Иван давно мучивший его вопрос.

• Мне все равно, лишь бы скорее все произошло, да чтобы дитё здоровенькое было...

Катя замолчала. Иван почувствовал некоторую неуверенность в ее ответе, но промолчал.

В это время они услышали шум и возню в сенях. Дверь распахнулась в клубах морозного воздуха в комнату ввалились две закутанные с головы до ног женщины. Несмотря на попытки очиститься в сенях от налипшего снега, они выглядели как слегка подтаявшие снеговики.

Женщины шумно разделись, сложили аккуратно одежду на лавку и пододвинули лавку поближе к печке.

• Это штоль роженица? - произнесла одна из них, оглядывая Катю.

Катя стояла, скрестив руки на животе и вопросительно поглядывая то на вошедших, то на Ивана. Анну Игнатьевну, соседку Катя узнала сразу и даже как-то улыбнулась ей. Вторая, та, которая интересовалась роженица ли она, ей не понравилась. Старая, скособоченная, неприветливая... Что-то неприятное было в ее облике. Кате стало по-настоящему страшно.

В это время то ли от неожиданности и испуга, то ли время просто наступило, Катя неожиданно нагнулась, сильнее охватила живот и издала звук, отдаленно похожий на стон.

Обе женщины оставались спокойными. Они деловито осматривали место предполагаемого действа и все ли как следует подготовлено. Заглянули в спальню. Увидев в углу у окна икону, которую она подарила Кате и Ивану под Новый год, Анна Игнатьевна перекрестилась и довольная, повернувшись к Кате тихо сказала:

• Все хорошо будет, не волнуйся. Ступай, милая, полежи. А ты чего стоишь? - это уже к Ивану, - ступай отсель, нечего тебе здесь крутиться. Без тебя управимся.

• А когда закончится это все? - спросил он, переводя взгляд с одной женщины на другую.

• Один Бог знает. Может, через несколько часов, а может и до утра не свершится...

Иван оделся и вышел. Метель утихомирилась, ветер стих. Иван вышел за ворота. Вдоль улицы, между сугробами была уже протоптана еле видимая тропинка. Он вздохнул, выругался в сердцах и направился в сторону Правления.

Он был рад, что по дороге никого не повстречал. Зашел в свою комнату, включил радио и задумался. В это время что-то в репродукторе затрещало, зашипело и голос районного диктора сообщил «последние известия».

«… за истекшие сутки наши войска после длительных ожесточенных боев овладели городами Ржев, Льгов... Велись бои западнее Ростова-на Дону, юго-западнее Ворошиловграда, западнее Харькова... На других участках фронта наши войска вели наступательные бои на прежних направлениях...».

Иван на минутку представил себе карту страны.

• Да, долго еще до границы топать. А ведь еще и Европу от немца освобождать придется... Годика два уйдет, не меньше.

Иван посидел еще несколько минут и принялся за работу. Он снова и снова просматривал старые регистрационные книги. Его мучил один и тот же вопрос:

• Почему раньше приписок не находили, а в этом году вдруг нашли. И что это за «приписки»? В чем они заключались?

Он уже к который раз просматривал эту книгу, проводя пальцем буквально по каждой строчке. Стоп! Скорее по наитию, чем ощутив что-то на самом деле, Иван задержал свое внимание на незначительную шероховатость, этакую задоринку, почти незаметную на гладкой бумажной поверхности. Он присмотрелся, поднес книгу под самую лампочку и посмотрел на страницу под углом. Точно! Сомнений нет! В этом месте первоначальные цифры были исправлены, причем, исправлены мастерски.

Иван задумался. Зачем Григорию, прежнему учетчику это было нужно? Незачем! Это нужно было тому, кто мог материализовать то, что было скрыто под сухими числами отчетности...

Иван мысленно обратил взор напротив, где через коридор находилась бухгалтерия. Неужели... От этой догадки его бросило в жар. Он посидел еще несколько минут, медленно поднялся все еще что-то обдумывая, решительно открыл дверь и направился в сторону кабинета Председателя.

• А, Иван, заходи. Ты же вроде отпрашивался, говорил...

• Катерина рожать собралась а тут непогода. Так меня прогнали из дому, чтобы не мешал...

Он замолчал, не зная с чего начать.

• Я, Афанасий Борисыч, все думал, за что же пострадал Григорий...

• А, ты вот о чем... Рассказывай, если есть что.

Иван показал Борисычу книгу, где он обнаружил исправление и рассказал о своем предположении. Борисыч выслушал не перебивая, затем откинулся на спинку стула.

• По-моему Гриша никогда бы сам не догадался до такого. Или его подговорили это сделать, в чем я, откровенно говоря, сомневаюсь, или попросту нагло подставили...

Я попытаюсь что-нибудь выяснить хотя это будет очень трудно, считай, почти невозможно. Сам будь внимательным. И вот еще, что. О своих подозрениях и о нашем разговоре, никому. Понял?

• Понял, Афанасий Борисыч.

• А теперь ступай в магазин, Марковна еще не закрыла и предай ей вот эту записку. На крестины не забудь позвать, - то ли в шутку, то ли в всерьез сказал он на прощанье.

Иван торопился. На улице совсем темно. Только темнеющая на отдающем серебром снежном покрове протоптанная за день тропинка, не давала сбиться с пути.

• Во время пришел, словно время вычислил. С дочкой тебя, Ваня!

• Как с дочкой? Уже что ли? Вы же сказали... до утра.

• Молодец она. Впервой рожала, а словно всю жизнь этим занималась. Все хорошо, все ладно обошлось. Вот я еще немного посижу, пока следующее кормление будет, да и пойду. А завтра с утра приду.

• Так вы погодите... Как же так? А за новорожденную?

• И то верно. Давай Агафья, раздевайся. Посидим малость, да за здоровье Кати и ее доченьки выпьем. Как решили назвать-то?

• Не знаю, не задумывались как-то. Пойду хоть посмотрю на дочечку.

• Ступай, только тихо, спят они, обе.

• Ладно.

Иван достал бутылку «казенки», что выдала Марковна по записке Борисыча, принес кружки, нарезал толстыми ломтями хлеб и тонкими дольками сало, «четвертовал», как он выражался, луковицу и уложил все это в тарелки. Анна Игнатьевна сходила в сени и принесла полную тарелку квашеной капусты, холодной, со льдинками,.

Не успели закусить, как раздался плач. Сначала он был негромкий, похожий на всхлипывания, затем все громче, все настойчивее. Анна Игнатьевна встала, подошла, взяла ребенка и поднесла ее к Катиной груди.

• А ты не спи, дочку покормишь, потом поспишь, если удастся. Такова наша бабья доля. А титьку-то ладно берет, молодец. Эта голодной не останется, лишь бы молока было вдоволь. Ты ей, Ваня, пить побольше давай, да тепленького, тепленького.

Ладно, пошли Агафья, пусть теперь сами управляются.

Иван стоял посреди комнаты и зачарованно смотрел, как дочка временами слегка причмокивая, сосала грудь. Катя улыбалась.

• Как назовем нашу красавицу?

• Аней. Аннушкой. Будет Анна Ивановна, значит. Тебе нравится?

• Очень.

Покормив дочку, Катя запеленала ее и уложила на топчан.

• Зачем ты встала? Тебе лежать надо, - заволновался Иван.

• Ничего, посижу с тобой немного...

Катя задумалась.

• А помнишь, как мы женились? Афанасий Борисыч договорился с председателем Звонарьского сельсовета, чтобы нас зарегистрировали. Зимой, в январскую стужу он же упросил Кузьму Ерофеича, чтобы отвез нас в Звонари. Мы приехали, а секретарь сельсовета, забыла как ее звали, спрашивает: «Где свидетели? Без них нельзя. Надо, чтобы было двое свидетелей». Тут не растерялся сам председатель, нашел кого-то чуть ли ни в коридоре, а вторым был Кузьма... И еще, сказали, чтобы фамилию не

  меняла, а то проблем с обменом паспорта не избежать. Вот и вся наша свадьба...

