НАЧАЛО ЗДЕСЬ:  http://nerlin.ru/publ....-0-6147

[4]

[Однажды, когда оба партнёра вновь уселись за карточный стол, Лугин сказал:

– Ставлю на кон год своей жизни. Надеюсь, эта ставка не кажется вам слишком мелкой?

Старик захихикал, заколебался – заколебалось и его отражение в одном из настенных зеркал. Лугин нередко бросал взгляд на это зеркало. Расположенное в угловом простенке, оно отражало полуношников в разных ракурсах: сидя точно в середине стола, Лугин видел главным образом самого себя; чуть сдвинув голову вправо – красавицу за своим левым плечом, а чуть сдвинув голову влево – старика. Изменчивая мистическая глубина зеркала с некоторых пор притягивала художника не меньше, чем сами его таинственные гости: он никак не мог понять, почему облик гостей и их отражение не всегда совпадают.

Сейчас в зеркале колебалось какое-то бесформенное пятно. Лугин перевёл взгляд на самого старика. Тот не спешил с ответом на его вопрос о ставке в один год – колебался в буквальном смысле: то расплывался почти в такое же бесформенное пятно, как в зеркале, то собирал себя в нечто более чёткое и цельное. Наконец раздался его слабый голос:

– Ваша ставка не кажется мне слишком мелкой, принимаю. А у меня на кону по-прежнему эта барышня – ее свобода выбора. Или несвобода – в случае вашего проигрыша.

Лугин уловил нервный всплеск рядом с собой. Он не стал оборачиваться, а лишь сдвинул голову вправо и взглянул в зеркало. Однако красавицы-соседки там не было. Не было и карточного стола. Зеркало отражало уходящую вглубь бальную залу, освещённую хрустальными люстрами, а на переднем плане стояла, глядя прямо в глаза Лугину, фрейлина Минская! Она была в том же чёрном платье с бриллиантовым вензелем, что и в день их последней встречи.

Изумлённый художник огляделся: ни хрустальных люстр, ни Минской в комнате не было. Его бывшая спальня, давно уже ставшая малой гостиной, освещалась, как всегда, настольными свечами в позолоченных канделябрах, нисколько не похожих на висящие под потолком хрустальные люстры. Лутин обернулся на свою прелестную соседку – та печально улыбалась, непроизвольным движением поправляя светлый локон у плеча. Художник перевёл взгляд на зеркало – там печально улыбалась, поправляя чёрный локон, фрейлина Минская!

За долгое пребывание в этом странном особняке Лугин, казалось, привык к любым превращениям – но появление здесь Минской вновь потрясло его до глубины души. "Впечатление такое, будто я схожу с ума вторично", – усмехнулся он над собой, стараясь сосредоточиться.

Старик между тем тасовал новую колоду карт. Лугин чуть сдвинул голову влево, чтобы проверить, не превратился ли и его партнёр в кого-нибудь знакомого по реальной жизни. Сначала отражение было туманным, расплывчатым – словно зеркало в этом месте плохо отполировано. Потом облик тасующего колоду стал приобретать всё большую чёткость, причём старик с каждым мгновением молодел: он уже не мигал и не щурился – взгляд его стал холодным и цепким, красная кайма вокруг глаз исчезла и даже полосатый его халат выглядел теперь новее и наряднее.

– Вы можете ставить на кон свою жизнь год за годом, – произнёс помолодевший вместе со своим отражением партнёр; голос его звучал с добродушной благожелательностью: он явно не сомневался в грядущих победах. – Год за годом, пока не дойдём до вашего теперешнего возраста в его полном виде. Позвольте уточнить: сколько вам сейчас?

– Двадцать пять... и полтора месяца.

– То есть в полном виде будет двадцать шесть. Вот и пойдём от суждённого вам возраста к полному теперешнему.

– А я-таки сомневался, можно ли идти куда-то от суждённого возраста, – признался Лугин.

– Можно. Каждый человек наделён свободой воли и потому способен сдвинуть изначально отведённый ему срок в ту или иную сторону.

– Положим, что так. Но разве вы знаете, сколько мне отведено изначально? – Лугин ждал ответа затаив дыхание.

– Конечно, знаю, – хмыкнул партнёр. – Это можно выяснить, даже и не прибегая к магии. Вам суждено написать историческую эпопею – не только весьма обширную, но и безупречную эстетически, что требует немалых затрат времени. К тому же вы всё еще набираетесь впечатлений – к осуществлению сего грандиозного замысла и не приступали. То есть можно не сомневаться: отмеренного вам Свыше времени предостаточно.

– Странно! – воскликнул Лугин. – Опять меня принимают за кого-то другого. Недаром я предлагал вам, милостивый государь, обменяться визитными карточками.

