Альма.

С вечера небо заволокло тучами. Лилово-черные с рваными краями, поначалу как бы не спеша, тянулись они одна за другой бесконечной вереницей.

К утру все небо превратилось в сплошную тяжелую, низко нависшую темно-серую массу. Начал моросить мелкий противный майский дождь.

Понадеявшись на капюшон куртки я вышел без головного убора и очень скоро пожалел, что поступил так опрометчиво. Возвращаться не хотелось.

На метро доехал до железнодорожного вокзала. Не без труда выбрался из здания станции. В нижнем и верхнем вестибюлях не протолкнуться, хотя все три эскалатора работают в полную нагрузку. Подумалось, для нормальной работы и пяти, наверное, мало. Явная промашка при расчете пассажиропотоков.

До отправления поезда было еще минут двадцать.

Несмотря на открытые двери, в вагоне было душно. Стоял стойкий смешанный запах давно не мытого грязного пола, несвежих продуктов, алкогольного и табачного перегара, человеческого пота и других продуктов жизнедеятельности человека. Ни для кого не было секретом, что частенько использовали для ночлега вагоны стоящих на отстое поездов местные бомжи

Прошел вперед. Для выхода на нашей остановке лучше всего садиться в первые два вагона.

Мне повезло. Даже нашлось место у окна. Ехать почти час. Я люблю смотреть на мелькающие за окном пейзажи, проносящиеся вагоны встречных поездов, станции и разъезды со сложенными в штабеля шпалами и одиноко стоящими вагончиками путейцев.

Все это мне давно знакомо, но каждый раз нахожу что-то новое, какие-то мелочи, ранее ускользнувшие из моего поля зрения.

Сквозь грязное, в цветных разводах и иссеченное косыми дождевыми струями окно, было заметно как временами дождь то усиливался до ливня, а то вдруг, на какое-то мгновенье прекращался вовсе.

Вокруг слышны были какие-то разговоры. Через какое-то время я, видимо, задремал. Мне даже что-то приснилось. Не знаю сколько времени это продолжалось, но когда я открыл глаза не сразу понял, где мы находимся и как далеко еще ехать.

- Яка буде зупинка зараз? - спросил я каким-то сонным голосом сидящую рядом полную, что-то жующую женщину.

- Корчi.

Я засуетился. Два человека уже продвигались к двери.

Подталкиваемый кем-то сзади, но тем не менее не торопясь, я вышел из вагона электрички. Уж очень не хотелось менять тепло душного, пусть даже грязного и неуютного вагона на промозглую сырость.

Из вагонов высыпало с десяток людей.

Прикрываясь зонтами, капюшонами, а то и просто съежившись и подняв воротники, обгоняя друг друга, спешили они поскорее покинуть открытую, продуваемую ветром и поливаемую дождем, платформу.

С платформы спуск по двум нешироким лестницам на покрытую мелкой щебенкой и утоптанной тысячами ног площадку, далее небольшой подъем по песчаному скосу изрытому торчащими корягами и буграми корневищ невысоких, раскидистых сосен. Может быть по этой причине станция, даже не станция, а «остановочный пункт», получил свое название «Корчи».

До леса всего-то метров тридцать.

Вскоре последние вышедшие из вагонов поезда люди скрылись за белесой пеленой дождя.

Петляя между деревьями, в сторону деревни вели десятки тропинок. Деревня большая, дворов, наверное, тысячи две, а то и больше.

До нашего дома идти лесом с полчаса. Натянув поглубже капюшон, поправив на спине рюкзак и проверив хорошо ли застегнута сумка, которую нес в руке, я осторожно начал спускаться с платформы по мокрым скользким ступеням.

Неожиданно сквозь шум дождя мне послышались какие-то звуки напоминающие то ли негромкие всхлипывание, то ли слабые завывания. Я осмотрелся. Поблизости - ни души.

На какое-то время звуки прекратились.

- Наверное, почудилось, - подумал я.Только двинулся дальше, звуки повторились с новой силой. Я прислушался. Точно, ошибки быть не могло. Скулила очень жалобно, словно от боли, собака. Временами она замолкала, затем начинала с новой силой будто звала кого-то на помощь.

Не знаю, что воспреобладало во мне в тот момент, жалость или простое любопытство. Скорее, все-таки, первое.

Согнувшись, поддерживая сползающий рюкзак я пробрался под настил платформы. Тонкими струйками сквозь потрескавшееся асфальтовое покрытие и щели между бетонными панелями местами сочилась вода. Прошло некоторое время пока глаза привыкли в темноте.

В метре, прямо передо мной лежал и весь трясся мокрый щенок.

Я его позвал как умел. Он не сдвинулся с места. Только еще сильнее заскулил.

Вообще-то я собак боюсь. Когда-то, в детстве меня сильно покусала собака. С тех пор между мной и собаками нет дружбы. Но здесь дело другое...

Мне стало жаль щенка.

-Ну, не оставлять же его здесь, - подумал я и, чертыхаясь, став на колени, попытался до него дотянуться.

Наверное он был чем-то сильно напуган и даже попытался отползти от меня подальше.

Наконец мне удалось схватить щенка за загривок и вместе с ним выбраться наружу.

- Что же теперь мне с тобой делать? - подумал я, держа в руках дрожащего щенка.

Грязный, черно-серого неопределенного окраса он смотрел на меня какими-то испуганно молящими глазами и тихо скулил.

По весу, да и ростом щенок оказался совсем не маленьким. На шее висело какое-то подобие ошейника, изготовленного из сплетенных косичкой шнурков

- Ну, что, пойдем?

Однако идти своим ходом, по-видимому, в планы щенка не входило. Он начинал пятиться назад и усердно скулить. Наверное привык, что его часто на руках носили. А может быть просто испугался.

Взял щенка в свободную руку, прикрыв его полой куртки, и направился по знакомой, многократно хоженой тропинке в сторону деревни, к дому.

От почти непрекращающегося дождя вода не успевала впитываться и тропинка, по которой я шел успела превратиться уже в сплошную жижу. Идти рядом по мокрой траве было еще хуже.

Мокрые и тяжелые еловые ветви нависали совсем низко и неприятно хлестали по лицу.

Капюшон давно сполз и падающие с ветвей крупные дождевые капли звучно щелкали по непокрытой голове, разбиваясь и рассыпаясь на множество искрящихся брызг.

Вскоре показались огороды. Вдали, за огородами скорее угадывались, чем просматривались очертания сельских строений.

А вот и наш дом.

Я даже не заметил как дождь почти прекратился.

- Ты же весь промок. Переодевайся скорей, - встретила на пороге веранды Марина, моя жена.

С меня ручьями стекала вода.

- А это что? - удивленно спросила жена, увидев торчащую из-под полы куртки любопытную мордашку щенка,

- Вот, принимай найдёныша!

Я извлек из-под полы щенка и поставил его на пол. Виляя маленьким хвостиком он прямиком направился к Марине. Обнюхал ее ноги и, видимо чем-то удовлетворившись, улегся рядом, доверчиво опустив голову на лапы.

Быстро переодевшись, я сел у камина. На каминной решетке, потрескивая весело горели несколько небольших поленьев.

Несмотря на царивший в комнате полумрак было ощущения тепла и уюта. Меня начало быстро клонить ко сну.

Пока жена готовила что-то перекусить, я рассказывал «историю» найденыша.

В это время «гость» начал постепенно осваиваться.

Щенок тыкался своей тупой мокрой мордочкой во все углы, обнюхивал мебель и, наконец, остановился, поглядывая с недоверием и любопытством на пылающий огонь в камине.

Временами он скулил, видимо вспоминая о своей прошлой жизни.

- Ты хоть разобрался кто это, мальчик или девочка?

- Насколько я понимаю, это «барышня».

Мы оба засмеялись.В это время щенок уже аппетитно чавкал, поедая что-то из наших запасов, извлеченных Мариной из холодильника. Когда только она успела? Я всегда удивлялся насколько Марина быстро управлялась по хозяйству. Все у нее делалось как бы не очень заметно, но быстро и ладно.

- И что ты собираешься дальше делать с этой «барышней»?

- Ну не оставлять же было ее... , - неуверенно начал я.

- Ладно, только пусть она живет пока на веранде. Потом для нее нужно будет будку соорудить, ведь мы часто отлучаемся. Если привыкнет, пусть остается. Только придумай, как называть «барышню» будем.

В это время щенок, насытившись и слегка оскандалившись, улегся на коврике у порожка и сладко растянуто зевнул, издав нечто подобное:

- А-а-а...м...

- А вот и имя ее. «Ама». А еще лучше «Альма». Была у нас когда-то во дворе такая собачка. Добрая была. И очень преданная.

- Альма, так Альма, - согласилась Марина.

Пока мы раздумывали и уточняли что и как, она приготовила таз, воду и какие-то моющие средства для приведения Альмы в надлежащий вид.

Первая ночь, проведенная Альмой в плоском картонном ящике с подстилкой из прошлогодней соломы и старой моей фланелевой рубашки, прошла, можно сказать удовлетворительно, если не считать, конечно, что щенок несколько раз довольно громко скулил и, царапая входную дверь, пытался проникнуть к нам в комнату.

В окно светило яркое утреннее солнце. Его веселые лучи, отражаясь от зеркальной дверцы шкафа, делали комнату еще более светлой и, даже какой-то нарядной.

Уже давно прокукарекал соседский петух, извещавший этим о своем появлении на нашей территории.

Прислушался. Альмы не было слышно.

Тихо ступая, чтобы не разбудить Марину вышел на веранду. Альма, пристроившись у входной двери, усердно грызла кончик коврика. То, что творилось вокруг, не поддавалось описанию.

Картонная коробка оказалась посредине веранды, бывшая рубашка порвана в клочья, повсюду разбросана солома... Да и напачкано. Хорошо, что только в одном месте.

- Да, к такому «порядку» мы не привыкли, - подумал я, хорошо зная, как Марина щепетильно относится к чистоте и порядку в доме.

- Что же ты натворила здесь? - мысленно обратился я к Альме.

Словно понимая мое недовольство, она встала с коврика, проковыляла на середину веранды и остановилась, смешно наклонив голову и широко расставив лапы.

Только сейчас, при дневном хорошем освещении, я смог рассмотреть более подробно свою находку.

У Альмы был длинношерстный черный шелковистый покров, небольшие торчащие, с опущенными кончиками уши, короткий, с белой кисточкой хвост, черный нос со светлой пометинкой слева и белые разновысокие «носочки» на левой передней и правой задней лапах.

Вчера я всего этого просто не заметил.

Открыл наружную дверь.

Со двора пахнуло утренней свежестью и прохладой. Прошел по двору, выглянул за ворота. Ни единой живой души. Даже вездесущих кур, постоянно что-то ищущих среди дорожной пыли и мусора, не было видно. Было время кратковременной передышки сельчан, обычно наступающей после посадки картофеля и ранних овощей.

Стояла какая-то особая деревенская безлюдная тишина.

На пороге показалась Марина, сладко потягиваясь и щурясь от утреннего солнца. У ее ног с визгом вилась, то припадая на передние лапы, то отскакивая и кружась Альма, показывая всем своим видом и действиями искренние преданность и расположение.

Так началась наша деревенская жизнь «втроем».

Наши взрослые дети не часто баловали своим посещением, а единственный, пока, внук был еще слишком мал, чтобы составить нам «компанию».

Настала погожая майская погода.

Пышно расцвел одиноко стоящий, словно сторож у ворот, куст сирени.Уже осыпали свой цвет вишни, как-то не очень дружно зацветали яблони. Только старая груша «лимонка» из-за непривычно обильного и раннего в этом году цветения, выглядела вся, как огромный белый шар, вокруг которого роились и гудели пчелы и шмели.

Буйно растущая после дождя трава, распустившиеся шапочки одуванчиков и нежные соцветия ромашки, словно вытканный природой яркий и сочный желто-зеленый с белыми вкраплениями ковер, радовали глаз.

Все эти прелести находились по одну сторону заборчика, разделяющего сад и огород. По другую, где Марина нещадно боролась на грядках с сорняками, такой красоты не было.

Прошла неделя. Альма уже привыкла и к нам, и к дому. Жила она по-прежнему на веранде, хотя это доставляло определенные неудобства. От Марины она не отходила ни на шаг. Пока Марина согнувшись над грядками занималась прополкой, посадкой и еще только ей ведомо чем, Альма лежала рядом прикрыв глаза и положив голову на лапы. Стоило только Марине разогнуться, как Альма поднимала голову, готовая в любой момент подняться и следовать за своей хозяйкой.

Через несколько дней Марине понадобилось поехать в районный центр. Она приготовила все с вечера, утром наполнила мисочку для Альмы и, когда та принялась с аппетитом есть, незаметно вышла со двора.

Не успел я оглянуться, как Альма исчезла. Я выскочил во двор, затем на улицу. Альмы не было. Не иначе, как побежала за Мариной.

- Но ведь прошло достаточно много времени, - подумал я, - куда идти ее искать?

Коря себя за то, что не догадался прикрыть дверь веранды, я собрался идти на поиск собаки. Не успел выйти за околицу, как увидел Марину. По ее виду не трудно было определить настроение. Рядом весело бежала Альма то отставая, то забегая вперед и постоянно оглядываясь.

- Она догнала меня на пол пути. Никакие уговоры не действовали. Ну не бросать же ее! Нужно что-то придумать.

Этим «что-то» занялся я. Держать взаперти ее на веранде было нельзя. Это, как говорится, мы уже проходили. Хочешь, не хочешь, а придется сажать ее на цепь. Жаль, конечно.

Зашел к соседу посоветоваться, как все получше сделать.

Петра я застал во дворе за обычной повседневной сельской работой. Это был среднего роста, крепко сбитый, еще не старый мужчина с темными, чуть тронутыми сединой волосами. Глубоко посаженные глаза как-то особенно выделялись на его правильной формы небритом лице.

По профессии он был шофер. Когда-то по пьянке разбил совхозную машину. Выпивал тогда Петро без меры. Перевели на работу скотником. Через некоторое время с фермы стали пропадать телята. Была ли в том вина Петра, неизвестно, но подозрение пало именно на него. Еле-еле удалось избежать ему судебного наказания.

Однажды после после очередного запоя, он почувствовал, что начал хуже видеть. Местный фельдшер прямо сказал Петру:

- Будешь пить, ослепнешь.

С того самого дня Петро перестал выпивать. Совсем, ни капли. На момент нашего знакомства, он уже пять лет соблюдал «сухой закон».

«Хозяйство» у Петра было солидное: лошадь, корова, поросенок, куры, гуси...

Вот только собаки у него не держались, то убегали, то пропадали.

- Давай подивимось, що в тебе за собака, - сказал он, узнав о цели моего визита.

Мы зашли к нам во двор. Альма сидела у порога веранды. Значит Марина дома.

Петро посмотрел на Альму, которая никак не реагировала на появление незнакомца.

- Це буде поганий сторож. Нащо тобi такий собака? - произнес он, бросив взгляд на Альму.

Мне стало как-то обидно за нее.

Минут через двадцать Петро принес мне старый, но еще крепкий солдатский пояс, из которого я изготовил ошейник.

Альма, видимо чувствуя свою близкую «неволю», при виде ошейника убегала. С большим трудом удалось ей одеть ошейник лишь на третий день.

Прошло довольно много времени, пока она привыкла к нему, как к чему-то обязательному, неотъемлемому.

Соорудил из досок просторную будку и утеплил ее изнутри. Сверху покрыл рубероидом в два слоя. Приобрел в сельмаге полутораметровую цепь со всеми аксессуарами для привязки собаки. С некоторых пор мы даже миски с едой и питьем ставили у будки. Однако привязывать ее, а тем более сажать на цепь «на постоянно», я все никак не решался, хотя для этого все было подготовлено.

Все получилось спонтанно, как-то само по себе.

Лето нынче выдалось сухое и жаркое.Часто перед обедом мы ходили на пруд купаться. Пруд находился недалеко, минутах в десяти ходу от нас.

Когда-то на этом месте протекала небольшая речушка. Исток ее терялся где-то среди зарослей ивняка и осоки на окраине деревни. Речка с нежным названием Плиска протекала

вдоль деревни и исчезала где-то далеко, далеко. Говорили, что длина речки чуть ли не пятнадцать километров и впадает она в другую речку под названием Унава. А еще говорили, что Плиска никогда не пересохнет, так как вдоль ее русла бьют несколько родников, подпитывая речку свежей водой.

Лет пятнадцать назад построили земляную дамбу с водосливом и через полтора года водоем заполнился до теперешних размеров с глубиной до двух метров. Запустили карасей, которые хорошо прижились.

Со стороны ближе к водосливу берег был чистый, песчаный; дальше - поросший травой, илистый, топкий. На подгорке росли огромные осины. Мы обычно располагались в тени деревьев, где жара не так ощущалась.

Даже, когда устав от купания, мы отдыхали, Альма продолжала носиться по берегу то и дело запрыгивая в воду и поминутно оборачиваясь в нашу сторону.

Немного усталые и разморенные мы возвратились домой. Спрятавшись от палящих лучей солнца, Альма улеглась в тени будки. Я подошел, погладил ее и ... защелкнул карабин цепи на ошейнике. Альма даже не среагировала.

Альма просидела на цепи все время, пока мы обедали. Только часа через два она начала проявлять нервозность и я ее освободил. Но начало было положено.

Через несколько дней мы полностью переселили Альму на новое место жительства.

Подстилку, на которой спала Альма на террасе, Марина перенесла в будку. Альма проковыляла следом, покрутилась, покрутилась, залезла в будку и улеглась спать.

Альма сопровождала Марину повсюду. С особой охотой она бежала в магазин, что располагался на центральной площади деревни, напротив сельсовета.

В магазине всегда было много новых незнакомых запахов: от портящихся овощей до мышиного помета. Полки были заставлены, в основном, банками с соленьями и консервами.

Хлеб завозили раз в два-три дня, так что о свежем хлебе с хрустящей корочкой можно было только мечтать. Правда, была небольшая совхозная пекарня, которая работала по какому-то особому расписанию и никто или мало кто знал, когда выпекается свежий хлеб. Но, иногда излишки продавали прямо из окна пекарни и, если удавалось случайно купить там хлеб, то блаженству не было предела. Хлеб был, действительно, очень вкусный.

Небольшие неприятности возникали только, когда Марина посещала сельский базар. Базар был каждую субботу и начинался рано, часов в шесть-семь там же на центральной площади. Продавцы, все местные жительницы, выстраивались большим кругом и подстелив прямо на землю чистые тряпицы, выкладывали свой товар. Разнообразием предлагаемый товар не отличался, поскольку все торговали одним и тем же — молоко, сметана, творог, яйца. Иногда кто-то выносил корзину яблок, слив или груш. Покупателями были, в основном немногочисленные тогда сельские «дачники», вроде нас, или случайные заезжие.

В основном собирались посудачить, пообсуждать местные новости.

Стоило только попасть в этот круг, тебя уже из него без покупки не отпускали. Как тут можно что-нибудь выбрать? Останавливаешься возле понравившейся продавщицы, попробовал, например, творог. Что-то в нем не то. Хочешь перейти к следующей, не тут-то было.

- Куди ж ви? Чим це мiй сир вам не сподобався?

Марина молча шла дальше, останавливаясь у каждой продавщицы. Пробовала творог и по только ей одной известным критериям определяла, подходит нам он или нет. Иногда она возвращалась назад и снова пробовала. Наконец, она сделала свой выбор.

Продавщица привлекла Марину не только вкусным творогом, но и своим внешним видом. Опрятная, в белоснежном фартучке и косынке, он стояла сложив перед собой натруженные, загорелые руки. Звали ее Соня. Как выяснилось, жила она недалеко от нас, как раз на полпути между нашим домом и прудом. С тех пор мы всегда покупали творог и сметану только у нее. Молоко мы покупали у Нади, немного полноватой, дородной, степенной и немногословной женщины, живущей наискосок от нас. Марина очень любила молоко и мы всегда покупали парное молоко утренней дойки.

Базар заканчивался очень быстро, через час-другой площадь была свободной и от продавцов и от покупателей.

Альма была бы не прочь тоже «поучаствовать в покупках» и, естественно обнюхать предлагаемый товар. Поскольку такое поведение собаки не приветствовалось, приходилось мне сопровождать Марину и придерживать Альму на достаточном расстоянии от продавцов.

Мы не спеша шли по улице, возвращаясь с покупками домой. Альма бежала впереди, часто останавливаясь и оглядываясь. Временами кто-то выглядывал из ворот. Здоровались. Мне нравится этот деревенский обычай - здороваться со всеми, не имеет значения знакомы вы или нет. Если знакомы, можно остановиться на какое-то время, переброситься парой слов.

Встречных было немного. Неожиданно перед нами остановился один из них. Несмотря на раннее время, мне показалось, что он навеселе. Крепкий, плотно сбитый, он словно вынырнул откуда-то из-за угла.

- Доброго ранку! Дядьку, продайте собаку. Я заплачу, а ще поставлю гарний магарич.

- Собака не продаеться, - ответил я, стараясь пройти мимо него.

- А усе ж таки...

- Нi, - ответил я категорично.

- Ну, дивись..., - пригрозил он , переходя на ТЫ и проследовал дальше.

Настроение было испорчено.

Об этой встрече я рассказал Петру.

- Це був Льонька Пiвень. Точно. Погана людина. Зла. Але не бiйся, сюди вiн не прийде, - успокоил он меня.

Прошло время и я как-то забыл об этом инциденте. Время лечит.

В этом году травы вызрели рано и сенокос начался еще до Ивана Купалы.

Я слышал, как ночью, уже под утро фыркала лошадь, которую запрягал Петро. В ночной тишине хорошо слышны каждый звук или шорох.

- Куда это он в такую рань? Наверное траву косить? - только успел подумать я и снова погрузился в глубокий предрассветный сон.

Проснулся в шестом часу. В окно уже заглядывали лучи восходящего из-за леса солнца.

Я люблю в такое время выйти в сад, просто походить по росистой траве, приминая ее или просто сбивая с травинок сверкающие и играющие на солнце росинки.

Но сегодня - другое дело. У меня на сегодня задание — накосить траву.

Мы уже несколько лет набиваем наволочки, сшитые специально Мариной для этой цели, сухим свежим сеном. На таких подушках приятно спать, вдыхая ни с чем не сравнимый пьянящий запах свежего сена. Этот запах держится долго, наполняя комнату каким-то особым полевым ароматом.

По росе легко косится. Трава ложится ровными валками. Трава зеленая, сочная. Каждый шаг в такт со взмахом косы:

- Гзыг... Гзыг...

- Коси коса, пока роса..., - это голос Михайла, соседа с нашей улицы.

Он всегда в это время гнал корову пастись. Остановился на минутку. Посмотрел.

- Самое время сейчас косить. Смотри-ка, научился все-таки.

Я вспомним, как все начиналось.

Косу купил я на воскресном базаре в районном центре.

Попробовал в огороде на откосах крапиву скосить. Ничего не получилось. Увидел мои «старания» проходивший в это время Григорий, совхозный столяр, которого называли все просто Гриня. Жил он на смежной улице и я наглядно знал его.

Остановился.

- Разве это коса? Это же дрова, а не коса.

Я посмотрел на него с удивлением.

- Косу надо по росту да «по руке» выбирать. Это первое. Потом, отбить косу надо, а при косьбе правильно держать ее нужно. Тогда и трава будет ладно ложиться и косу не часто править придется. Ты у людей спрашивай!

А я то думал, что все так просто...

Каково же было мое удивление, когда на следующий день Гриня принес мне новую ручку для косы. Легкую и удобную. Денег не взял.

- Пусть будет подарок от меня.

Затем я проходил школу обучения, как «правильно отбить косу», у Николая, что жил напротив.

Школу «молодого косаря» проходил у Михайла.

Марина как-то сказала, что косить меня учила вся деревня.

Время шло. Альма выросла и превратилась во взрослую красивую собаку. Она давно уже жила в своей будке. На ночь я ее пристегивал, а утром отпускал с цепи. Тогда она по-прежнему старалась быть рядом или поблизости от Марины.

Первая половина августа выдалась жаркой и безоблачной. Лишь изредка, как бы случайно, появлялись на небе и быстро куда-то исчезали одинокие белые пушистые облака.

Нынче уродили яблоки. С вечера соберешь, утром опять под деревьями полно. Мы не справлялись. Был тот случай, что, как говорится, и самим не съесть, и отдать некому. Что смогли - переработали, остальное на корм соседской скотине.

Незаметно подобрался и Яблочный Спас. Через неделю-другую пора копать картошку. Лишь бы не было в эти дни дождя!

Уборка картофеля, пожалуй, самый трудоемкий процесс в сельскохозяйственных работах. За день-два до копки я скосил и убрал пожухлую ботву. Сначала мы с Мариной копали вдвоем, потом труд разделили. Я копал, Марина собирала картошку в специальные круглые, плетеные из лозы корзины-верейки, которые я относил во двор, а это 40-50 метров. Рассыпанная на большом брезенте картошка подсыхала, а в конце дня ее мы сортировали и я относил ее в погреб.

С копкой картошки мы управились за несколько дней. Вымотались, конечно, но успели до дождей. Как-то неожиданно похолодало. Недаром говорят: «Пришел Спас, готовь рукавицы про запас...».

На неделе зарядил дождь. Осенний, с холодным пронизывающим ветром. Из дому мы почти не выходили. Работы хватало. Марина крутилась в поте лица. Понимая, что детям «некогда», мы просто иногда завозили им фрукты и овощи.

Несколько раз ходили в ближний лес за грибами. В лес мы всегда брали Альму с собой. С визгом и лаем носилась она по лесу, металась между мной и Мариной, не понимая, почему мы ходим врозь.

Не успели оглянуться как минуло и Бабье лето. Вновь похолодало. Небо затянуло мрачными тучами. С дня на день начнутся затяжные дожди.

Пора бы уже собираться на «зимнюю квартиру». Обычно мы в деревне находились с апреля по октябрь. Но в этом году нас что-то задерживало. Мы сами в этом не хотели себе признаваться, но причиной этому была, конечно, Альма.

Надо было что-то решать.

В конце концов решили, что будем приезжать по очереди.

Альма как-будто чувствовала, что остается одна. Она стала беспокойной и, когда ее отвязывали, ни на шаг не отходила от нас.

Прошло три месяца. Не было ни одного дня, чтобы кто-нибудь из нас не приезжал в деревню. Мы привозили Альме теплую еду и старались хотя бы час-два побыть с ней. Этого, конечно, было недостаточно. Но большего мы себе позволить не могли.

Наступил февраль с его морозами и метелями. Часто из-за нанесенных снежных сугробов невозможно было даже открыть калитку. Сначала нужно было, по колено в снегу пробраться к сараю, затем, вооружившись лопатой заняться «очисткой» территории. В такие дни я, конечно, освобождал Марину от поездок в деревню.

К середине месяца снегопады прекратились. Потеплело.

В это время я обычно начинал обрезку деревьев. Снежный наст под деревьями был уже достаточно тверд и упруг. На нем можно было стоять не проваливаясь в глубокий еще снег. Выглянул на улицу - ни души. Тишина. Казалось, что жизнь в деревне на время застыла. Но впечатление полной тишины оказалось обманчивым. Раздалось фырканье соседской лошади, видимо почувствовавшей присутствие постороннего человека. Невдалеке залаяла собака. Это у Михайла. Альма насторожилась и вдруг тоже начала лаять, вторя своему сородичу. Я удивился. Не часто приходилось слышать, как лает Альма.

Я принялся за работу и так увлекся, что не заметил наступления сумерек.

Альма с визгом носилась по двору. Не без труда мне удалось водворить ее на место.

В начале марта после двухнедельного перерыва, в деревню поехала Марина.

Вернулась она неожиданно очень быстро.

- Альма пропала, - сообщила она мне прямо с порога.

- Как пропала? - не понял я.

- Так. Нету её. Я пришла. Ошейник с цепью на месте, а Альмы нет. Я ее звала, звала...

У Марины на глазах были слезы.

Мы долго обсуждали, что могло произойти. Решили, что я завтра поеду и поищу её.

Поиски Альмы ни к чему не привели, ни назавтра, ни в последующие дни. Можно было предположить, что кто-то украл Альму или, что она попросту убежала, хотя в эту версию никто из нас не мог поверить.

Время шло. Мы уже свыклись с мыслью, что Альмы больше нет. Несмотря на это Марина в душе все еще верила, что Альма может появиться и никак не соглашалась, чтобы я разобрал будку.

Весна в этом году выдалась ранней и теплой. Раньше обычного зацвели вишни. Наши три вишни стояли белые словно укрытые белыми покрывалами. Однако мы не строили никаких иллюзий относительно будущего урожая. Так уже бывало: цветут все, а плодоносит только одна. На двух других лишь по нескольку ягод на ветке. Я все порывался их спилить и выкорчевать, но Марина возражала.

Празднование пасхи отмечалось седьмого апреля. Для совершения богослужения приехал откуда-то «батюшка». На вид лет тридцать с небольшим. Двухметрового роста, худой, с жиденькой бородкой, одетый в черную рясу, на голове такая же черная скуфья. Все сельчане звали его «Отец Виктор». Я его не раз видел. Он был всегда на велосипеде и ехал откуда-то со стороны станции, проезжая как раз мимо нашего дома. Слух о том, что «батюшка» приехал быстро распространился по деревне. К вечеру к церкви потянулись люди. Собственно, это строение было мало похоже на традиционную христианскую церковь. Настоящую церковь разрушили еще в начале тридцатых. Во всей округе сохранилась лишь одна настоящая церковь, в деревне Липовый Скиток, что в десяти километрах от нас.

Перед майскими праздниками вспахали огород, разбили грядки. С посадкой картофеля и части овощей успели управиться до дождей.

Дожди шли как по расписанию, два-три дня льет, затем несколько дней погожая погода.

Как говорил Михайло:

-  Если в мае три дождя, можно обойтись и без агронома.

К июню погода установилась.

С вечера мы засобирались домой, решив провести пару дней в городе.

Как обычно я встал рано. Марина еще спала. Бесшумно вышел на веранду и распахнул наружную дверь.

Я не поверил своим глазам. Возле будки сидела … Альма, а возле нее вертелись, издавая тихие скулящие звуки четверо щенят. Я просто опешил и не верил своим глазам.

- Марина, Альма вернулась, - прошептал я над головой спящей Марины.

Как-будто ожидая это сообщение, она откинула одеяло и, одевая на ходу халат и тапочки, устремилась во двор. Трудно передать эту встречу. У Марины на глазах навернулись слезы. Слезы радости. Альма подползла к Марине и с виноватым чувством облизывала ей руки и ноги, одновременно пытаясь на своем собачьем языке ей что-то объяснить.

- И кого же ты привела с собой? - произнесла наконец Марина.

Два щенка были точной копией своей мамы, два других, чуть покрупнее большеголовые, серо-черной масти с белыми отметинами. Три мальчика и одна девочка.

Щенята были уже не маленькие. Я невольно вспомнил, какой была Альма, когда я ее нашел. Пожалуй, они были почти такими же.

Поездку в город мы, конечно, отменили.

Надо было думать, чем кормить эту ораву. На радостях Марина отдала Альме и ее потомству весь суп, оставленный нам на сегодня.

Мы стояли и глядя на них думали, не задавая вслух вопросов - каким образом Альма сумела убежать, где она находилась более трех месяцев, как находила себе пропитание...

Насытившись Альма посмотрела благодарными глазами на Марину, вильнула несколько раз хвостом и залезла в будку. Щенята, тявкая и отталкивая друг друга, неуклюже перебирая лапами, неумело перелезли, наконец, через порожек.

В будке какое-то время слышалась возня, затем все затихло.

Прошла неделя, другая. Нужно было что-то делать со щенками. Они стали уже вполне самостоятельными, разбредались по двору и Альма не очень беспокоилась, если не все находились рядом. Мы решили просто раздарить щенков.

Одного Марина отдала Наде, у которой мы покупали молоко.

Остальных, дождавшись субботы, я отвез на местный базар, где их тут же разобрали. Мне показалось, что Альма за ними не очень скучала. Правда, в первый день она проявляла некоторое беспокойство, бегала по двору, заглядывала в сараи и, даже, дважды выскакивала на улицу.

Прошел месяц.

Я одел на Альму новый ошейник, кожаный с подшивкой, который приобрел в охотничьем магазине. На бирке выгравировал только одно слово - Альма.

Когда мы оба уходили, как и прежде я сажал Альму на цепь.

Это был обычный будний день и мы решили поехать в город. Нужно было привезти кое-какие вещи и продукты. Старший сын обещал привезти на днях к нам внука. Так что нас ожидали дополнительные заботы.

Мы шли медленно по лесу, наслаждаясь чистым воздухом, терпковатым запахом молодой хвои, пением птиц и просто хорошей погодой. До поезда оставалось еще минут сорок. Навстречу стали попадаться сельчане, шедшие в одиночку и группами с прибывшей из города электрички.

Как-то неожиданно передо мной возникла одиозная фигура Леньки Пивня. -

- Я чув, собака знайшлася.. Та ще й цуценят привела... А чогож менi не сказали?

- Ти ж не питав за цуценя. Та й де ж я тебе шукатиму? Тепер знатиму, що тобi треба. Як на весну приведе, тодi вiзмеш хоч одного, хоч двох.

Ленька как-то криво усмехнулся.

- Ну, ну..., - произнес он и пошел по тропинке в сторону деревни.

Марина шла немного в стороне и не слышала о чем мы говорили. В нескольких словах я передал ей суть нашего разговора.

- Не нравится он мне, этот Пивень, - помолчав произнесла она.

- Он многим не нравится, - попытался отшутиться я.

Мы провозились дома до позднего вечера и решили возвращаться в деревню рано утром.

Несмотря на тяжелые сумки, Марина все время пыталась ускорить шаг.

- Куда ты бежишь? Ну придем на пять минут позже...

- Ты знаешь, после вчерашней встречи в лесу, я не могу никак успокоиться. Чего ему далась наша собака?

Я ничего не ответил, только ускорил шаг. По правде говоря у меня тоже было ощущение, что что-то не так.

У ворот своего дома стоял Николай и курил. Увидев нас, он подошел.

- У вашому дворi хтось стрiляв учора пiзно увечерi.

Я не дослушав его, бросился к дому. Открыл калитку. Возле своей будки в луже крови лежала Альма.

Я поставил сумки на землю, но так и остался стоять, не веря своим глазам. За моей спиной чувствовалось тяжелое дыхание Марины.

- Это Ленькина работа, - только и смог я сказать.

В горле застрял комок. Не было никаких сил сдвинуться с места.

Марина первая пришла в себя.

- Нужно сегодня все убрать. Приедет внук, чтобы он ничего не видел и не задавал никаких вопросов.

И помолчав, вдруг сказала:

- Пойду в магазин.

Она просто не могла на все это смотреть - на окровавленный, бездыханный труп Альмы,

на залитую кровью землю, на разорванный со следами запекшейся крови ошейник, на «осиротевшую» в одночасье собачью будку, невольного и молчаливого свидетеля произошедшей трагедии...

Я похоронил Альму на опушке леса, среди кореньев раскидистой сосны недалеко от того места, где ее нашел.

Медленно возвращался домой, непроизвольно выбрав тропинку, по которой когда-то нес щенка-найденыша, прикрывая его от дождя полой моей куртки.

Марина еще не вернулась, давая мне время привести все в порядок.

Молча, с каким-то ожесточением, я начал ломать будку. Собрал все до щепочки и отнес в конец огорода, чтобы сжечь.

Принес с огорода свежей земли, рассыпал, утрамбовал,

Вскоре уже ничто не напоминало о том, что на этом месте находилась будка и в ней жила наша любимица.

Только высоко на стене сарая, под самой крышей одиноко висел на гвозде ошейник, вернее то, что от него осталось. И бирка на колечке. На ней только одно слово - «Альма».

Вскоре появилась вся зареванная Марина.

Почти весь оставшийся день мы не разговаривали, словно нам не о чем было говорить. На душе, как говорят, скребли кошки... Ощущалось какое-то тягостное опустошение. Каждый был занят своими мыслями, но все они, скорее всего, сходились к одному - почему не смогли уберечь Альму.

Весь следующий день прошел в хлопотах, связанных с подготовкой к приезду внука. Мы ожидали, что родители привезут его дня через два-три. Марина выскребла все углы и без того чистой комнаты и хорошо, что успела. Сходила и договорилась о покупке козьего молока.

Было около четырех часов дня. В это время мы обычно садились передохнуть и выпить по чашечке кофе.

Вдруг открывается калитка и во двор входит улыбающийся Сашка с огромным рюкзаком за плечами, с большой сумкой в одной руке и двухлетним Володей в другой.

- Вот, привез вам квартиранта... Мы с ребятами завтра уезжаем в Крым, по горам немного «пробежаться», так что времени у меня не много. Здесь, - сказал он, указывая на рюкзак и сумку, - все необходимое для Володи, одежда, игрушки и всякое такое...

- Что еще за горы? Вечно ты что-нибудь придумаешь, - произнес я недовольно.

На мой вопрос я, конечно, ответа не получил.

Быстро разгрузив содержимое сумки и рюкзака, Сашка засобирался в обратный путь.

- Остался бы хоть переночевать. Отдохнешь, а завтра утром поедешь домой, - без всякой надежды на успех предложил я.

Тем временем Марина вовсю суетилась возле внука, о чем-то разговаривая с ним. Наконец, с трудом вырвавшись из ее объятий, Володя подбежал ко мне.

- Дедушка, а где собачка? Я хочу с ней поиграть.

Мы с Мариной переглянулись.

- Сейчас тебе бабушка все расскажет. Товарищи родители, я поехал, приеду через неделю, - с этими словами Сашка направился к калитке

Мы с Мариной вновь переглянулись и только рассмеялись. Сашка был в своем репертуаре.

Марина увела малыша показать сад. О чем они говорили осталось для меня тайной, но Володя больше ни разу не спрашивал про собачку.

Весь следующий день был посвящен обустройству Володиного быта. Или с непривычки, или от излишнего волнения, но мы оба к вечеру почувствовали себя невероятно уставшими. Марина пошла укладывать Володю спать, а я - разжигать самовар.

Мы сидели за чаем довольно долго. В полумраке, не зажигая света. Неожиданно сам по себе разговор зашел об Альме: как я нашел щенка, как принес домой, как мой найденыш сразу признал Марину, как Альма привыкала к нам, как она исчезла и спустя три месяца появилась со своим потомством и, наконец, ее трагическая гибель...

Перед глазами вновь возникла ужасная картина - окровавленный, бездыханный труп Альмы на залитой кровью земле...

- Больше никогда, ты слышишь, никогда не приноси в дом животных! Никаких!

У Марины на глазах навернулись слезы.

- Ладно, - как-то немного неуверенно, помолчав пробормотал я.

Марина вытерла тыльной стороной ладони глаза и недоверчиво посмотрела на меня. Мы еще посидели немного, допивая давно остывший чай и изредка перебрасываясь отдельными словами, избегая больной для нас обоих темы. Спать почему-то не хотелось.

Я вышел на крыльцо.

От вечерней свежести повеяло прохладой. Воздух бы наполнен каким-то особым, неописуемым запахом. Со стороны пруда слышалось кваканье неугомонных лягушек, где-то в саду стрекотали цикады...

Неожиданно раздался из комнаты плач Володи, наверное что-нибудь приснилось...

Марина поднялась и заторопилась к внуку.

Я постоял еще несколько минут, вдыхая аромат вечерних запахов. Володя успокоился. Марина возилась, расставляя все по местам.

Я посмотрел на часы - скоро полночь, а там уже и новый день со старыми и новыми заботами и хлопотами.