   

Катя замолчала.

• Ты знаешь, не так когда-то я представляла себе дальнейшую жизнь. Я мечтала, что когда буду выходить замуж, позову на «девичник» всех девочек из нашего класса. Я никогда не задумывалась какая у меня будет свадьба. Я знала только одно, что если у меня родится девочка, мы будем ее крестить в лучшей церкви, чтобы все красиво было, торжественно... А о мальчике почему-то тогда не думалось. Смешно как-то. Мы, девчонки всегда о чем-то мечтали...

Только отошла Катя, чтобы лечь, как раздался ее голос:

• Смотри-ка, улеглась! Пошла!

Иван подошел и увидел, как кошка пристроилась сбоку возле новорожденной и лежит, согревая девочку своим теплом. Он засмеялся.

• Видишь, и Мурка ее любит...

Шел к концу день третьего марта сорок третьего года.

Глава 12.

Стояли жаркие дни конца июля. С вечера по деревне пронесся слух, что сегодня прибывает на станцию первый эшелон с демобилизованными. Две запряженные лучшими лошадьми подводы уехали встречать героев еще на рассвете. К обеду потянулись селяне группками и в одиночку к зданию Правления. В ожидании каких-нибудь сообщений стояли молча, тихо перешептываясь. У многих в руках цветы. Из выставленного на окно репродуктора слышалась музыка...

Иван медленно прохаживался среди собравшихся. Так уж вышло, что из колхозного «начальства» в Правлении оказался сегодня только он один. Борисыч с Федоровной по каким-то срочным делам а район укатили, бухгалтерша — к родственникам в Звонари...

Накануне вечером неожиданно к Ивану зашел Борисыч.

• Ты вот что... Завтра ожидается прибытие эшелона с демобилизованными. Люди надеются встретить своих живыми и невредимыми. Но, как известно, с войны возвращаются не все... Кто-то, может, еще подъедет, а кто-то уже никогда не вернется.

Людей надо попытаться успокоить, но обнадеживать особо нельзя. Так что тяжелая на тебя на завтра миссия выпала, солдат. Держись, парень.

Неуклюже маневрируя между людьми, Иван часто останавливался: то с тем перебросится парой слов, то с этим. Он видел, как люди были напряжены и, может быть поэтому, более продолжительного разговора не получалось.

Увидев стоящую одиноко пожилую, опирающуюся на крючковатую палку женщину, Иван подошел:

• Здравствуйте Петровна, как поживаете?

Ксению Петровну Иван знал хорошо. В первый раз она обратилась к нему вскоре после его назначения на работу. Он очень удивился, увидев перед собой незнакомую женщину, протягивающую ему два сложенных треугольником, письма.

• Прочитай сынок, не вижу я... , - и она вытерла кончиком платка слезящиеся глаза.

Это были письма от сыновей: одно датированное декабрем сорок первого, второе маем сорок второго.

• И давно вы получили эти письма?

• Одно, почитай, с месяц, другое недавно... Ты читай, чего пишут-то.

Иван пробежал глазами одно письмо, затем другое. На одну треть были оба заретушированные. Прочитал вслух. Из-за цензурных «правок » многое в письме казалось непонятным или не имеющим смысла и можно было лишь догадываться, о чем хотели написать матери сыновья. Женщина сидела, молча кивая головой.

• Ты мне лучше расскажи сынок, что пишут-то, а то я что-то не совсем...

Иван пересказал содержимое писем, добавив от себя то, что хотела бы услышать мать о своих детях. С тех пор Петровна еще два-три раза заходила к Ивану с письмами.

Однажды пришла она и прождала добрых два часа, пока Иван отсутствовал. Зашла к нему и показывает похоронку на младшего сына, который: «... в результате тяжелого ранения умер от ран».

• Почему она с этим... ко мне пришла? - удивился Иван.

• Ты не обижайся, что я со своим горем к тебе пришла, - ответила она на его немой вопрос, - в народе, хоть и говорят, что только для радости нужны двое, а горе, мол, можно снести одному, а я вот пришла...

Долго она тогда рассказывала Ивану о своей нелегкой жизни, о том, как мужа рано схоронила, как детей поднимала, и много еще о чем...

• Как поживаю, спрашиваешь? Да как я могу поживать? Вот пришла сюда... Даже, если своего не встречу, за других порадуюсь.

• Ну да, ну да... - только и смог ответить ей Иван.

Он еще постоял немного и двинулся дальше. Не заметил, как лицом к лицу столкнулся Марфой. Она держала на руках ребенка, а из глаз у нее потоком лились слезы. Марфа даже не пыталась сдерживать свои рыдания.

• Здравствуйте соседушка. Я смотрю, мальчик у вас. Как зовут-то? - поинтересовался Иван, - и почему плачем?

• Здравствуйте Иван Лукич. Коленька это, ему уже год и два месяца. Он уже ходит, - не без гордости сообщила она, вытирая тыльной стороной ладони текущие беспрестанно слезы.

• Опустите мальчика на землю. Пусть малыш погуляет. А то ваше настроение, не дай бог, ему может передаться, - посоветовал Иван, даже не обратив внимание, что Марфа не назвала причину своего расстройства, - родители-то живы, здоровы?

Марфа молча кивнула.

Встреча с Марфой напомнила Ивану события двухлетней давности.

Шел август сорок третьего. Наступление Красной Армии развернулось по всему огромному фронту. Ни у кого уже не вызывало сомнения в победе над проклятым врагом. Каждый день сообщали о подвигах наших солдат, о награждении военнослужащих, проявивших храбрость и героизм, боевыми наградами. Ходили слухи, что особо отличившимся в боях с противником могут, в качестве награды предоставить краткосрочный отпуск...

Слухи слухами, а в конце августа нежданно-негаданно в деревню с небольшой разницей во времени прибыли Николка Вягин и Остап Федоров, один сержант, другой старший сержант. Воевали они на разных фронтах, но надо же было такому случиться, встретились в родной деревне. Оба видные, в новой форме, при погонах и других знаках отличия и с боевыми наградами. Чем не женихи? Вот тут, как рассказывали, и закрутила Марфа с Николкой шуры-муры. То ли поженились они, то ли только пообещал Николка жениться на Марфе, никто толком не знал.

Быстро отпуск закончился и разлетелись соколики по своим войсковым частям.

Потом Никитка Лоскунов, сосед Николкин приехал, без ноги по самое никуда и с контузией. Ночами, говорят, криком от головной боли кричит.

Трое похоронки уже получили... Ох война, война. Наделала горя, проклятущая... Время шло. Родила Марфа мальчика и тоже Николаем назвала.

А еще Иван вспомнил, как девятого мая, вот также собрались почти все жители деревни по случаю победы над фашисткой Германией. Над Правлением красный флаг развивается.

Все было очень торжественно. Выступал Афанасий Борисыч с речью. А люди стояли и не могли сдержать слез. Одновременно слез радости и скорби.

• Победа! Победа!

Конечно все ждали окончания войны, но еще больше ждали возвращения своих детей, мужей, отцов... Кто из сельчан после этой страшной войны вернется живым-здоровым и сколько их останется в живых, из тех мужиков, которые были призваны в первые дни войны? О тех, которых мобилизовали в труд армию почему-то не вспоминали.

Вот и Марфа ждет своего суженого... Стоит с сыночком на руках и ревет как белуга, словно чует что-то нехорошее.

Вдруг раздались возгласы:

• Едут! Едут!

   

Народ зашевелился. Вездесущие мальчишки ринулись к околице навстречу подводам, показавшимся вдали. Волнение людей достигло апогея. Подгоняемые возницами, лошади

дружно бежали по уезженной дороге.

На передней подводе тесно сидели, покуривая и переговариваясь о чем-то трое. Три солдата, прошедших через всю войну и вернувшиеся живыми домой.