Партнёр мгновенно оглох. С ним это случалось всякий раз, как только Лугин пытался подвести его к официальной церемонии знакомства: старик прикладывал ладонь к уху и переспрашивал: «Что-сс?» ("с" выходило у него долгим и свистящим). Поначалу Лугина это пугало: он тут же вспоминал «титулярного советника Штосса», о котором твердил ему пронзительный дискант. Но старик ни разу не дал ему возможности утвердиться в мысли, что перед ним владелец дома по фамилии Штосс: всякий раз получалось, что партнёр просто не расслышал вопроса. Вот и сейчас старый лицедей притворился, что глуховат. Лугин, не дожидаясь его свистящего «Штосс?», paздpaжённo бросил:

– Я художник, живописец! никаких исторических эпопей не пишу!.. Мог бы создать историческую панораму, – проворчал он успокаиваясь, уже с иронией, – например, битвы на Кавказе. Но боюсь, мою картину не одобрил бы Цензурный комитет.

– Ну-ну, – миролюбиво откликнулся партнёр, – живописец, так живописец. – Он опять превратился в немощного старичка. – Разберёмся попозже – я же сказал: времени у нас довольно... Или прекратим карточные баталии, и вы займётесь наконец делом? – Тон его стал вдруг строго-нравоучительным.

Лугин вздрогнул под магнетическим взглядом его серых глаз. Старик будто испытывал его, хотел от него чего-то добиться и помимо участия в карточных баталиях, но не желал впрямую говорить об этом.

Как же надоел ему старикашка, все его ужимки, гримасы, превращения! Если бы не нежное облако за плечом, художник давно бы покинул этот дом!.. Соседка стояла-парила рядом, невесомо опершись одной рукой о спинку кресла – так, что нежная ее кисть почти касалась волос Лугина, а изящные браслеты при малейшем ее движении позванивали возле его уха. Сейчас браслеты звенели явственнее обычного. На секунду обернувшись, Лугин увидел, что красавица усиленно кивает головой, будто внушая ему: соглашайтесь, соглашайтесь! бросьте эту смертельную для вас игру!

– Если я займусь делом, барышня навсегда останется под вашей властью? – спросил Лугин.

– Разумеется, – с чванливой самоуверенностью ответил старик... впрочем, он уже опять утратил старческий облик: ему сейчас можно было дать не больше сорока; разительно проступило его сходство с портретом человека в бухарском халате и со множеством перстней на пальцах. Лугин перевёл глаза на портрет, висевший на прежнем месте: да! сходство полное, вплоть до малейшего изгиба в линии рта. "Ба-а, да ведь это Николай! – воскликнул про себя художник. – Как же я его сразу не узнал?!"

Император Николай Первый.

Портрет работы Ф.Крюгера. Масло.

1840-е годы. (Фрагмент.)

Лугин напряг всю свою волю, чтобы разгадать наконец загадку, которую ему предлагал мистический мир. Его всё время наводили на одних и тех же лиц, неразрывно связанных друг с другом; всех их точно затягивало в себя топкое болото. Какие качества надо проявить, на какой поступок решиться, чтобы болото отступило и началась светлая, гармоничная жизнь, полная высших радостей? Ему казалось, что качества должны быть высочайшего нравственного уровня, а поступок настолько значительным, чтобы его последствия отразились и в реальном, и в астральном мире...

Между тем в голову приходило только одно: уйти из этого дома! «Столярный переулок, нумер 27… 27... 27… Чем грозит мне это число?» – не раз задумывался он, бессознательно чертя сии цифры на полях рисунка – очередной попытки передать облик мистической красавицы. Он рисовал ее анфас и в профиль, в радужном одеянии из красок и света и в чёрном платье наподобие того, что было на Минской в день их памятной встречи у Виельгорских...

Нет, не получало это решение – уйти из нумера 27 – отклика в сердце: он по-прежнему готов был отдать всё на свете за взгляд и улыбку небесного создания. И Лугин новым усилием воли заставил себя сосредоточиться только на одном: надо выиграть, иного выхода нет.

– Играем! – произнёс он решительно.

…Проигрыши его роковым образом продолжались. Художник был почти уверен, что старик передёргивает, но не мог уличить его. И в промежутках между ночными встречами стал обдумывать такой ход: что, если просто вывести чудесную красавицу из дому? В конце концов, карточную игру навязал ему старик – сам Лугин не собирался ставить чью-либо судьбу в зависимость от удачи в картах; да и кто сказал, что освободить человека (и его астральное тело) можно только таким путём? С некоторых пор художник придерживался гипотезы, что по ночам он попадает в астральный мир, где в символических картинах повторяется его реальная жизнь; а если опередить события?..

Он начал пристально наблюдать за гостями в момент их исчезновения за дверью, решив, что легче всего осуществить задуманное именно в этот момент. Но старик словно догадался: он теперь неизменно пропускал спутницу вперёд, а выходя следом за нею, бросал на Лугина пронзительно-иронический взгляд.

Игра за карточным столом по-прежнему продолжалась еженощно. Женщина-ангел с каждым проигрышем художника становилась всё печальнее и бледнее: казалось, жизнь начала покидать ее раньше, чем самого Лугина. Но он не позволял себе отвлекаться на бесполезное сострадание. Свято веря в непобедимость человеческой воли, когда она не рассеивается на пустяки, он направлял всю свою энергию на выигрыш...

– Вот теперь всё, – произнес однажды старик со злобной усмешкой. – У вас не осталось ни одного полного года. Если угодно, перейдём на месяцы. Сколько их там в запасе – до вашего дня рождения?

– Много. Почти год, – ответил Лугин равнодушно: он больше не верил в способность человеческой воли двигать горами. – Вполне достаточно для беззаботного прощания с друзьями, чем я и займусь с завтрашнего... даже с сегодняшнего дня.

– Ошибаетесь! – осклабился старик. – Вы думаете,что на дворе всё еще ноябрь 39-го года? Ан нет, голубчик! Там уж апрель 41-го в разгаре. Теперь придётся говорить о 27-ми, а не о 26-ти Ваших полных годах, и до этого срока вам осталось не более пяти полных месяцев. Какой там "почти год", помилуйте!

– Что ж, тем более пора мне кончать игру. А вам, – он обернулся к небесному созданию, – желаю если не счастья, то, во всяком случае, свободы.

– Свободы? – впервые разомкнула уста женщина-ангел. – Зачем мне свобода без вас? Я мечтала о жизни с вами в тихой усадьбе: вы писали бы свое грандиозное произведение, а я играла бы вам на фортепиано… Простите, и я запуталась: Вы не писали бы роман, а рисовали бы горы, прекрасных скакунов, смешные сценки – что хотите: у вас всё получается превосходно...

Лугин напряжённо вслушивался: мистическая ли красавица говорит или фрейлина Минская?.. Во всяком случае, только Минская в реальной жизни обладала столь чарующим голосом...

Старик какое-то время смотрел на них со всё возрастающей ненавистью, а затем грубо оборвал мечтательницу вопросом к Лугину:

– Но ведь вы не удовлетворены результатом игры? И я не удовлетворён. Признаться, мне нужна вовсе не ваша земная жизнь, а – бессмертная ваша душа. Ее можно поставить на кон даже и после проигрыша всей жизни. Может, сыграем-таки на пять оставшихся месяцев? Вдруг выиграете наконец? Ведь с вами Бог, а Он куда сильнее любой другой Силы.

Старик еще никогда не говорил так громко и отчётливо. Видимо, его вдохновляла возможность добраться до новой крупной ставки – на человеческую душу.

– Нет! – резко бросил Лугин. – Мои пять месяцев вас не интересуют, а на душу я играть не стану. Считаю это оскорблением самого Господа, вдохнувшего ее в меня.

– Что ж, – зловеще прищурился старик, – в таком случае, как только вы выйдете отсюда, вас опять сошлют на Кавказ, а там...

– Почему "опять"? – перебил его Лугин. – На Кавказ меня не ссылали. Я просто путешествовал, восстанавливая детские впечатления и набираясь новых – для создания картин.

– Это вам сейчас мерещится, будто вы путешествовали по собственной воле, – саркастически парировал старик. – Я сам и распорядился отправить туда вас – зарвавшегося мальчишку, вздумавшего грозить правителям страны Судом Божиим. А сейчас вы спите, молодой человек. И когда проснётесь, реальность окажется куда безысходнее этого затянувшегося сна.

Лугин рассмеялся, откинувшись на спинку кресла, – и почувствовал нежное прикосновение руки к своему плечу. Ему захотелось так и сидеть, блаженно замерев. Но тут он заметил свирепый взгляд старика. Боясь, что этим взглядом старик заставит красавицу исчезнуть или, того хуже, навредит ей, Лугин отвлёк его внимание на себя:

– Эту шутку я знаю: жизнь есть сон, – сказал он весело. – Ho в таком случае мы с вами оба спим и об истинной реальности оба не имеем представления. А потому перестаньте заниматься предсказаниями! – Он встал и взял за руку свою прелестную соседку. – Это фрейлина Минская, моя давняя приятельница. И, значит, я имею право помочь ей. Оставайтесь спать в этом доме, а мы уходим.

И он вместе с женщиной-ангелом направился к двери, уже нисколько не опасаясь, что старик ему помешает.

По широкой и по-прежнему грязной лестнице они спустились во двор. Лугин ни на секунду не выпускал нежно-невесомую руку из своей ладони.

Когда остались позади ворота, он почувствовал, что голова становится ясной, мысли – трезвыми, без мистического тумана. И тут же ощутил пустоту в своей ладони. Взглянул на спутницу – но ее рядом не было. Обернулся: одна створка ворот оставалась открытой, и за ней мелькало знакомое одеяние, сотканное из радужного света; оно уплывало, исчезало, как само счастье...

Низко склонив голову, чтобы избежать возможных встреч и разговоров, Лугин направился к площади, где обычно стояли извозчичьи пролётки: надо ехать в гостиницу, откуда он так бездумно переселился в Столярный переулок... Он уже ругмя ругал себя за безответственное любопытство, втянувшее его в заколдованный мир, и особенно – за невосполнимую потерю времени.]

ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: http://nerlin.ru/publ....-0-6173