начало здесь: http://nerlin.ru/publ....-0-5909

Глава 2

Визит любимой дочери

Выйдя в секретарскую, Гермес едва не сбил с ног посланца Абаддона: юркий человечек с короткими крутыми кудрями буквально плясал возле дверей в кабинет Зевса, дожидаясь возможности проникнуть туда.

– Завтра, – сказал ему Гермес, в то время как две половинки дверей автоматически сдвигались за его спиной. – Не раньше одиннадцати, – и направился в приемный зал.

Заставлял себя идти спокойно, размеренно, ибо спешащий референт Верховного правителя способен вызвать панику: что случилось в высших сферах? А хотелось броситься со всех ног: это его любимая Артемида – Тима детских игр – шла по аллее к парадному входу, когда он сидел у Зевса; значит, сейчас она в приемном зале. Он не виделся с нею бог знает сколько!

Гермес любил Артемиду и ее родного брата, Аполлона, светлой и благодарной любовью. Детская дружба с ними, от природы сильными и смелыми, помогла ему не сломаться, не стать покорным судьбе меланхоликом (а позже пришли на помощь мудрецы-философы, учившие непрестанной борьбе света с тьмой). Жена Зевса, Гера, преследовала своей коварной мстительностью мать Аполлона и Артемиды, гордую красавицу Лето. Лето (римляне зовут ее: Латона) была дочерью древних богов-титанов, Кея и Фебы; они, ее родители, относились к богам нового поколения более терпимо, чем их собратья-титаны, и Зевс нашел путь к сердцу их дочери…

Преследовала Гера и мать Гермеса, беззащитную, доверчивую нимфу гор Майю. Вражду с соперницами и «случайными», как она выражалась, детьми Зевса Гера считала составной частью семейного быта. Не умея заново разжечь огонь любви в душе мужа, она поступала, как древние люди, не умевшие заново разжечь костёр: охраняла остатки прежнего, едва теплившегося огня, отстраняя возможных его гасительниц. Когда «случайные» дети подросли, Гера стала назойливо уличать их – то в излишней, несветской эмоциональности («В свете разговаривают, избегая восторгов и восклицаний, исключительно вполголоса»), то в скоморошестве, то в заимствовании у землян грубой лексики… Преступлений против норм благопристойности у «незаконнорождённого» поколения находилось неисчислимое множество.

Молодежь ускользала из-под груза претензий Геры и ее единомышленниц (которых она кропотливо и умело подбирала годами), играя в «зазеркалье»: «Вы требуете скучной правдивости – мы будем напропалую фантазировать: разбирайтесь сами, где тут ложь, а где правда». Этой перевёрнутой логике Аполлон, Артемида и Гермес, будучи подростками, следовали во всём. Пока не перебесились. Но до этого успели включить в свой кружок протестантов и «законного» ребенка, Гефеста, отчего неприязнь к ним Геры возросла неимоверно. «Ты опять куда-то с ними?! Не пущу!.. Почему ты не дружишь с детьми, достойными тебя, из хороших семей? Зачем тебе эти дети разврата?!» – подобные истерические вопли подросток Гефест слышал по десять раз на дню. Но, конечно, легенда о Гере, якобы сбросившей хилого младенца-сына со скалы, – выдумка людей. Живя бок о бок с богами, в качестве придворных слуг и мелких служащих, люди постоянно сплетничали о них, как всякие слуги сплетничают о своих хозяевах. И лжи в этих сплетнях, увы, много, причем лжи грубой, завистливой, порой и грязной.

Артемида вызвала очередной взрыв негодования у Геры, провозгласив, что отныне она, Артемида, не богиня-охотница, а покровительница духовной любви. «Убивать невинных ланей и птичек, разумеется, негуманно, – нагнетала в себе гражданский пафос Гера, – но когда богиня-охотница выступает за полную отмену охоты в качестве традиционного развлечения богов – это уж форменный вызов обществу. Выходит, мы веками были хладнокровными убийцами и губителями природы, пока не стала взрослой Артемида? Какая самонадеянность!» И она опять и опять, во всех гостиных, презрительно поджимая губы, осуждала молодежь за каждый самостоятельный шаг, за каждое слово. Не верила Гера и в провозглашённую юными безгрешную любовь, какую-то якобы «платоническую» (слово из лексикона землян), – считала это выдумкой ошалевшей от свободы нравов «богемы».