Что тут началось! Возгласы, крики, громкие рыдания — все смешалось в эти первые минуты встречи. Бывшие солдаты словно попали в окружение счастливых и опьяненных от встречи и переизбытка чувств родственников и близких.

Иван вспомнил, чем и как для него закончилась война. Обиднее всего, что он не мог быть причислен к категории участников отечественной войны 1941-1945гг. , поскольку «зимняя кампания» 1939-1940гг. именовалась как «отдельная война». Такое объяснение дали ему в военкомате. От ощущения глубокой несправедливости в горле застрял комок.

В это время он заметил, что вокруг него собираются люди.

• Иван Лукич! Может ты нам расскажешь, почему такая несправедливость?

Иван осмотрелся. Он понимал их, но что он мог ответить? Как успокоить плачущих и ревущих в голос, утирающих текущие ручьями слезы снятыми с голов косынками, а то и не стесняясь, рукавами, взрослых людей?

• Я вот вам что скажу, - помолчав, тихо начал он, - только-только закончилась война... Наши войска еще находятся и на нашей освобожденной земле и на территории стран, которые освобождали. Для них война еще не закончена, для них закончены только боевые действия. Нельзя вот так сразу всех по домам распустить. А сколько еще в госпиталях на излечении... Так что прибудут еще эшелоны и многие из вас встретят своих близких. И еще... Не буду кривить душой. Война, будь она проклята, есть война. И там, к сожалению, убивают...

Люди стояли молча. Кто-то тихо произнес:

• Спасибо тебе, Иван Лукич. Хоть горькую, но правду сказал.

Медленно, невероятно уставший, шел Иван домой. Шел и думал, не очень ли он людей обнадежил?

• Нет, вроде доходчиво все объяснил, без прикрас, - решил он и ускорил шаг.

• Папа! Папа пришел!

Навстречу Ивану бежала, размахивая ручонками, Аннушка. Иван подхватил на руки дочку, поцеловал ее и спросил

• Как дела? Чему ты сегодня научилась?

• Дела у меня хорошие. Я выучила песенку на французском. Хочешь спою?

• Конечно, хочу. Только я не знаю французского языка. Ты меня научишь?

• Не-е-е, я не умею. Ты маму попроси.

На пороге двери стояла улыбаясь Катя.

• Что же ты мне не сказала, что ты ее французскому учишь?

• Не только французскому, а и немецкому. Она очень способная девочка.

• А не будет так, что она все перепутает — русский, французский, немецкий и получиться «суржик» в итоге.

• У меня же не получился. Ты наверное забыл, что у меня в аттестате записано, что я могу работать домашней учительницей. Нас учили как методически правильно вести преподавание. Ведь в старых культурных семьях детей учили сразу нескольким иностранным языкам и дома они, в зависимости от обстановки и обстоятельств общались свободно и совершенно чисто на любом языке.

Катя замолчала и задумалась

• Ваня, а тебе не хотелось бы начать изучать какой-нибудь из языков? Я не говорю про оба.

• Что ты, что ты, - замахал руками Иван, - куда мне, да и не до этого. И зачем это мне? Где применить потом свои знания? Нет уж, не для меня это...

• Не торопись, Ванечка, с выводами. Жизнь не кончается. Неизвестно, как еще может все повернуться...

Иван посмотрел на Катю, подошел, обнял ее и поцеловал.

• Ну, хорошо. Мы еще как-нибудь вернемся к этому разговору. А сейчас расскажи, как встречали бывших фронтовиков, радости-то, радости, наверное, было...

• Да уж не знаю, что и рассказать...

Когда Иван закончил свой рассказ, они еще долго молча сидели обнявшись, глядя на начинающее темнеть небо и думая каждый о своем.

Глава 13.

Афанасий Борисыч стал сдавать. В это верить как-то не хотелось. За короткое время он уже второй раз в больнице. Говорят, снова инфаркт. Какие уж тут шутки!

Вот уже почти год, как в районе подобрали ему заместителя. Как положено, «провели» через общее собрание колхозников. Все - «чтобы по правилам». Звали его Нестор Петрович Семцов. Высокий, стройный, темноволосый, он по началу произвел приятное впечатление. Как положено в таких случаях, рассказал вкратце о себе, что сам он родом с юга, из Крыма, был на комсомольской работе, потом воевал, был ранен, вернулся в часть, демобилизовался лишь в сорок шестом.

• Где воевали-то? В каких войсках? - раздался чей-то голос.

• Воевал, где все, на фронте. А в каких войсках? Какая разница. Важно против кого. Против общего врага! - ответил вместо Семцова представитель «сверху».

Такая скупая информация вызывала множество вопросов, но представитель районной власти быстро скомкал всю процедуру «выборов» Семцова и уехал. Вот и все.

Заведующая животноводческой фермой, Вера Петровна, формально тоже считалась заместителем председателя, правда, по совместительству.

За какое направление колхозной деятельности будет отвечать Нестор Петрович, долгое время оставалось неясным. Позднее он объявил всем, что о является «заместителем по общим вопросам». Нестор Петрович облюбовал себе одну из свободных комнат и оборудовал там кабинет. Чем там занимался «заместитель по общим вопросам» никто не знал. Он оказался в меру коммуникабельным и не очень шел на контакт с людьми, что было непохоже на комсомольского работника, хоть и бывшего.

Однажды под настроение Иван спросил у Борисыча, что он думает о новом заместителе.

• Ничего не думаю. Наверное приставили, чтобы присматривался... Я ведь, того, могу скопытиться в любой момент...

• Да что вы, Афанасий Борисыч, такое говорите?

• А то и говорю. Тебе я вот что скажу, Ваня. У тебя в этом году, кажется, заканчивается срок твоей ссылки. Запрос присылали, как и что... Я думаю рекомендовать тебя на должность заведующего животноводческой фермы. Это дело нужно поднимать, считай с нуля. Восстанавливать поголовье, удои увеличивать, старые коровники отстраивать и новые строить... Вера Петровна на это не годится. Так что, если утвердят, придется переезжать тебе в Звонари.

Он замолчал, тяжело дыша. Затем продолжил:

• А пока никому ни слова. И вот еще... С новым заместителем старайся отношения не портить. Не известно как и что дальше будет. Признаюсь, я и сам понять не могу, что он за человек. Такая, знаешь, «темная лошадка».

Несмотря на предупреждения Борисыча, Иван все же рассказал Кате о содержании своего с ним разговора . Так уж сложилось, что у Кати и Ивана не было друг от друга каких-то тайн. Может быть причиной этому была взаимная привязанность, может быть общность их социального положения, а может быть то и другое вместе...

• Что ты обо всем этом думаешь?

Катя задумалась. Время томительно тянулось. Иван уже стал подумывать, не повторить ли вопрос, может быть Катя не расслышала...

Наконец, Катя подняла голову. В глазах ее стояли слезы. Сдерживаясь, чтобы не заплакать, она произнесла:

• Знаешь, Ванечка, меня давно беспокоит вопрос нашего будущего. Вот с тебя снимут обвинения, я не сомневаюсь в этом, а вот реабилитация, по-моему, тебе не «грозит». Так что ты будешь одновременно свободный и немножко несвободный. А о обо мне и говорить не приходится. Так и будем мы до конца жизни безвыездно жить в этой деревне. Даже в ближайший районный центр выехать не имеем права. У нас растет доченька. Пятый годик пошел. Что ждет ее в будущем? Конечно, я передам ей все свои знания...

• Ты права, Катенька. Права во всем. Но одно я могу тебе сказать — ничто не вечно под луной. Что-то должно измениться. Но не завтра. Пока ТОТ ( он показал пальцем куда-то в сторону северо-запада) жив, изменений не жди. Но и отчаиваться нельзя. Не терзай себя, Катенька.

Иван замолчал так и не дождавшись полного ответа на свой вопрос.

• Так как ты относишься к возможному переезду?

• Во-первых, тебе еще никто не предложил, в во-вторых, как ты думаешь, мне-то разрешат переезд? Ведь я для них никто.

