Вечер оплывшим огарком дня

тихо коптил, чадил.

Пульсом встревоженным беготня

билась дымком кадил.

Взгляд зацепился, весь мир креня,

профиль – удар под дых.

Еле забытой тоской гремя,

рёбра зажав впритык.

Плечи, осанка, глаза – коньяк,

нервной струны дискант.

Нужно на рану скорей мышьяк,

желчью, как учит Кант.

Лучше не помнить, как с хрипотцой

ночью шептал «люблю»,

после вино заедал мацой,

резал ты сыр дор блю.

И где-то между обвалом цен,

кризисом и войной,

без переходов и бурных сцен

выпал удар двойной:

«В Сирии парни вступают в бой,
Я через день женюсь.

Ты же разумная – так не вой.

Я ведь не изменюсь».

Даже не помню, где сил взяла

гордость и честь сыграть,

и понеслась, закусив удила,

с корнем из сердца рвать.

Долго потом заживал рубец.

Вбив в пепелище крест,

я привыкала к той жизни «без»,

душу взяв под арест.

Только смирилась, как ты – в толпе -

обжиг, туман и стресс.

Ритм поломался в моей стопе,

весь мой покой исчез…