На старой, как и он сам лавке, чаще всего осенью, сидел подолгу старик, известный у нас в деревне всем под прозвищем "Чокнутый". Я знал и имя старика, и отчество, и фамилию (как никак "сосед напротив"), но все звали его "Чокнутым", так звал и я.

Он сидел на лавке у низкого забора, за которым стоял его трёхоконный домишка. Серый, покосившийся и прогнивший, он имел очень жалкий вид, и старик выглядел таким же - жалким и дряхлым. Каждое утро мать готовила завтрак на кухне и случалось ворчала: " Ох, опять расселся." Я подходил к окну. Старик только и делал: шамкал губами да рассматривал небо.

- И что там разглядывать!- продолжала ворчать мать.- Скоро зима, какое уж там небо.

Потом она вставала рядом со мной и сокрушалась:

- А жалко-то как.- И обращалась ко мне: "Ты спроси у него, Леж, может, чё надо?

- Хорошо,- отвечал я и выбегал на улицу.

На улице было холодно и безлюдно. К заборам жались полуголые деревья, похожие на растрёпанные метёлки. Выл ветер. Недалеко за деревней каркали над полем вороны.

Я подбегал к старику и садился рядом. Он недоумённо смотрел на меня и улыбался.

- Простите,- робко заговаривал я.- вам ничего не нужно?

Он продолжал смотреть на меня и, молча, улыбаться.

- Простите,- повторял я громче,- может чего...

Он снова долго смотрел на меня и улыбался и только после, наконец, отрицательно мотал головой.

Я ещё немного сидел рядом с ним, потом мне становилось неловко и я возвращался домой.

Часто я спрашивал у матери, отчего же старик такой, но она всегда уклонялась от ответа.

- Отчего? Это не простая история. Да и не понравится она тебе.

- Расскажи,- загорался я

- Потом,- отмахивалась она. Я обижался, но не выпытывал.

Как-то, примерно в середине октября, в один вечер, находясь у окна, я чем-то занимался. Старик сидел на своей лавке, вдруг небо затянуло тучами, ухнул гром и пространство пересекла, ослепляя, кривая молния. Прошла ещё минута, и вот, по стеклу забарабанили крупные капли дождя.

Я видел сквозь пелену растекающихся по стеклу ручейков бесформенную фигуру старика. Он по-прежнему сидел и не двигался с места. И тут я увидел, как он лёг прямо на лавку. Я не выдержал и выскочил на улицу.

- Дед!- закричал я, схватил его за плечо и затряс.

Он приподнялся и оттолкнул меня.

- Дед! Дед!- затараторил я,- пойдём к нам домой, у нас тепло, сухо, чай с вареньем.

Я уже собирался тащить его силой, как, испугавшись, отшатнулся. Старик повернул ко мне лицо. Своё жёлтое, изрезанное морщинами лицо. Таким я его видел впервые.

Оскалив редкие зубы, он с ненавистью смотрел на меня. Из его рта текла пена. Космы седых волос запутались и прилипли к вывалившемуся языку.

Дрожащими руками он обнимал лавку и отчаянно мычал... Я понял, что лучше оставить его в покое.

- Чокнутый,- сказал я матери,- то, понимаешь, улыбается, то зубы скалит. Дождь вон какой, а он лежит. Чокнутый, одним словом.

Мать промолчала, выслушав моё возмущение. Дождь кончился.

На следующий день старик снова сидел на том же месте, смотрел в небо и улыбался. Его руки опирались на палку. На нём было то же самое, чёрного сукна, в заплатах, пальто. На его шее был намотан длинный из половика шарф, на голове свисала полями та же фетровая шляпа. Всё было то же.

Прошли годы. Я давно жил и работал в городе, и однажды, находясь в отпуске, приехал к матери, в деревню. Старик исчез, он умер. Но лавка та стояла, и домик его вместе с забором ещё стоял.

Мать рассказала мне, что старика схоронили попросту, поминки справили скудные. Родных у него не оказалось и сбережений он после себя никаких не оставил.

- А всё-таки, отчего он был такой?- в который раз спросил я мать, не надеясь что она скажет правду. Но она сказала.

- Столько сколько тебе лет тому назад жена этого старика на снасях была. И вот подпёрло рожать ей. Старик тогда был вовсе не сумасшедшим стариком, а вполне нормальным молодым мужчиной. Вывел он свою беременную жену из дома, усадил её на лавочку, а сам рванул к председателю - в "скорую" звонить. Плохо стало его жене, кричала она. Пока тот дозвонился, пока из райцентра приехала "скорая", в общем, умерла она... Случилось это осенью, помню: дождь лил. Времена тогда были такие, сынок, на всю деревню два телефона: у председателя да в управе. После смерти жены и начал наш сосед слабеть умом.

История, рассказанная матерью, потрясла меня. И тут я кое-что вспомнил:

- Мам, подожди, но ведь моя бабушка слыла повитухой. Она что - не могла принять роды у бедной женщины?

- Не могла. Единственная в нашей деревне повитуха - твоя бабка, мама моя, как раз в это время принимала роды у другой женщины - у меня. Тебя я рожала, сынок...