начало здесь: http://nerlin.ru/publ....-0-5909

Глава 3

Любовь и котёнок на дереве

Гермес вышел проводить Артемиду до ворот дворцового парка, где ее ждала карета. Зная свободолюбие Тимы, даже чисто физическое, он не предложил ей руку, избегал и приобнимать сколь-нибудь долго за талию, за плечи (она могла так «передернуть плечиком»!). Шел чуть поодаль и любовался ее безупречным профилем: такой профиль можно рисовать, чеканить, воплощать в мраморе – как образец совершенной красоты. Неожиданно лицо ее залилось румянцем, став еще краше. Он посмотрел в направлении ее взгляда: по аллее навстречу им шел Прометей. Как будто струя обжигающего огня растеклась по всему току крови, заставив Гермеса беззвучно застонать. Он перевел в слова часть этого обжигающего огня, выплеснул их в пространство:

– Так вот в кого ты влюблена!

– Угу. Как кошка, – покорно согласилась Артемида, даже и без привычной для нее лукавой улыбки.

А Гермес так надеялся на возражение, хотя бы притворное!

– Да, этот соперник непобедим, – сказал он, подождав, не рассмеется ли она, не опровергнет ли все-таки свое признание. – За ним ореол мученика, героя. К тому же он сохранил и юный облик, и гордую стать. Завидуя ему сейчас, не могу и не преклоняться. Я бы не выдержал подобных пыток, согласился бы стать смертным.

– Никто не знает заранее, на что он способен. Возможно, и ты оказался бы героем, не надо заведомо себя презирать.

– А пока я не стал героем, не буду мешать вам встретиться один на один. До завтра! – Он резко развернулся и направился обратно, во дворец.

Прометей шел погруженный в размышления, казалось, не замечая ничего вокруг. Наконец поднял голову:

– Кого я вижу! Вот не ожидал! – Стремительно приблизился, взял обе руки Артемиды в свои и расцеловал по очереди, замечая и отмечая красоту тонких, изящных пальцев, кольца на них. – Рад, что Вы здесь: значит, отношения с отцом наконец-то наладились?

– Хм… Наладятся они, видимо, лишь после того, как он изобретет для меня какое-нибудь жестокое наказание. Как с Вами. Теперь ведь отец то и дело хвалит Вас, ставит в пример своим детям… главным образом – как образец покорности. Такая вот логика у правителей, – саркастически закончила Артемида, уже понимая, что допустила бестактность: отца можно упрекать, даже ссориться с ним, но не обсуждать его поведение с другими.

Прометей молчал, глядя на нее с нежностью и, видимо, не очень-то слушая. Он все еще держал ее руки в своих, нисколько не заботясь о «свободолюбии» юной богини. Наконец откликнулся, скорее на собственные мысли, чем на ее речь:

– Умерьте с ним свою строптивость. Он по-прежнему способен на жестокость.

– Я буду такой, какая я есть. – Артемида довольно резко освободилась от ласковых рук Прометея. – К тому же я люблю отца, так что притворяться мне нет никакого смысла.

Прометей лишь пожал плечами, ничего не ответив.

– На новоселье ко мне придёте? Или оставите меня в обществе жестокого отца? – К Артемиде вернулось веселое лукавство. – Вы не были у нас с Аполлоном уже бог знает сколько времени. Меня одну и тем более станете избегать?

– Не сердитесь. Представьте такую картинку: под деревом – мы с Вами, а на дереве – котёнок: залез слишком высоко и пищит от страха. Для меня такие испуганные котята – земляне… Так вот: что делать в этой ситуации – оставаться с Вами или спасать котёнка?

– Я бы осталась с Вами. А Вы – полезете снимать котёнка. Хотя, спрыгни он с дерева от страха, ничего бы с ним не случилось. Но Вы полезете. С риском для себя большим, чем для котёнка. – Она произнесла всё это с ласковой улыбкой, потому что всерьёз сердиться на него не умела.

– Ревновать к котёнку! Ну и собственница! Что же будет, когда мы поженимся?

Она фыркнула возмущённо:

– Поженимся? И это говорит человек, забывающий о моем существовании на целые недели и месяцы! Неужели Вы думаете, что я это когда-нибудь Вам прощу?

– Да я с Вами ни на минуту не расстаюсь, где бы ни находился, – печально произнёс Прометей. – Я без Вас вообще не мыслю своего существования. Как Вы не понимаете?