А юные боги, начавшие игру в платоническую любовь в пику «мещанке», всех подозревающей в распутстве, и в самом деле заигрались, теряя грань между лицедейством и подлинными чувствами. Заигрался и Гермес: стал жалеть, что Артемида – его единокровная сестра, сердиться на Зевса за любвеобилие. Сам себя укорял: не будь Зевс отцом Артемиды, не было бы ее самой – той единственной, неповторимой Тимы, в которую он, Гермес, по неосторожности влюбился...

Вот и приемный зал. И Артемида стоит перед огромным зеркалом, пальчиком подкручивая золотистый локон. Легкая, изящная ее фигурка восхитила сейчас Гермеса еще больше, чем нарисованные его воображением картинки.

– Неужели ты? – с неожиданной для самого себя болью в голосе произнес он. – Я уж думал, никогда тебя не увижу.

– Здравствуй, малыш, – Артемида поцеловала его в щеку, слегка отстранилась и лизнула языком в другую щеку. – Это я, твой Джек.

Гермес сразу почувствовал себя счастливым: детская их шутка унесла боль из сердца.

– Ну-ка, я тебя рассмотрю как следует, – стал он поворачивать сестру за плечо. – Волшебное платье! Это что же: сверху одно, а снизу другое?

– Платье одно. А то, что снизу, называется: чехол, – небрежно поясняла она, вращаясь под его руками «вокруг своей оси».

– Сверху, значит, прозрачная серебряная ткань, а снизу что-то умопомрачительное, в голубых розах... Обалдеть!

– Нет на тебя Геры! Она немедленно подала бы жалобу в Институт охраны языка богов: перенимаешь лексику у худших из людей.

– Вовсе не у худших! Своими ушами слышал это слово от дворян, даже и с двойной фамилией. И обалдеть, иобалденный. У них даже сказка есть про балду.

– Ну если с двойной фамилией! Тогда и я, пожалуй, перейму... А вы всё в хитонах да гиматиях щеголяете? Новые европейские моды не признаёте?

– Официальная одежда государственных служащих, что поделаешь. Чтим традиции родины, взрастившей богов нашей эпохи.

– Да и правильно! – сама же одобрила Артемида. – Наряди тебя в брюки, пиджак и галстук, кто увидит эти мужественные плечи, эти стройные ноги, этот чудный загар? (Гермес таял от ее слов и взгляда.) Кстати, где это ты загорел? Насколько я знаю, ты уже полгода занят исключительно службой.

– Есть и у нас возможность не терять форму, прошу не унижать меня жалостью.

– Мальчик мой любимый! – сказала она с нежностью и опять поцеловала его в щеку. – Какое там унижение! Я завидую тебе: советник Верховного правителя!.. Но – мне тебя не хватает. Я привыкла к конным прогулкам в твоем обществе, к болтовне у костра, к угадыванию звёзд, сидя посреди необъятного поля на скошенном сене...

– Не береди душу, – печально откликнулся Гермес. – Я сто лет не был на необъятном поле даже и без тебя... И кто теперь сопровождает Вас в прогулках, Ваше Высочество? – переменил он тон на легкомысленно-игривый.

– Не скажу… Но сопровождает, увы, так редко!

– Всё понятно: сопровождает редко, но ты в него влюблена.

– Точно. Ты у нас мудрец, а мудрец и в любом пустяке себя проявит.

– Собираешься выйти замуж? Отказаться от роли девственницы вслед за отказом от роли охотницы?

– Нельзя. Разве что в следующую эпоху, – с демонстративной горечью вздохнула Артемида.

– Главное, она вздыхает! – возмутился Гермес.

Он даже сел, не спрашивая разрешения у барышни. Положив ногу на ногу, презрительно смотрел на сестру не меньше минуты и наконец процедил:

– Потенциальная распутница!

Артемида немедленно уселась рядом; едва сдерживая смех, тоже процедила презрительно:

– Эк вас всех увлекает лексика Геры! А говорите: противостоим ее влиянию...

– Всё-то она о моей лексике! Скажи лучше о другом: ты что – тоже теперь ждешь не дождешься, когда мы покинем это царство?

За ироническим вопросом Гермеса таилась ревность: ведь в новой Вселенной Артемида может полностью сменить свои симпатии. Знание прошлого, с иными, чем сейчас, родственными и дружескими отношениями, и будущего – вновь с иными, помогало богам править мирами, но мешало в их собственной жизни, подтачивало нравственные основы их мира. Люди мечтают обладать такими знаниями, и не предполагая, какая бездонная пугающая пропасть открывается в их глубине…

– А кто еще ждет не дождется? – встрепенулась Артемида. Лицо ее вмиг стало серьезным, глаза – насторожёнными.

– Да никто, кроме отца, не вздрагивай, – рассмеялся Гермес; ему было хорошо известно, как противится скорому отбытию богов в новую Вселенную Артемида: Зевс не раз жаловался ему на строптивость дочери.

– Если бы никто, кроме отца! Не раскололось бы всё наше общество на две партии. Теперь уже не «отцы и дети», не «консерваторы и прогрессисты», а только – сторонники и противники отбытия. Грустно это, Гермес. Почему боги никогда не бывают едины в действительно важных, серьезных делах?

Гермес поморщился: опять политика! У него создавалось впечатление, что с некоторых пор боги только тем и заняты, что организуют политические партии. Даже космическая гармония Вселенной интересует их меньше, чем причастность к той или иной партийной группировке. А ведь разразись космическая дисгармония, это означало бы для них конец принадлежности к миру богов – переход на уровень обыкновенных смертных: ни Вседержитель этой Вселенной Гелиос, ни Синклит Галактики не прощают богам безответственности.

– О разногласиях в мире богов мы непременно будем судить и спорить на очередном заседании «кружка семи», – сдержанно ответил Гермес сестре. – А пока признайся: в кого ты нынче влюблена?

– Ни за что! – капризно заявила Артемида. – В глазах женщины должна быть тайна.

– Так то женщины! А ты у нас, как мы только что выяснили, пока еще девица. (Артемида покраснела, и Гермес понял, что переборщил, но куда деваться: надо заканчивать начатое.) – А в глазах девицы должна быть исключительно невинность.

– Ничего подобного! В глазах барышни всегда блестит и туманится даже и не одна тайна, а бездна тайн. – Артемида мужественно боролась со смущением, не собираясь «светски уходить» от темы или, тем более, делать выговор слегка обнаглевшему мальчишке.

– Ладно, – вздохнул Гермес. Я в конце концов сам догадаюсь… Так чему мы обязаны появлением роскошной богини в нашем скучном деловом мире?

– Хочу попасть на приём к отцу. Личный, по делу отнюдь не государственному. Это возможно в наше непростое время? У него ведь, наверное, бесконечный поток посетителей?

– Для тебя всё возможно. Проводить?

– Сделай одолжение. Не люблю иметь дело с секретарями: вы тут заняты исключительно планетарными проблемами, а по моему облику сразу видно, что я существо легкомысленное, – смущённо опустила глазки Артемида.

– Пошли, игрунья. Любой из его секретарей счёл бы за честь объявить Верховному о твоем появлении.

Они прошли мимо Ганимеда и Дафны, сосредоточенно наблюдающими каждый за своим монитором – «колесом обзора Вселенной». Но, конечно, все кивнули друг другу, а Ганимед даже оторвался от дела, чтобы поцеловать руку приятельнице и главе «кружка семи», куда он давно хотел попасть, стать равноправным его членом. Пока Артемида считала, что он молод для участия в политической деятельности, и это обижало его чуть не до слёз.

Когда брат с сестрой подошли к дверям кабинета, оттуда послышался раздражённый вопль: «Герме-ес!!»

– Третий раз кричит, – тихонько пояснил Ганимед. – Но если я всякий раз стану Вас разыскивать, и мне и Вам работать будет некогда. А сам вхожу – злится: «Я звал Гермеса». Вот и сидим, слушаем его крики.

Он взглянул на Артемиду с застенчивой, извиняющейся улыбкой.

– Да, сдают у старика нервы, – вздохнул Гермес. – Идём.

За порогом оба остановились, и Артемида спросила наинежнейшим голоском:

– Можно?

– Нужно! – радостно возопил Зевс, отрываясь от бумаг: он уже потерял надежду дождаться Гермеса и в который раз сам взялся за документ, никак ему не дававшийся.

Раскрыв объятия, он устремился навстречу дочери, но, еще не дойдя, сменил радостное настроение на ироническое:

– «А что ей до меня, она уже в Париже!»

Он так соскучился по дочери, что не раз повторял эту фразу, случайно долетевшую до него из космического пространства.

– И об этом ты знаешь? – изумилась Артемида. – Ну и классная у тебя разведка! Или это просто цитата?

– А ты и в самом деле была в Париже? – остановился Зевс, так и не успев заключить дочь в объятия.

– Да-а... только что оттуда, – растерянно произнесла Артемида.