• Ты моя жена и пусть попробуют не отпустить.

Вместе с тем Иван задумался. И было о чем.

Прошло уже, наверное, недели две. А может быть и больше. Борисыч более не вспоминал об этом разговоре, а Иван не счел нужным напоминать.

• Ну, поговорили... Но ведь не от него же зависело принятие решения, - думал Иван.

Однажды к вечеру, зашла Федоровна к Ивану и тихо, как будто боялась, что кто-нибудь услышит, передала, что на завтра его вызывают в район на заседание комиссии на 11 часов и что, мол, опаздывать нельзя, поскольку они этого не любят.

• Ты, вот что, Ваня... Я завтра по делам в район еду, так Борисыч велел тебя захватить. Только я рано поеду.

• Я готов в любое время.

• Вот и ладно. Я заеду к часам восьми, так что будь готов.

В комнате, куда секретарь пригласила Ивана, было накурено. Видимо, комиссия заседала уже довольно долго. За длинным столом сидели шесть человек, двое в новой форме МВД , остальные в штатском. На приветствие Ивана никто не ответил, только один из присутствующих указал ему на свободный стул.

- Фамилия, Имя, Отчество?

• Назаренко Иван Лукич.

• Так, Назаренко. По документам вы участник финской войны. Но нигде нет подтвержденных сведений, когда и при каких обстоятельствах вы были ранены. Поясните пожалуйста.

• Живых свидетелей не осталось. В разведгруппе нас было трое. Двое погибли на месте, а меня раненного, в бессознательном состоянии подобрал финский дозор.

• Как вы думаете, почему вражеские солдаты, я имею в виду финнов, оставили вас в живых, а могли,ведь, и пройти мимо?

• Могли, конечно. Спасли они меня, наверное, из чисто гуманных соображений. Я их не знал и никогда в дальнейшем не встречал.

• Может у тебя вовсе не ранение, а «самострел»? - спросил один одетых в форму., переходя неожиданно на ты.

Иван почувствовал, что внутри у него все закипает. Даже в фильтрационном лагере ему не задавали подобных вопросов.

• Так что, по-вашему, я сам себе и осколков навтыкал в другую ногу?

• Да, не кипятись. ты. На фронте мы всякого насмотрелись.

Дальше пошли вопросы, за что был задержан, за что осужден. У Ивана внутри все клокотало. Он никак не мог понять, что они проверяют или перепроверяют, то ли сверяют правильность ответов с написанным в документах, то ли не читая документов хотели непосредственно от него услышать, как все было. А может быть это все так, для формальности...

• Вот ваш председатель, Афанасий Борисович рекомендует вас на должность заведующего животноводческой фермой. Сами-то как думаете справитесь?

• Думаю, что справлюсь.

• А вот ваш новый заместитель председателя колхоза не очень высокого мнения о ваших организаторских способностях.

• Может быть он сам желает заняться животноводством, по совместительству, так сказать?

• Нет, нет. Это он так, в разговоре однажды высказался.

Иван задумался. Его совсем не волновало мнение Нестора Петровича, хотя сбрасывать со счета его не следовало. Его волновал другой вопрос и он решился.

• Я так понимаю... Если меня назначат заведующим фермой, что связано с переездом на другое местожительства, значит ли это, что с меня снимаются обвинения?

Сидящие за столом переглянулись и начали перешептываться. Прошло несколько минут. Наконец председательствующий выравнялся в кресле, кашлянул в кулак, посмотрел пристально на Ивана и произнес.

• Снять с вас обвинения или не снимать, должен решать суд, а не наша комиссия. Формально срок вашей ссылки закончился, так что в пределах нашего административного района вы можете свободно перемещаться, не спрашивая никакого разрешения.

Ивану задали еще несколько ничего не значащих вопросов и отпустили.

Только к вечеру Иван добрался домой. Катя встретила его немым вопрошающим взглядом. Видно было, что она сильно взволнована. Казалось, даже на Аннушку подействовало ее состояние. Девочка стояла, обхватив ручонками мамины ноги и молча смотрела на отца. Иван подошел, обнял Катю, поцеловал ее в висок, поднял высоко, под потолок, дочку, отчего та залилась веселым смехом, поставил ее на пол и снова обнял Катю.

• Все будет хорошо, Катенька!

У них давно было заведено — во время еды, особенно при ребенке серьезные дела не обсуждать. После ужина Катя уложила дочку спать, села напротив, положила свою головку на ладони и приготовилась слушать.

Иван подробно рассказал о комиссии, на которой ему пришлось снова повторять ( уж в который раз!) свою историю, рассказал о новом «подозрении» в связи с ранением. Все это время Катя молча слушала. Ее волнение выдавали лишь руки, которые она то убирала со стола, то снова возвращала их на место. Только однажды Катя прервала рассказ в том месте, который касался свободы перемещения.

• Ваня, мы в самом деле сможем поехать, если захотим, например, в Омск?

• Я думаю, что сможем. Как ты думаешь, какое решение они вынесут в отношение меня?

• Я думаю, что нам нужно потихоньку собираться...(Святая наивность!)

Прошла неделя, другая, месяц, второй. Иван решил, что по каким-то мотивам он не получил согласия комиссии.

Он еще не знал,что после рассмотрения и выводов той злополучной комиссии, решение об утверждении Ивана на должность заведующего животноводческой фермы должно быть принято райкомом партии. Там, или были заняты более серьезными делами, или не особенно доверяли предложенной кандидатуре, или выжидали чего-то, только им известного, или просто не очень торопились.

Он искал удобный случай, чтобы что-нибудь узнать у Афанасия Борисыча. Кто-кто, но он-то должен знать. Однажды, такой момент представился.

Борисыч долго отмалчивался, только громко сопел.

- Иди работай. Всему свое время.

Прошел год. Иван уже давно смирился с мыслью о том, что все остается, как есть. Скорее всего время, о котором говорил Борисыч, еще не наступило. В один из дней конца февраля зашла к Ивану Федоровна. Она была чем-то расстроена.

• На днях было заседание райкома. Там новый секретарь, откуда-то перевели. Говорят, сильно досталось Борисычу за животноводство. Дескать, падеж большой. Ни молока, ни мяса. Что там отвечал им Борисыч точно не знаю, только ему стало вдруг плохо и его «скорая» забрала.

• То-то не видно его.

• Не успела «скорая» до больницы доехать, а этот, заместитель его, уже кабинет занял. Мне он ничего не говорит и я его не спрашиваю. Только передаю почту, что прибывает. Так вот, вчера прибыло письмо из райкома относительно тебя. Выписка из постановления. Там написано: «... согласиться с предложением комиссии о назначении тебя заведующим животноводческой фермой. Оказать помощь...» и всякое такое, что обычно пишут. Так что поздравляю тебя.

• Рано еще, Федоровна. Вот когда мне сам Борисыч скажет, да я сам прочту это «постановление», вот тогда...

• Я только удивляюсь, почему Нестор Петрович тебе ничего не сказал.

• Не знаю, поживем-увидим. Спасибо Федоровна за добрую весть, а вот Борисыча жаль, доведут они его.

Прошло несколько дней. Иван терпеливо ждал. Он ждал прихода Борисыча. Только ему он полностью доверял. Иван впервые за все годы не рассказал Кате о недавних событиях. Он помнил, как переживала она в прошлый раз и не хотел ее волновать.

Неожиданно его пригласил в кабинет Нестор Петрович.

• Вот прибыло «Постановление» райкома партии. Райком согласился назначить вас на должность директора животноводческой фермы. Хотя, откровенно говоря, если бы я присутствовал там, то не поддержал бы такое предложение.

• А почему, позвольте спросить?

• Ну, знаете, Не все ясно в вашей биографии.

• И что же вам не ясно?

• Не ясно, например, с вашим ранением...

• С моим-то как раз все ясно. А вот с вами ничего не ясно. Вам же задавали вопросы на общем собрании: где вы воевали, на каком фронте, в каких частях, где были ранены? Это что, военная тайна? Вы просто скрываете что-то.

• Ничего я не скрывал,- смутился Нестор Петрович, не ожидая таких прямых вопросов-упреков.

• Ну тогда скажите, чего вы боитесь?

• Когда надо будет, тогда и скажу,. А вы вместо того, чтобы тут «допросом» заниматься,

приступили бы поскорее к работе.

• Что значит «скорее»? Без приказа председателя колхоза о новом назначении никуда я с места не сдвинусь. Во-вторых, я очень хотел бы увидеть своими глазами «постановление» райкома...

• Вон вы как...

Иван молча поднялся.

• До свидания, Нестор Петрович.

Вечером, за чаем, когда Катя уложила дочку спать, Иван рассказал ей о всем, что произошло в течение последних двух недель. Катя, как всегда, слушала его внимательно, ни разу не перебивая, только в конце произнесла с обидой в голосе:

• Ты, Ванечка, мне пожалуйста все рассказывай. Никто не поймет тебя так, как я.

И еще. Мне кажется, что наступает то время, о котором говорил Борисыч. Я снова начну готовиться к переезду. На этот раз думаю, что все серьезно. Не забыл, что завтра нашей Аннушке исполняется пять лет.

• Помню, помню, - засмеялся Иван.

Глава 14.

Иван был назначен приказом на новую должность только к середине лета.

Тогда, весной сорок восьмого слег надолго Афанасий Борисыч. Сначала лежал в больнице, потом где-то еще лечился. На «хозяйстве» остался Нестор Петрович, официальный заместитель председателя колхоза.

Получив «Решение» райкома о согласии с назначением «заведующим животноводческой фермой тов. Назаренко И.Л.», Нестор Петрович тот час же приказал ему «приниматься за работу». Иван законно потребовал письменного приказа и пожелал лично познакомиться с полученным письмом райкома. Нестор Петрович упорно «уклонялся» и от того и от другого.

Конфликт между Иваном и заместителем председателя колхоза все усиливался. Нестор Петрович то ли не имел полномочий, то ли по каким-то причинам не хотел подписывать приказ.

Прошел месяц, другой. Нестор Петрович «приказывал» переезжать в Звонари и «заниматься делом». Иван стоял на своем. На том и расходились они.

Закончилось все вмешательством райкома. Иван выиграл «дуэль», но отношения между начальником и подчиненным были вконец испорчены.

На самой ферме, работники, прослышав о скором назначении нового заведующего, почувствовали себя «свободно». Дисциплина упала, ниже некуда. Начали растаскивать и без того скудное имущество фермы.

Ивана, как нового заведующего, в отличие от общепринятой практики, никто не представлял. Он приехал рано утром, собрал все работников, кто был в наличии, и зачитал им приказ. После этого сделал короткое сообщение..

• Завтра утром, все, кто не желает больше работать на ферме, пожалуйста, заявление на стол. Это не значит, что я всех отпущу, но буду знать, кто больше не хочет работать на ферме. И передайте всем, кто сейчас отсутствует, их это тоже касается. На сегодня все.

Наутро Иван не получил ни одного заявления. Это была крошечная, призрачная, но все-таки победа. Так началась его трудовая деятельность на новом поприще.

Проблем, которые одновременно свалились на новоиспеченного хозяйственника, было не счесть: не хватало доярок, поэтому часть коров иногда оставались не доенными, не хватало кормов (и это в летнюю пору!), отсутствовала ветеринарная служба, помещения для содержания коров находились в ужасном состоянии, накопившиеся социальные вопросы требовали своего решения и, к тому же, «касса» фермы была, что называется, пуста.

Надо было выбрать приоритеты.

Самое главное — заготовка кормов и подготовка помещений для скота к зиме. Остальные вопросы — важные, но не первоочередные. Надеяться на помощь Нестора Петровича не приходилось.

Нарушая установившуюся субординацию, Иван на свой страх и риск отправился в Черлак, прямиком в райком партии. После некоторых проволочек с пропуском, Иван все-таки попал на прием к заведующему сельхозотделом райкома Сергею Федоровичу Кононову.

Иван представился, извинился за причиненное беспокойство и очень кратко изложил состояние дел на ферме.

• Я ни на что и ни на кого не жалуюсь. Я только прошу вас решить те вопросы, которые нам решать не под силу. Первое, помочь с кормами на зиму. Говорят, весной посеяли, но все всходы пропали. Не знаю, то ли просто не посеяли, а только отчитались, то ли, действительно из-за погодных условий всходы пропали... Даже если сейчас заново посеем, ничего уже не вырастет. Второе, помочь с материалами для ремонта и восстановления коровников. Ни стекла, ни леса, ни оборудования мы сами добыть не сможем. И, наконец, третье, нам нужен ветеринар, врач или, хотя бы фельдшер. Это задачи сегодняшнего дня. Без их решения, нам не выжить.

Сергей Федорович внимательно слушал Ивана, тщательно записывая что-то в настольный блокнот. Потом посмотрел внимательно на Ивана и сказал:

• Понимаете Иван Лукич, наш район не из богатых, но я обещаю вам, что сделаю все возможное чтобы вам помочь.

Иван почему-то был уверен, что Сергей Федорович поможет. Если с приобретением материалов появилась хоть какая-то надежда, то Иван даже не представлял, где взять рабочих и чем платить. Начал он с последнего.

Пригласил к себе бухгалтера. Разговор поначалу не клеился. На все предложения заведующего фермой следовал ответ: «...нет, нельзя, не положено...». Наконец, Иван не выдержал:

• Вас устраивает, как мы живем? Без прибыли, без денег, без кормов, коровы скоро совсем под открытым небом окажутся, школе для деток не можем достаточно молока выделить, сами по уши в дерьме сидим... Вам это нравится? Проще всего сказать: «не велено». А если хорошо подумать? Нам сейчас позарез нужны будут деньги, чтобы привести в порядок коровники, хотя бы один, для начала. Да за материалы расплатиться, которые, надеюсь, будут. Так что подумайте, Федора Кузьминишна. Очень на вас надеюсь, - уже более мягко закончил Иван.

На следующий день заехал Иван к председателю сельсовета.

• С чем пожаловал? - вполне дружелюбно поинтересовался председатель, - только давай покороче, собрание у меня скоро... Если желание есть, оставайся, послушаешь...

• Платон Фомич, у меня к вам просьба. Есть ли в деревне умельцы, которым можно доверить коровник отремонтировать?

• Хороший вопрос. Мужики-то есть, только пьют безбожно Погоди, есть тут один …, я тебя с ним познакомлю.

• Спасибо. И второй вопрос. Что с жильем? Когда уже моим переезжать можно?

• Да, хоть завтра. Сам посмотреть можешь. Дом немного в стороне от дороги. Бывшая пекарня. Когда-то сами хлеб выпекали и продавали тут же, свежий и необычайно вкусный. Дом большой, три комнаты, небольшой участок … Думаю, жене понравится.

• Спасибо огромное тебе, Платон Фомич,- ответил Иван, не заметив, как перешел с ним на «ты».

Собрание шло вяло. Сначала выступил Платон Фомич с отчетом о проделанной работе за истекшие полгода. Что-то было сделано, что-то нет. Затем специально приехавший представитель из района что-то говорил о слабом продвижении подписки на очередной Государственный заем и просил активизировать «эту работу». Формально повестка дня собрания была исчерпана и народ уже готовился расходиться. Неожиданно для всех Иван попросил слова. Люди немного оживились.

• Может быть не все меня знают, - начал он, - так...

• Знаем, знаем, - раздались отдельные голоса, - говори Лукич.

• Так вот. Как вы знаете на ферме у нас имеются коровы. На сегодняшний день 138 коров. Все бы ничего, только бычок у нас один одинёшенек, да и тот не то что на корову залезть, хвостом еле мух отгоняет. А корова, она что? Ей быка подавай. Иная и подоить-то не подпускает.

Раздался дружный смех.

• Просьба у меня к вам имеется. Одолжить бычка у кого есть, а лучше двух. Денег, как вы понимаете, у нас сейчас нет. А так и вам уважение, и скотинке польза.

• Ека закрутил! Бычка ему подавай! - раздался чей-то голос.

• Бычок-то не мне нужен, а коровам! Я ведь помочь прошу...

• Ладно, Лукич, я своего приведу, - раздался голос откуда-то справа.

• Вот и ладно. Спасибо большое. И еще у меня к вам дело, коль послушать согласились.

Не хватает у нас доярок, коровы недоенные остаются. Не дело это, как вы понимаете.

Я приглашаю молодых девчат поработать доярками. В свою очередь, постараюсь помочь им с получением паспорта. Так что подумайте...

Расходились шумно, обсуждая между собой то ли последние новости, то ли просьбу и предложения высказанные Иваном Лукичом. Как давно это все было! А иногда казалось, что совсем недавно.

Катю сразу же зачислили в школу. Несмотря на уговоры, она согласилась только на преподавание географии и одного из иностранных языков, при условии, если удастся приобрести хоть несколько учебников. Так Катя стала учительницей немецкого языка.

Аннушка воспитывалась дома и только в те дни или часы, когда у Кати была занята, она отводила дочурку в детский сад, где она проводила время в окружении сельских детей. Аннушка уже довольно бегло разговаривала и по-немецки, и по-французски Катя даже хотела начать учить с ней английский язык, который Катя изучала в свое время факультативно и владела им, как сама признавала, хуже, чем остальными. Единственное, чем Катя была недовольна - Аннушка очень медленно и неохотно читала. Причин могло быть несколько, но главная - отсутствие книжек для ее возраста в школьной библиотеке. Как бы там ни было, Катя прилагала все усилия, чтобы это положение исправить. Через год Аннушка пошла в школу.

Однажды, нежданно негаданно под вечер к ним заехал Афанасий Борисыч. Похудевший осунувшийся, он выглядел совершенно непохожим на прежнего, энергичного и живого Борисыча.

• Чаем угостишь, хозяйка? - обратился он к Кате, - а дочка-то как выросла! Поди сюда, - это он к Аннушке, - как звать-то тебя?

Аннушка, взглянув на маму и получив разрешающий кивок головой, медленно подошла к Борисычу. Он погладил ее по головке, полез во внутренний карман и достал шоколадку. Настоящую шоколадку!

Аннушка, поблагодарила, сделала книксен и отошла.

• Иван-то где?

• Где же ему быть? Если не в коровниках, то где-то еще фермерские дела решает. Сейчас должен появиться. Как вы, Афанасий Борисыч?

Не успел он ответить, как появился на пороге Иван.

Он подошел, обнялся с Борисычем, потом поцеловал, как всегда, Катю и дочку.

Сидели за столом, попивая душистый, настоянный на травах чай с рябиновым вареньем. Афанасий Борисыч, откинулся на спинку стула, вытер платком выступивший пот и сказал:

• Катя, ты вот что... У нас тут мужской разговор будет...

Катя кивнула и вышла в другую комнату, прикрыв за собой дверь.

• Ты знаешь, наверное, что я уже давно из-за болезни решил покинуть свой пост. Уже неоднократно пытались собрать собрание колхозников, да так и не смогли. «Не хотим, дескать, другого председателя». Боятся, что «протащат» Нестора Петровича. Если помнишь, его назначали и утверждали с нарушением Устава. А народ помнит!

Не любят люди его. Прознал я, что он во время войны служил в НКВД и «воевал» не где-нибудь, а в заградотряде. После был переведен куда-то в тыл, где провинился за что-то. Вот и должны были его как-то трудоустроить. А ранения не было у него вовсе. Скользкий он человек, Ваня. Я хотел бы тебя рекомендовать, но, боюсь, не утвердят. Время еще не настало... Есть в деревне у нас мужик один, Николай Иванович Корюха, знаешь ты его. Участник войны, честный и порядочный, но наверху его не знают. Так что, прошу тебя, помоги ему, плохого я не порекомендую.

И второе. Помнишь, ты говорил о подозрении на бухгалтера нашего. Вроде, она могла быть причастна к припискам. Твои подозрения подтвердились. Раскрутил я это дело. Но еще не до конца. Она пока на свободе. Так что ты не распространяйся особенно...

Ну ладно. Засиделся я у вас. Пора мне.

Тепло распрощавшись с хозяевами, Борисыч уехал. А через два месяца его не стало...

Последнюю просьбу его Иван выполнил.

Время шло. Однажды приехала из области какая-то «высокая» комиссия проверять положение дел в колхозе. Общим состоянием дел комиссия осталась довольна. Серьезных нарушений выявлено не было. А вот животноводческая ферма всем понравилась. Члены комиссии что-то между собой обсуждали, что-то записывали... Отчет комиссии с рекомендациями был представлен руководству района. В числе многочисленных, но малозначимых рекомендаций была одна, но очень важная. Было предложено разделить колхоз им.1Мая на два самостоятельных хозяйства - овощеводческий колхоз и животноводческой совхоз. Это была, как кто-то выразился, инициатива «снизу».

Ивана пригласили на расширенное ( с участием приглашенных беспартийных) заседание бюро райкома. Приглашение, пожалуй, не было для него неожиданностью. Доходили до него слухи, что, вроде бы его хотят рекомендовать на должность директора вновь организуемого животноводческого совхоза.

Когда Ивану мимоходом задавали вопрос, правда ли это, он только отмахивался. Во-первых, он не был уверен, что ему предложат. Во-вторых, была еще одна причина...

Заседание бюро на этот раз не было шумным. То ли, потому что на повестке дня стояли всего два вопроса, один из которых был информационным, то ли была какая другая причина. Вторым вопросом было рассмотрение кандидатуры, рекомендуемой на должность директора животноводческого совхоза. Кандидатуры были две — Нестор Петрович Семцов, заместитель председателя колхоза им. 1 Мая и Иван Лукич Назаренко, заведующий фермой того же колхоза.

Казалось, у Семцова были все необходимые данные, чтобы возглавить новый коллектив: воевал, участник ВОВ, в настоящее время заместитель председателя колхоза, член партии...

Однако, как говорится, были у него и недостатки: нелюдимый, не коммуникабельный, ничем особенным себя на работе не проявил и, пожалуй, самое главное — не пользовался доверием людей. К тому же, как кто-то напомнил первому секретарю, назначение Семцова заместителем проходило с нарушениями Устава. Конечно, если кое-что вынести за скобки, то кандидатура внешне выглядела вполне достойной.

Назаренко тоже как-будто воевал, непонятно за какие-такие грехи был осужден и сослан на поселение, работал учетчиком в колхозе им.1 Мая, затем возглавил животноводческую ферму, беспартийный. Показал себя с наилучшей стороны как ответственный хозяйственник, пользуется безграничным авторитетом среди колхозников. Честен и правдив. В этом случае и за скобки выносить нечего, что есть, то есть.

После информации первого секретаря, начался обмен мнениями. Иван сидел и молча слушал. Когда дошла до него очередь, присутствующие задали ему несколько вопросов и на этом обсуждения закончились. Поставь сейчас первый на голосование, все проголосовали бы за Назаренко.

• Иван Лукич, вы то сами согласились бы быть директором совхоза? Должность-то ответственная, полностью самостоятельное хозяйство...

Иван ответил не сразу. Он до последней минуты обдумывал свой ответ.

• Спасибо всем за доверие, за хорошие высказывания в мой адрес, но я не могу принять такое предложение. Мой статус ссыльного не позволяет мне возглавить совхоз. Я готов помогать кому угодно, но возглавлять отказываюсь.

В комнате возникла «немая сцена». Положительно никто не был готов к такому повороту событий.

• Иван Лукич, помнится, еще в сорок седьмом ваша ссылка закончилась. Вам тогда еще сообщили, что вы свободны, - как-то не очень уверенно произнес первый.

• Верно. Я освобожден, но не реабилитирован.

Кто-то что-то пытался еще говорить, но первый быстро объявил заседание бюро закрытым.

Глава 15.

Иван стал замечать, что в последнее время с Катей что-то происходит. Время от времени она вдруг становилась малоразговорчивой, чаще стала замыкаться в себе.

• Катенька, что с тобой? Ты за последнее время сильно изменилась, - спросил он однажды.

• Ты понимаешь, Ванечка, «душно» мне здесь, плохо. Мне не хватает общества и общения. Ну что я могу поделать? Я городской человек от рождения. И воспитывалась я в обществе культурных и образованных людей. А здесь, в этой деревне ни в церковь сходить, ни поговорить с кем-то о нашем, о женском, ни почитать что-то новенькое, ни обсудить прочитанное... Я сама себе удивляюсь. Вроде раньше со мной такого не было. Как-будто я смирилась со своей судьбой и большего мне не нужно. Но оказалось, что нет, душа никак смириться не хочет... Я больше так не могу, Ваня...

Иван задумался.

• Давай, Катенька, мы решим так. Отпразднуем Аннушкин день рождения и летом, когда у тебя будет отпуск, я постараюсь, по-возможности, подогнать свои дела, чтобы взять несколько дней и съездим к тебе на родину, в Новочеркасск. Согласна?

Катя посмотрела на Ивана благодарными, полными слез глазами.

Родители готовились к празднованию дня рождения дочери. Десять лет! Боже, как быстро время летит! В этот день у Кати были только утренние уроки и она рано освободилась. С вечера она напекла пирогов и уже ждала Аннушку с компанией одноклассников, чтобы отпраздновать вместе. Праздновали шумно, весело. Принесли подарки. Кто-то какую-нибудь самоделку, кто-то случайно сохранившуюся книжку, кто-то просто спел или стишок рассказал...

Прошло три дня. В тот день у Кати не было занятий. Она очень удивилась, увидев, что Аннушка пришла домой вся зареванная. Девочка продолжая плакать, всхлипывая и бесконечно вытирая лившиеся ручьем слезы, сбивчиво рассказала о страшном горе, постигшем страну — умер товарищ Сталин. Катя, как могла, постаралась успокоить Аннушку.

Отправив дочку переодеваться и приводить себя в порядок, Катя ушла в спальню, прикрыла за собой дверь, упала на колени перед иконой и начала молиться. Может быть и грех было признаться, но она была рада этому сообщению.

Вечером, когда вся семья сидела за вечерним чаем, Аннушка неожиданно спросила:

• А почему вы не плачете как все? Ведь, товарищ Сталин умер!

• Мы уже, Аннушка, своё «отплакали». Сполна. Когда-нибудь мама тебе все расскажет...

Двадцать седьмого марта была объявлена амнистия. Узнав об этом из разговоров преподавателей в учительской, Катя еле дождалась прихода с работы Ивана.

• Это значит, что мы совсем свободны?

• Я не знаю, - как-то неуверенно ответил Иван, - мы должны, наверное, получить какие-то документы...

• А я думала, если Постановление правительства есть, то больше ничего не нужно.

• Может быть и так. Давай все-таки мы напишем запрос, а пока суть да дело я постараюсь что-нибудь узнать. Только, я думаю, надо будет набраться еще немного терпения.

Ивану ничего конкретного узнать не удалось. Да и не у кого было... Собственно, что нужно было узнать? Можно ли им ехать в отпуск? Официально отпуска были уже давно разрешены, так что формально Иван и Катя вполне могли воспользоваться своим правом.

Хотя...

И вдруг Ивана словно что-то озарило.

• Федоровна! Вот с кем можно посоветоваться!

Назавтра Иван поехал в Правление колхоза. Увидев его, Федоровна искренне обрадовалась:

• Иван Лукич! Какими судьбами тебя в наши края занесло? Чай, уже и забыл нас? Ну заходи, рассказывай. Начальства нет на месте: Николай Иванович с утра уехал в район, Семцов тоже уехал, но не сказал куда. Этот никогда ничего не говорит.

Они сидели и просто беседовали, пили душистый, свежезаваренный чай. Проявляя неподдельный взаимный интерес, говорили, казалось, обо всем и обо всех. Иван, который все время думал, как начать разговор по интересующему его вопросу, наконец, решился:

• А я, ведь, Федоровна, к вам по делу. Только просьба...

• Понимаю, - перебила его Федоровна, - не беспокойся, не продам.

Иван подробно, ничего не утаивая, рассказал о Кате, о ее переживаниях, о ее желании поехать в отпуск в Новочеркасск, откуда она родом и о возникших в связи с этим сомнениях и, даже, боязливости...

Федоровна внимательно слушала его рассказ.

• Я так думаю, Иван Лукич. Поезжайте. Только подготовь кого-нибудь вместо себя и чтобы все было приказом оформлено. А я подпишу все у Николай Иваныча, он мужик разумный, поймет... И еще. Постарайся, чтобы поменьше знали, куда вы едете. В Омск, дескать, посмотреть столицу нашей области.

На время своего краткосрочного отпуска временно исполняющим обязанности заведующего фермой, Иван оформил Федору Кузьминишну, бухгалтера. Договорился с бригадой строителей, чтобы неделю ее своими «проблемами» не донимали. Никто не задал ему вопроса, куда он едет и это радовало Ивана.

Незаметно подошло время отъезда.

Накануне Катя долго не могла уснуть. Скоро, очень скоро, уже завтра сбудется ее давняя мечта попасть на свою родину, место, где она появилась на свет и откуда начались ее «странствия».

До Новочеркасска добирались долго, почти три дня. Жара, духота, неработающая вентиляция, отсутствие минимальных удобств — ничто не смущало Катю. Ведь она ехала в Новочеркасск, бывшую казачью столицу, город ее раннего детства.

С устройством им повезло. Одна бабуся, которая продавала на привокзальной площади ранние овощи, согласилась приютить их на несколько дней за весьма скромную плату.

Катя проснулась раньше всех. Она выпила чашку холодного вчерашнего чая, взяла яблоко, оставшееся на столе с вечера, поцеловала мужа и дочь и собралась было уже идти, как Иван открыл глаза.

• Ты куда в такую рань? Подожди, мы сейчас быстро соберемся.

• Нет, Ванечка, я сегодня хочу сама пройтись и побыть немного наедине. Ты уж извини меня.

Как Катя ждала этот день! Как хотелось ей самой побродить по родным местам города своего детства... В ее памяти сохранились какие-то обрывки воспоминаний. Неожиданно перед ее взором возник образ мамы. Она стояла улыбающаяся в своем великолепном вечернем платье и, протянув руки, звала к себе Катю. У Кати неприятно закололо под сердцем. Она непроизвольно остановилась. Видение мгновенно исчезло и больше не появлялось.

Она помнила этот город, полный военных. Офицеры, рядовые казаки... Все при оружии, у многих награды... Помнила вечерние прогулки с мамой в обществе Ивана Андреевича, которому все отдавали честь. А возле Офицерского Собрания всегда играла музыка...

Катя шла медленно, оглядывая дома старой и новой постройки. Утренняя свежесть бодрила ее. День обещал быть солнечным и ясным. Ее приятно поражала прямолинейность улиц города. Поначалу улицы были не многолюдны . Постепенно они заполнялись народом. Все куда-то торопились, были сумрачны и не разговорчивы.

Постепенно высокие дома сменились одноэтажными постройками и Катя поняла, что оказалась на окраине. В памяти Кати врезалось название улицы, где они когда-то жили, Архангельская. У кого только не спрашивала Катя, никто даже не слышал о такой улице. Вскоре ей повезло. В палисаднике одного из домов возился пожилой мужчина. На ее вопрос он разогнулся, потер рукой спину и посмотрел внимательно на Катю.

• Слышал я о такой улице когда-то. Так ведь переименовали ее, как и многие другие. Теперь уже мало кто помнит... А тебе по какому делу туда, дочка?

• Я родилась на на той улице. Только дом не помню.

• Так ты наша, казачка, значит. А чья будешь-то?

• Отец мой, Карп Евсеич Дёмов, потомственный донской казак. Может слышали?

• Нет, не припомню что-то.

• Я его и сама-то не помню. Он еще в первую мировую погиб. Я совсем маленькая была.

• А сюда сейчас каким ветром тебя занесло?

• Очень захотелось в родных местах побывать. Иногда что-то вспоминается из моего детства. Приятные воспоминания...

Хотела просто пообщаться, поговорить с кем-нибудь. Только люди здесь какие-то неприветливые. Вы уж извините, я не хотела вас обидеть.

• Да какие обиды? Жизнь проклятая сломала многих... Вот что я тебе скажу, дочка. Ты не особенно распространяйся кто ты, да что ты... У нас здесь не любят «бывших». Да и «теперешних» не очень. Бедствуют люди, потому и злы на весь белый свет. Ты просто погуляй, посмотри, город красивый у нас и езжай себе с богом, если особых дел нет.

Считая разговор законченным, мужчина нагнулся и продолжил прерванную работу. Катя постояла еще с минуту и, тихо, словно опасаясь чего-то, попрощалась. Она медленно шла по улице. Бесцельно, так просто. Не думая ни о чем.

Внезапно Катя почувствовала ощущение боли, непонятно откуда исходившей. Она была где-то там, далеко-далеко, внутри. Это была даже не боль, это был какой-то сигнал, подаваемый изнутри. С недавних пор это у нее случалось довольно часто.

Катя остановилась. Что с ней происходит? Что это за боль и отчего?

Вдруг, совсем неожиданно вспомнились ей родной институт, воспитанницы, среди которых были и ее близкие подруги, Таня и Марианна. Где они? Как сложились их судьбы? Вспомнила, как в последние годы учебы, увлекались они творчеством Марины Цветаевой. Началось все с того, что кто-то принес небольшую книжицу ее стихов на французском языке. Читали ее тайно и также тайно передавали друг другу. Потом появились не только стихи...

«О, Боже мой, а говорят, что нет души!

А что у меня сейчас болит?

Не зуб, не голова, не рука, не грудь, - нет, грудь, в груди, там...

Все время ноет нестерпимо».

Как все точно сказано! Боже, как давно это было!
Как в калейдоскопе завертелись, закрутились в голове обрывки воспоминаний.

От этих воспоминаний ей стало вдруг легко и спокойно. Она даже не заметила, как «прошла» боль.

Катя еще долго бесцельно бродила по улицам. Внезапно что-то остановило ее. Это «что-то» было огромных размеров здание собора. Она, кажется, вспомнила! Да, она бывала здесь с мамой! Только, помнится, купол был золоченный и крест светящийся. Или то был другой собор... Катю начали одолевать сомнения. Между тем ноги сами вели ее прямиком ко входу в собор. Она остановилась, огляделась по сторонам и троекратно перекрестилась.

На паперти, у самого входа стояла на коленях старуха. Она кланялась каждому входящему в собор, выпрашивая милостыню. Катя порылась в кошельке, достала рубль и вложила в протянутую старческую сморщенную руку. Старуха что-то прошамкала в ответ.

• Как называется этот Божий храм, бабушка?

Услышав такой, не совсем обычный вопрос, старуха приподняла голову и посмотрела внимательно на Катю.

• Это Вознесенский войсковой патриарший собор, - еле слышно прошамкала старуха. - Прежде он считался Главным храмом Донского казачества. Даст Бог, снова оживет, - и она приняла прежнюю позу.

Сделав всего несколько шагов и с трудом приоткрыв тяжелую, окованную железом дверь, Катя оказалась внутри собора. Ее поразило внутреннее убранство. Со стен и колонн храма глядели лики святых и апостолов. Кате казалось, что их взгляды направлены прямо на нее и от этого ей становилось как-то не по себе. Людей в соборе было немного, считанные единицы.

Катя остановилась. Внезапно она почувствовала себя брошенной и одинокой. Она не заметила, как к ней подошел священнослужитель и тихо спросил не желает ли «благородная дама» исповедоваться. Он был стар, сухощав, с редкой седой бородкой и глубоко посаженными слезящимися глазами. Кто он был по церковному чину Катя определить не могла. Он стоял, скрестив руки и изучающе смотрел на Катю.

• Я... я... не знаю, - пролепетала Катя и, помолчав, добавила, - мне просто тяжело сейчас. Извините, отец...

• Пойдем, дочь моя... Раскрой душу свою, поведай, что беспокоит тебя...

   

С этими словами новоявленный духовник Кати повернулся и последовал в сторону иконостаса, перед которым находился исповедальный аналой.

Катя чувствовала себя неуверенно. Ей не в чем было раскаиваться. Она с детства помнила мамины наставления, что, если греха за собой не чувствуют, не исповедуются.

А Катя за собой греха не чувствовала и она решила просто рассказать свою историю, ничего не утаивая и не скрывая.

Сколько прошло времени Катя не знала. Может быть час, а может быть и два...

• … Не могу я, отец святой, дальше так жить. Душно мне, словно воздуха не хватает... И муж у меня хороший, любящий, и дочь красавица, умница, и живем не хуже других, а вот... нет жизни. Вы человек мудрый, много пожили, много повидали...

Катя закончила свой рассказ так и не договорив последнюю фразу. Священник долго молчал, обдумывая, что ответить этой миловидной женщине с такой незавидной судьбой. Что ей посоветовать? Чем обнадежить?

Катя терпеливо ждала.

• Дитя моё... Душа твоя беспокойна. Переполнена обидами и страданиями и кажется тебе, что все очень-очень плохо. Когда душа человека в таком состоянии, в ней остается мало места для хорошего и она не может увидеть то прекрасное, что дает ему жизнь.

Нужно научиться прощать... , - он замолчал на какое-то время, - позволь себе погоревать. Слезы, выплаканные во время, облегчают страдания...

Священник снова замолчал. Он стоял, теребил руками огромный крест, висевший у него на груди, и внимательно смотрел на Катю. От этого взгляда она смутилась и опустила голову.

• Душа это необъяснимое творение, малопонятное нам смертным. Никто не ведает, где она находится, но все чувствуют, когда она болит. Нет рецепта для ее лечения. У каждого свое... Встряхнись. Начни жить по-новому. Пройдет время и душа твоя постепенно обретет покой...

Катя вышла из собора, обернулась, перекрестилась и медленно пошла по улице, повторяя про себя последние слова-напутствия священника.

На вопрос, где она так долго ходила и не случилось ли чего-нибудь, Катя ответила уклончиво, что гуляла, мол, по городу, вспоминала детство...

Для Ивана не прошло мимо, что Катя пребывает в каком-то необычном состоянии и излишне возбуждена, но он решил не задавать сейчас никаких вопросов. Дескать, немного отойдет и сама все расскажет.

В ту ночь Катя почти не сомкнула глаз. Среди круговорота мыслей, чередующихся вопросов, часто безответных, мешающей ей заснуть, крутился главный:

• Как «жить по-новому»? С чего начать?

Лишь к утру она, так ничего и не придумав, забылась тяжелым сном...

К концу второго дня Кате вдруг ужасно захотелось домой, в деревню, в «свою» глухомань.

Вовсе не потому, что она соскучилась за обыденной деревенской жизнью, просто ей очень хотелось поскорее «начать».

Снова грязный, душный, не проветриваемый вагон, наполненный запахами пота, несвежих человеческих тел, остатков пищи. Однако, даже эти ужасные условия не вызывали у Кати какого-либо резкого недовольства, раздражения или отвращения.

Ее мысли были направлены только на одно — скорее попасть домой и «начать». Она уже наметила первые шаги...