– Ну-ну… Проводите-ка меня до кареты. Взялся было Гермес, но вмиг устремился по своим служебным делам, как только увидел замену себе в качестве кавалера. Здесь все тоже чрезвычайно заняты.

– Это Гермес? Он был с Вами? Я его не заметил. Видел только Вас. Впрочем, я всегда вижу только Вас.

– Угу. Но сейчас скажете, что проводить меня нет времени: Вы уже опаздываете на деловую встречу во дворце.

– Тима, не иронизируйте, – сказал он серьёзно. – Земля должна вертеться, а без меня ее могут остановить.

– Да, понимаю, – печально ответила она. – О подобной ситуации кто-то из землян сочинил песню: «Прости, что я свою судьбу Служить любви не мог заставить...» Ну, пойдёмте?

– Пойдёмте…

Усадив ее в карету, он несколько минут смотрел вслед разгонявшейся тройке гнедых. Вздохнул так, будто на сердце стотонный груз, и пошел к воротам дворцовой усадьбы.

Артемида велела вознице опустить верх кареты и править в Южный парк, с его зелеными горами, синими озёрами, оливковыми рощами… Природа этого обширного парка напоминала родной Олимп. А самым красивым местом была долина водопадов: со всех сторон в нее струились с гор сверкающие на солнце потоки, и над долиной стоял столп водяных искр, создавая впечатление солнечного зеркала.

Многих зверьков и птичек боги переселили на свою планету с Земного Шара. Здесь теперь обитали аисты, фламинго, павлины, венценосные журавли и прочие крупные пернатые красавцы, а также тысячи мелких очаровательных птах и пушистых зверушек.

Артемида уже представляла, как радостно устремятся обитатели парка ей навстречу, издали завидев карету. А пока что разноцветные попугайчики и канарейки тихонько переговариваются о чём-то; ленивцы-лемуры свисают с веток, высматривая яркими глазами-бусинками знакомый экипаж; бесшабашные козероги изготовились за секунду преодолеть извилистый путь с вершины горы к подножию, никому не желая уступать первенство во встрече с богиней, но всё равно опаздывают: где им соревноваться в скорости с пичужками!..

После разговора с Прометеем мысли ее снова потекли по привычному для них обоих руслу: как помочь землянам выйти на путь высокой нравственности и тем самым освободить богов от необходимости опекать их? Почему у землян периодически бывают столь массовые сбои нравственности, что нарушается естественный ход жизни, происходят так называемые «революции» и войны?

Лицо Артемиды утратило изменчиво-лукавое выражение с внимательным к миру взглядом, стало суровым, замкнуто-сосредоточенным. Сейчас шутить с нею не стал бы не только Гермес, но даже и Прометей.

Видимо, человечество периодически рождает психически больных людей, размышляла она. Их, впрочем, всегда хватает в человеческом обществе, но обычно оно способно противостоять этим одиночкам-разрушителям. А вот когда общество в целом утрачивает нравственное здоровье, тогда разрушители, находя множество сочувствующих среди нормальных, но сбитых с толку людей, одерживают верх. И становятся руководителями целых народов и стран. И уже здоровым силам приходится думать о революции – иначе разрушители уничтожат собственных подданных... «Вот эти-то циклы мы и не можем остановить, поскольку обязаны считаться с космическим законом саморазвития всего живого... Сложно быть человеком. Не менее сложно, чем богом. И как Прометею освободиться от забот о Земле, если он хочет, чтобы сложно было только богам, а человеку – легко?..»

Грустно смотрела она на свои руки, которые только что целовал Прометей. Почему их отношения в основе своей трагичны? Она ли виной тому или Прометей? «Может быть, дело в том, что я боюсь любви? Вот Зевс любил Геру, а потом разлюбил; если к этому времени не разлюбила и она, то для нее это трагедия. Потому она, наверное, и стала злой, мстительной. Ну а если никто никого не разлюбил и не разлюбит? Как Эрос и Психея?.. И всё равно трагедия, даже у них. Ведь в конце нашей эпохи (в этой Солнечной системе) им предстоит разлука, ибо для всех нас неизбежна физическая трансформация, – и когда еще они вернутся к новой жизни! Да и вернутся-то, возможно, в соответствии с космической программой, в разное время, то есть разойдясь в возрасте. Или станут родственниками, как мы с Гермесом. Отчего он просто погибает! Жаль мальчика, но что я могу поделать?..»