– Почему опять без моего разрешения? И зачем? – Зевс, круто развернувшись, зашагал обратно к своему креслу. – Я тебя спрашиваю: зачем? – повторил он уже из-за стола.

– За модами, – передёрнула плечиком Артемида. – У богов на это не хватает сообразительности, как ни странно.

– Да потому что мы думаем о серьезных вещах, а люди – о пустяках!

Артемида мысленно измерила расстояние между креслом с этой стороны стола и креслом хозяина с той и рассмеялась, садясь:

– Тебя отсюда, папа, надо рассматривать в подзорную трубу.

– «В подзорную трубу-у»... Начитаются европейских романов и болтают всякий вздор, – проворчал Зевс, не позволяя себе смягчаться раньше времени. – Я запретил вам «челночные рейсы» на Землю. Ты почему не слушаешься?

– Да ну тебя, отец, вечно ты с выговорами! – капризно поморщилась Артемида. – Мы с тобой так давно не виделись, давай поговорим о чем-нибудь приятном.

– Да-да, ты права, – сдался Зевс. – И не поцеловал вот тебя из-за своего вздорного характера… Ладно, прости. Выкладывай, какова цель визита. Просто так, чтобы повидать отца, вы ведь никогда не зайдёте. – Он уже опять ворчал.

– Вот и неправда! Я пришла, потому что соскучилась по тебе… Давно мне никто не делал выговоров.

– Ну, без глупостей! Некогда мне выслушивать пустые слова. – Его ворчание напоминало отзвуки проходящего стороной грома. – На Совет богов пожалуешь?

– Ни в коем случае. Я засыпаю на ваших советах в первые же полчаса. Все боги – такие говоруны, спасу нет! Если мне что-то не понравится из ваших «окончательных» решений, я приду к тебе. Или к другому за всё ответственному лицу.

– Как знаешь. – Зевс не очень-то и хотел видеть на Совете несогласных с его позицией по главному вопросу. – Ну, так что тебя привело ко мне?

– Получила я наконец собственный дворец. Искренняя благодарность твоей лучезарной супруге, – Артемида даже привстала и поклонилась, всем своим существом излучая иронию: – не прошло и нескольких веков, как она разрешила Гефесту возвести дворец для меня.

(Напомню читателю: для Артемиды, как и для Гермеса, супруга Зевса, богиня Гера, – мачеха; их матери – красавица-богиня Лето и прелестная нимфа гор Майя.)

– И очень жаль, что разрешила! – насупился Зевс. – Я, между прочим, тоже был против. Барышня не должна жить одна. Пока ты была под крылышком у своего брата, Аполлона, я был спокоен... Гермес, ты куда? А ну садись вот здесь! – Он указал на кресло у стола, напротив Артемиды. – Ты родной нам обоим или нет? Вот и давайте устроим малый семейный совет.

Гермесу уже приходилось присутствовать при беседах отца с дочерью, и на сей раз он решил своевременно удалиться, чтобы спасти себя от мук ревности. Ведь Зевс наверняка заведет всё ту же песню: «пора замуж, мне нужен внук»…

– Нет уж, я пойду, – строптиво заявил Гермес. – У меня сегодня полно дел.

– Сидеть! Пока я не соизволю разрешить тебе уйти! – Зевс хоть и шутил, но рассердился не на шутку, и раскаты грома в его голосе зазвучали вполне явственно. – Что за дети пошли? Любое мое распоряжение – для вас уже не указ! Выросли они, видите ли, для того чтобы беспрекословно повиноваться отцу!.. Так с кем ты была в Париже? – грозно повернулся он к дочери.

– С Аполлоном, – скромнейшим, покорнейшим голоском ответила Артемида.

– Как с Аполлоном?! – Зевс откинулся к спинке кресла, набирая энергии для очередного выговора. – Мне доподлинно известно, что Аполлона калачом не заманишь на Землю без Диониса – или как там еще у землян?.. Вакха. Произношу это грубо звучащее имя потому, что Дионису оно куда больше подходит. Так вот, этот наш Вакх всегда заранее готовит для друга приём «на высшем уровне». Теперь, значит, летаете втроём? И ты участвуешь в бардаках под названием «вакхические празднества»?.. Гермес, а? Как тебе это нравится?

Гермес побледнел и опустил глаза.

– Барсик, ты что? – наклонилась к нему Артемида. – Вот честное слово, нигде я не была! Ни Парижа, ни вакхических празднеств в глаза не видала!

– А зачем врала? Ты что, сумасшедшая? Или хочешь свести с ума меня? – возмутился Зевс.

– Да просто ты спел песенку «А что ей до меня...» – я и начала фантазировать про Париж.

– Гермес, она безнадёжна, – печально произнёс Зевс. – Ты слышал, чтобы я пел песенку? Это значит что? Это значит, что песенку она слышала сама. Где? На Земле, надо полагать, где же еще? Представляешь, какова цена ее искренних уверений?

– Я пойду, – сказал Гермес. – Наверное, я мешаю Тиме быть искренней.

– Ладно, иди, – согласился Зевс: – без тебя мне даже легче будет ее пропесочить. – Так вот, дочь, пока вы с Аполлоном занимали один дом, я был спокоен. А теперь... Не могу же я подряжать государственных сыщиков для опеки над тобой!

– Твое простодушие умилительно, – сказала Артемида ласково. – Еще не известно, кто кого опекал. Мне всегда казалось, что я старше, что Аполлон – мальчик, за которого я отвечаю перед взрослыми.

– Ну-ну... Разница в вашем возрасте исчисляется минутами, но это хорошо: у тебя истинно женская душа... Однако, раз ты захотела иметь собственный дворец, надо выдать тебя замуж. Хватит играть в глупые детские игры, тебе уже за двадцать. А я, в отличие от Геры, всегда готов освободить любого из вас от неразумной традиции.

– Давай об этом поговорим как-нибудь на досуге. А сейчас – я пришла пригласить тебя на новоселье. И, пожалуйста, вместе с Гермесом. Он у тебя скоро в сгорбленного старичка превратится: нигде не бывает с нами – ни на пикниках, ни на конных прогулках, ни на парусных гонках... Ну что это такое, отец? Отпусти ты его с этой должности! Или заведи себе пять, десять, двадцать референтов и секретарей.

– Да их и так не меньше двадцати! Ты их просто не видишь всех вместе. Но – не всем я доверяю. А сейчас время ответственное, потерпите... А замуж тебя надо выдать. Что это за жизнь для барышни – парусные гонки, пикники! С кем ты там, зачем? Детей надо рожать! Богов вот не хватает на новые Вселенные, всё чаще приходится брать людей.

– И прекрасно. Мы и сами, если разобраться, люди. Бывшие. А они – будущие боги.

– Откуда ты это знаешь? – изумился Зевс. – Мне тайна вертикали была открыта только после сорока.

– Какая тайна? – не поняла Артемида.

– О строении духовной Вселенной. О людях. Ты, судя по всему, уже знаешь, что они – ступень, остановка в Чистилище на пути души вверх или вниз. Либо еще один вариант для души: быть развеянной в пространстве, за никчемностью.

– Да, иногда и такой грустный конец… Мне рассказывал об этом Гермес после возвращения из Небесного Египта, от мудрецов. И знаешь, что ярче всего запомнилось: судьба одного писателя. Он много веков провел в глубинах Ада, в наказание за страшный грех. А когда забрезжило искупление, был поднят в Чистилище, на Землю. Здесь ему не давали покоя воспоминания, и он стал описывать нравы Нижнего мира, его обитателей. Удивлял этим людей, даже пугал. Попытался оставить эту тему, стал изображать земную жизнь, но никак не мог обрисовать ни одного положительного героя: они у него не получались, потому что не было глубинного опыта общения с ними. А отрицательных изображал легко, играючи: опыт накапливался веками... Вообще и земная его судьба инфернальна. Не было в ней гармонии, не получилось. Попытка восхождения слишком тяжело далась ему…

– Завидую вам, неслуживым людям, – сказал Зевс. – Не жалея времени, можете размышлять о судьбе какого-то там земного писателя... Давай вернемся к реальности: я тебя о чём просил подумать?

– Ну папа! Хороших матерей и без меня достаточно: Гера, Афродита, Афина, Лето, Майя... Глядишь, и моя подружка Психея станет матерью – родит такого красавца, что мир ахнет.

– И давно пора. О чём они с Эросом думают столько времени?

– Она боится вместе с тонкой талией потерять его любовь, – преодолевая смущение, сказала Артемида.

– Хм! Гера же не потеряла мою любовь... – Увидев смешливый блеск в глазах дочери, Зевс не стал развивать эту мысль. – Ну-ка послушай меня именно сейчас, а не «на досуге». Мне нужен внук, сын моей любимой дочери. Хотя бы в следующем царстве. Но морально готовиться надо уже сейчас.

– Прости, папа, а ты уверен, что останешься Верховным правителем и в следующем царстве? На мой взгляд, ты не оправдал доверия Вседержителя. Энергия правителя должна быть направлена на созидание, а ты не раз препятствовал добрым начинаниям, разрушал, а не созидал…

– Каким это добрым начинаниям я препятствовал? Пример? – резко перебил Зевс.

– Да хотя бы наказание Прометея. Он стремился помочь слабым, неразумным, зависимым от грозных стихий – так поддержи его, даже вопреки традиции невмешательства в жизнь смертных! А ты не только вовремя не поддержал, но еще и ужесточил наказание, когда Синклит Галактики признал его виновным. Разве это добрый вклад в эволюцию?

– Ах, какой же ты зеленый птенец в политике! Да защити я его – сам мог бы поплатиться троном!

– Вот где твоя главная ошибка, – взмахнула указательным перстом Артемида, как бы вонзая в Зевса свою мысль. – Ты всё время думаешь о себе и о своем троне, а не о гармонизации Вселенной. Потому-то и нет в нашем царстве единства! Следом за тобой и другие начинают думать прежде всего о личном комфорте. И рискуют начать нисхождение по сферам духовной Вселенной.

– Поли-итик!.. Я даже и говорить с тобой не хочу на такие темы. Сначала стань матерью, начни отвечать не только за себя, но и за своих детей, – тогда, может, поймешь меня. Еще раз советую: подумай о будущем супруге. Я должен заложить информацию в программу нового царства заранее.

Артемида, покрасневшая еще при первом упоминании о внуке, теперь и вовсе залилась румянцем. С трудом заставила себя отвечать, а не сидеть потупившись:

– Знаешь, папа, чем вы отдаляете от себя детей? Прозаическим вмешательством в нашу душевную жизнь... Если я скажу тебе, кого я хотела бы видеть своим супругом, – и его образ, и мое отношение к нему сразу потускнеют. От одного только ожидания твоей «родственной» оценки. – Она подняла глаза на Зевса и тут увидела, как он обиделся, беззащитно, до глубины души. – Не сердись, папа, – сразу потеплел ее голос. – Для тебя главное – родство по крови, а для меня – родство по духу. Я мечтаю о духовном наследнике – ученике, ученице. И потому меня не тяготит роль девственницы. Я бы хотела остаться в этой роли и в следующем царстве.

– Ладно, пока прекратим этот разговор, у меня нет больше времени, – решительно посуровел Зевс. – Когда новоселье?

– Если не возражаешь, завтра. Я не знала, когда Гефест закончит отделку дворца, а теперь жаль откладывать: всё блестит и сияет.

– Не удивлюсь, если никто к тебе не придет: ты ведь и остальных, небось, пригласила только вчера или даже сегодня.

– Еще никого не приглашала. Тебя первого.

– Чёрт знает что! Сами же советуете мне изучать всяческие пособия типа «Жизнь в свете», а потом выясняется: именно вы и нарушаете правила хорошего тона.

– Ну, пожалуйста, отец, не ворчи. Жизнь в свете постоянно ускоряется, не успеваешь выполнять все эти правила.

– Ладно, приду я. Вместе с Гермесом. Он действительно заработался, пора развлечься. А у тебя наверняка будет интересное, изысканное общество. – В голосе Зевса слышалась едва заметная ирония.

– Не знаю, понравится ли тебе, – лукаво улыбнулась Артемида. – Народ простой, неслуживый; одно слово: фрондёры.

– Ладно, не мели чепухи. Можно подумать, что у тебя собираются не боги, а чёрт знает кто… Кстати, не хочешь ли ты пригласить Сата? Это посланец… скажем, так: одного властителя, который мог бы стать инвестором для некоторых наших периферийных планет… Сблизилась бы с ним из дипломатических соображений – цены бы тебе не было!

– Всё, я убегаю, – заспешила Артемида. – Ты не способен на бескорыстное общение: обязательно дашь мне какое-нибудь скучное поручение! Не знаю, кто такой Сат, а значит, согласно успешно осваиваемому тобой этикету, приглашать его не вправе. Целую! – произнесла она уже от двери. – Не опаздывай завтра: начало в 32 часа по местному времени.

(Сутки на Планете богов составляют 48 часов – мечта землян-трудоголиков! Да притом еще Солнце уходит с небосклона только на восемь часов, всё остальное время – это лучезарное утро, яркий день и светлый, уютный, теплый вечер.)

(ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ)