ГЛАВА 9
Идея была проста как палец: смешать гены, скажем, секвойи, живущей до семи тысяч лет, с генами, скажем, мушки дрозофилки или бабочки однодневки. Идея не отличалась новизной: мировая научная мысль уже билась над воплощением подобных проектов, но я ясно видел, как добиться успеха. Вся трудность как раз и состояла в этом «как». Ноу-хау, «знать как» — это ключ к разгадке в любом деле. Смешно вспомнить: сон, вещий сон принес мне решение. Случайное стечение обстоятельств — лето, баня, ночь, пирожки, кушетка... Точно такое же, как: «Ночь, улица, фонарь, аптека…». Это кажется смешным, но от этого не спрячешься. Вещий сон, оказалось, — дело житейское. Главное же во всем этом стечении обстоятельств — мой мозг. Он давно был готов к тому, что пришло во сне, ведь все эти годы он только тем и занимался, что думал об этом. Тридцать лет неотступного думания! Я преувеличиваю, конечно, не все тридцать лет голова моя была забита мыслями о спасении человечества. Я не Иисус, и ничто человеческое мне не чуждо. Я просто жил, а свежие и оригинальные идеи роились в моей голове, как пчелы вокруг матки.
Потом я снова рассказывал, они терпеливо слушали, спрашивали.
— Нам бы сюда добавить пивка, — вмешивался в разговор Стас, — дела побежали бы быстрее.
— Да-да, — поддержала его Ната, — с пивом всегда веселее.
И десятилитровая бутыль с пивом через полчаса была на столе.
Вскоре они словно забыли обо мне и теперь спорили без моего участия, а я только слушал и слушал, не пытаясь даже вставить словцо.
— А? Как думаешь, Рест?..
Я только кивал, соглашаясь. Пиво было теплое и уже без пены. Но моя идея, как видно, пришлась им по душе. Она зацепила их за живое. Правда, тогда мысль о Пирамиде не могла даже прийти в голову.
— О какой Пирамиде? — спрашивает Лена.
Макс только смотрит. И ни на мгновение не задумывается над этим незнакомым для него словом. Что есть Пирамида? Псу это нельзя ставить в вину. Его больше интересует заварное пирожное, которое Лена преподносит ему как дар.
— Служи!
Это – пожалуйста! Макс готов не только сесть на задние лапы, он готов даже голос подать без команды:
— Уав!
— О какой Пирамиде? — снова спрашивает Лена.
— Тинка бы засмеяла!
ГЛАВА 10
Мне казалось, что начинается новая эра. Я стоял за дирижерским пультом с блестящими глазами в новеньком синем лабораторном халате, гладко выбритый и с сияющей улыбкой на лице. Указательным и большим пальцами правой руки (как мне рисовалось в воображении) я бережно держал ту таинственную, невидимую и всесильную палочку, которой суждено было утвердить на земле первый толчок новой жизни. Что из этого выйдет? Меня беспокоило лишь неучастие в таком большом начинании Ушкова. Я не мог объяснить себе этого: почему он не с нами? Ведь даже одно его присутствие было бы залогом успеха. Надежность, да, надежность — вот что бы я в нем отметил прежде всего. В тот день мне показалось, что он перестраховался. Я не стал тянуть его за руку. А выпить за мое здоровье он бы наверняка отказался. Он вообще к спиртному не прикасался. Ну, нет, так нет. Правда, я считал это еще одним его „бзиком”, каких у него было слишком много: то он чего-то принципиально не пил, то не ел или отказывался что-то понимать, то терпеть не мог нашу бесплатную медицину, где за каждый шаг нужно было платить. Во всяком случае, он во многом слыл оригиналом, но в его надежность как партнера, как верного товарища по плечу, верил каждый.
В тот день мне достаточно было его незримого присутствия. И вот что еще меня волновало: принесут ли разные соотношения генетического материала разные плоды? Что вообще из этого получится? Мы интуитивно понимали, что вмешиваемся в Божий промысел. Жуть! Каждый был уверен, что такие эксперименты с комбинированным геномом не столько интересны с точки зрения науки, сколько опасны. Опасны для будущего человечества. Вообще для будущего! Как это ни выспренно или банально звучит, но мы твердо знали, что над миром нависла угроза сумасшествия.
Жора знал это наверное! Но ни Жоры, ни Тины не было с нами.
Я решил выбросить из головы мысли о будущем. Мысль о том, что с генами шутки плохи, давно витала в ученых головах, равно и мне избавиться от нее было невозможно. Запретный плод манил, зубы так и чесались откусить от него кусок поувесистей. И терпеть этот зуд не было сил. Тем более что у нас, в нашей затхлой лаборатории с жалкими самодельными приборами и допотопным оборудованием, что-то там выблеснуло яркой надеждой. Это был залп «Авроры» по старому миру. Мы шагали вперед и открывали новые горизонты!.. Никто тогда и предположить не мог, как далеко может простираться эта затея. Но отступиться мы уже не могли. Котел с колдовским зельем уже закипал, и из кипящего слоя во все стороны разлетались брызги шампанского, звуки оваций и аплодисментов. Ради этого мы сперва убежали от мира, дали себе меньше воли, чем прежде — мы просто оскопили себя, приковав цепями к поиску истины. И это было для нас особенным счастьем, если хочешь — милой забавой, счастьем евнухов от науки и ее же поэтов. Мы, что называется, proprio motu (по собственному побуждению, — лат.) напрочь лишили себя прежних вольных привычек к веселью, праздности и эпикурейству и превратились в затворников, возможно даже изгоев, с одной целью — постичь тайну жизни. Ах, как молоды мы были!..
Ясно, что судьба эксперимента зависела от каждого из нас. И самая большая ответственность ложилась на мои плечи.
— А Наташа?.. Ей нравилось?..
— Ее любопытству не было края! Она просто горела идеей, да, все новое и необычное вызывало у нее восторг и трепет!.. Не то, что Тина. Ее ничем нельзя было удивить. На все у нее был свой взгляд…
— Ты, без сомнения, был и в нее тоже...
— В Тинку-то?
— В Наташу, в Тину… Ты у нас такой, знаете ли…
— Была с нами и Анечка, эта невесть откуда взявшаяся белоголовая девчушка в золотых косичках с голубыми бантами, с большими кукольными, распахнутыми на мир, синими глазами, без участия которой невозможно было представить ни одно предприятие нашего славного коллектива. Только потом я понял, зачем она среди нас появилась.
— Зачем же? — спрашивает Лена.
— У каждой женщины своя роль.
— Она же ребенок!
— Она же вырастет!