Тихонечко сидела она в углу кареты, стараясь вывести себя из того мрака, что окутал ее душу, несмотря на праздничную радость жизни вокруг: сильные, грациозно-прекрасные кони легко, как пёрышко, несли карету по лесной дороге; вокруг не смолкал гомон птиц, слышалась их перекличка, раздавались рулады их песен без слов... А она опять размышляла о Прометее, о его судьбе.

Он избыл наказание и вернулся на Планету богов пять лет назад (по астрономическому счёту Планеты богов, гораздо более длительному, чем земной). И было ему тогда совсем не до Артемиды: занимался возвращением себе сына и восстановлением здоровья, тоже ради сына. Жена Прометея, не выдержав тяжести его наказания, отреклась от него, чтобы разорвать всякую с ним связь: она даже мысленно не выдерживала тех испытаний, что реально выносил он, и решила помочь себе ритуалом отречения. Иначе – боялась сойти с ума.

Прометей всё понял и не осуждал ее, попросил только отдать ему сына (ему, оставленному без отца на неопределённо долгое время, Высокий Космос сохранял вплоть до возвращения отца постоянный возраст: восемь лет). Она воспитала сынишку в любви к отцу, в преклонении перед ним, – и пришла в ужас от результатов своего бескорыстия: он рвался к отцу, даже когда тот еще не готов был его принять... Приютил Прометея Гефест, незадолго до того расставшийся с Афродитой: она ушла из роскошного дворца, воздвигнутого самим Гефестом, в походный шатёр Ареса (Марса – в земном латинском варианте).

Гефест был счастлив не меньше Прометея, когда опустевшие залы его дворца огласились детскими голосами: многочисленные приятели мальчика стали стекаться сюда – к другу-ровеснику, к его легендарному отцу-герою и не менее легендарному богу-кузнецу, чьи изделия украшают чертоги всех богов. Сначала здесь царили лишь игры и развлечения, а затем начались философские беседы и учёба у двух властелинов огня, над их волшебным горном с мгновенно укрощаемыми языками пламени. Хмурое чело Прометея разглаживалось, преждевременные морщины исчезали, и через какие-то полгода из длиннобородого старца он вновь превратился в юношу, с фигурой гимнаста и с прекрасным, молодым, одухотворённым лицом. Когда Артемида впервые обратила на него внимание уже не как на мученика и святого, а как на удивительно красивого, гармоничного человека, лицо его поразило богиню своим радостно-простодушным, открытым выражением. Тогда-то и прозвучал первый звоночек об опасно глубоком чувстве в сердце Артемиды, до тех пор знавшем лишь легкие, поверхностные увлечения.

К Прометею вернулась способность шутить, смеяться, дурачиться с ребятишками, да и с барышнями, которые тоже нередко посещали дворец Гефеста: у того было невероятное количество кузин, и все они обожали ювелирные безделушки, изготовляемые им ради развлечения за несколько секунд. Так и Артемида стала часто встречаться с Прометеем, да еще и в домашней, беззаботной, раскованной обстановке. Опасность для ее сердца возросла многократно. И наконец оно покатилось неудержимо, как катится с горки шарик...

Забота теперь была одна: чтобы Прометей ничего не заметил. Она приходила и уходила с кавалерами. Рассказывала Гефесту о своих увлечениях – с надеждой, что он хотя бы в шутку что-то перескажет Прометею. Да и в самом деле не останавливала себя от увлечений: она не хотела болезни сердца, ее останавливала мысль о фатальной трагичности любви. И она спасалась от любви – балаганом, дерзостями, иронией. Задвигала свою любовь в дальний угол сердца, как сейчас задвинула себя в угол кареты. На безответную любовь никто подолгу не способен, рассуждала Артемида; значит, Прометей разлюбит ее, встречая в ответ на открытое свое чувство – клоунаду, цирк, балаган.

Так она спасала от трагедии не только себя, но и его. От трагедии неминуемой разлуки. Раз в конце пути суждена разлука, пусть лучше не будет встречи. Как никто, она понимала его жену, отрекшуюся от своей любви потому, что эта любовь оказалась шире, масштабнее, сильнее ее собственного сердца... Но самой Артемиде отречься все-таки не удавалось.

(ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ)