Литературное издательство
Главная » Произведения » Белова Лидия » Белова Лидия | [ Добавить произведение ] |
Начало книги здесь: http://nerlin.ru/publ....-0-5791
Скажу и о нежных чувствах Мишеля к своей "кузине" Анне Столыпиной. Анна Григорьевна Столыпина (1815–1892) – ровесница поэта, но официально – его тётя: двоюродная сестра его матери. В 1834 году Анна вышла замуж за Алексея Философова – полковника (позднее генерала), адъютанта великого князя Михаила Павловича. Я уже упоминала о нём в первой главе – как о старшем друге, покровителе Лермонтова. Сама Анна Григорьевна также была близка к императорскому семейству: после замужества она стала гофмейстериной Двора великой княгини Ольги Фёдоровны. ("Великих" князей, княгинь, княжон, то есть членов императорского семейства Романовых, естественно, с каждым годом становилось всё больше, так что проследить их родство – уже отдельная задача.) От Философовых Лермонтов узнал об отзыве Николая I о романе "Герой нашего времени". После этого он написал предисловие к роману (опубликовано было только во втором издании) – отклик на разнообразные критические замечания в прессе да и на мнение царя. С такими, например, словами: "Наша публика так еще молода и простодушна, что не понимает басни, если в конце ее не находит нравоучения".
Анна Григорьевна Столыпина (в замужестве Философова). Акварель В.Гау. 1844 Принято считать, что к Анне Столыпиной относятся три стихотворения: "К Гению", "Не привлекай меня красой..." (1829) и "Дереву" (1830), а также записи в тетради 1830 года о своей любви в 12 лет. Увлечением Анной можно объяснить не раз возникавший в раннем творчестве Лермонтова мотив любви к сестре – например, в "Вадиме": "Если мне скажут, что нельзя любить сестру так пылко, вот мой ответ: любовь – везде любовь, то есть самозабвение, сумасшествие, назовите как вам угодно; и человек, который ненавидит всё и любит единое существо в мире, кто бы оно ни было, мать, сестра или дочь, его любовь сильней всех ваших произвольных страстей". При этом он отнюдь не восставал против природы, осознавал границы любви к родственнице. Об этом строки в стихотворении "К Гению" (1829):
Но, милая, зачем, как год прошёл разлуки, Как я почти забыл и радости и муки, Желаешь ты опять привлечь меня к себе?.. Забудь любовь мою! покорна будь судьбе!
Ираклий Андроников, впрочем, не связывал "К Гению" (1829) с Анной Столыпиной – считал, что это стихотворение относится к увлечению Лермонтова Софьей Сабуровой, сестрой его друга. Однако при осмыслении и этой, и других версий возникают "нестыковки". Под стихотворением "К Гению" Лермонтов позднее, в 1830 году, сделал приписку: "Напоминание о том, что было в Ефремовской деревне в 1827 году– где я во второй раз полюбил 12-ти лет – и поныне люблю". "Ефремовская деревня" – это Кропотово, имение Лермонтовых в Ефремовском уезде Тульской губернии. Но каким образом 11–12-летняя Аня могла оказаться в Кропотове (где и сам-то Мишель гостил лишь недолго), живя с семьёй в Пензе? Еще более сомнительно пребывание там Софьи Сабуровой. Остаётся признать, что записи Мишеля в тетради 1830 года о своей влюблённости в 12 лет по-прежнему остаются загадкой для исследователей. Правда, существует легенда, что Мишель влюбился в воспитанницу семейства Лермонтовых (отца и его сестёр), а потом узнал, что она – "незаконнорождённая" дочь отца. Вот ее он мог бы видеть и в "Ефремовской деревне" в 1827 году, и затем в Тарханах и в Москве, куда отец со своими родными периодически приезжал. Повторяю эту легенду с грустью: о родных Лермонтова наговорили столько вздора, ссылаясь на фантазии старожилов!.. Но не будем углубляться в детали, вместо этого вспомним слова Лермонтова о себе из стансов, публикуемых под названием по дате: "1831-го, Июня 11-го дня":
Я не могу любовь определить, Но это страсть сильнейшая! Любить – Необходимость мне; и я любил Всем напряжением душевных сил.
В завершение рассказов о серьёзных и долгих увлечениях и "дружбах" поэта остановлюсь на записи Лермонтова о самой первой своей любви: "Записка 1830 года, 8 июля. Ночь. Кто мне поверит, что я знал уже любовь, имея десять лет от роду? Мы были большим семейством на Водах Кавказских: бабушка, тётушки, кузины. К моим кузинам приходила одна дама с дочерью, девочкой лет девяти. Я ее видел там. Я не помню, хороша собою была она или нет. Но ее образ и теперь еще хранится в голове моей; он мне любезен, сам не знаю почему. Один раз, я помню, я вбежал в комнату; она была тут и играла с кузиною в куклы; мое сердце затрепетало, ноги подкосились. Я тогда ни об чём еще не имел понятия, тем не менее это была страсть, сильная, хотя ребяческая; это была истинная любовь; с тех пор я еще не любил так. О! сия минута первого беспокойства страстей до могилы будет терзать мой ум! И так рано!.." Конечно, позднее у него, повзрослевшего, воспоминание о первой влюблённости могло вызывать лишь улыбку. Но эта запись – еще и свидетельство одного из непременных свойств гения – силы чувств.
Глава третья
Якобы друзья ("друзей клевета ядовитая")
"Биография Лермонтова неизвестна", – сказал мне в ходе спора о личности поэта один литературовед (из тех, что издают статью за статьёй и книгу за книгой о писателе, которого не любят). С этим можно согласиться. Слишком мало прожил Михаил Юрьевич (1814–1841), чтобы какой-либо авторитетный исследователь успел создать его жизнеописание, сверяясь с его собственными свидетельствами, а не только с воспоминаниями современников да с небольшим количеством документов. Ну и пусть бы (имею в виду исследователей), – куда важнее сохранность его произведений. Но беда в том, что при жгучем интересе к Лермонтову читателей многих поколений недобросовестные люди пользуются фактическим отсутствием выверенной, объективной его биографии, выдавая свои домыслы за неоспоримые факты. Это касается и современников поэта, и журналистов, а то и "лермонтоведов", нашего времени. Повторю несколько слов из начала второй главы: одна из самых загадочных страниц короткой жизни Лермонтова – его отношения с женщинами – и с барышнями, и с замужними и незамужними дамами. Сам он делился с друзьями своими сердечными переживаниями только в подростковом возрасте, в московский период жизни (это период, с перерывами, с сентября 1827 г. по июль 1832-го). Тогда он еще был открыт миру, верил в возможность искренней, верной дружбы со многими сверстниками. При этом не раз был разочарован и огорчён, а потому учился закрытости. О горьких разочарованиях в дружбе он написал в 1829 году четверостишие (в виде "вольного перевода" из Шиллера) от имени друга, который не желает никому сочувствовать:
Делись со мною тем, что знаешь, И благодарен буду я. Но ты мне душу предлагаешь; На кой мне чёрт душа твоя?
Со времени переезда в Петербург (август 1832 г.) Лермонтов открывал душу только самым близким друзьям; на первом месте здесь долгое время оставались Лопухины, жившие в Москве. А в Петербурге даже друзья и доброжелатели всё-таки "сумели" его подвести.
Михаил Юрьевич Лермонтов. Иллюстрация Л.Пастернака к стихотворению "Дума". 1891
Рассказываю. "Мороча свет" (из "Валерика": "Добро б еще морочить свет..."), Лермонтов однажды сказал редактору журнала "Отечественные записки" Андрею Краевскому (в начале 1840 г.), что теперь у него множество поклонниц в "большом свете". (В действительности у него в это время в самом разгаре был роман с Александрой Смирновой-Россет и оба они тщательно скрывали свои отношения.)
Андрей Александрович Краевский. Портрет работы К.Турчанинова. Масло. 1845
Краевский поделился "откровенным признанием" поэта с Виссарионом Белинским: высший свет и общение с "аристократками" были для того и другого совершенно недоступны, а потому тема для них интересная, интригующая. А Белинский "в красках" сообщил о столь скандалёзном факте своему московскому приятелю, литератору Василию Боткину. Да еще и как сообщил! Вот цитата из его письма: "Большой свет ему надоел, давит его, тем более что он любит его не для него самого, а для женщин, для интриг. Е... себе вдруг по три, по четыре аристократки, и не наивно и пресерьёзно говорит Краевскому, что он уж в бордель не ходит, потому-де, что уж незачем". (Письмо от 16 апреля 1840 года*.) ______________
* Основная часть письма опубликована без купюр в ПСС Лермонтова в 10-ти т., т 7. – М., изд-во "Воскресенье", 2001 (и 2002), с. 202–203. Все даты писем даю по старому стилю; исключение – дата в письме Белинского к Гоголю из-за границы, поставленная автором письма по новому стилю. – Л.Б.
Что это? Простодушная наивность человека, который и не подозревает о возможном вскрытии писем на почте? Тем более писем "неблагонадёжного" человека, каковым и сам Белинский числился с университетских времён, а затем еще и в связи с закрытием в 1836 году журнала "Телескоп" (из-за публикации "Философического письма" Чаадаева), в редакции которого он состоял. Нет, это вовсе не простодушная наивность. Посмотрим широко известное письмо Белинского к Гоголю по поводу "Выбранных мест из переписки с друзьями"; оно отправлено из Зальцбрунна (Германия) в Остенде (Бельгия), и в нём содержится такое признание: "Живя в России, я не мог бы этого сделать ["писать к Вам без церемоний"], ибо тамошние Шпекины распечатывают чужие письма не из одного личного удовольствия, но и по долгу службы, ради доносов". (Письмо от 15 июля (н. ст.) 1847 г. Шпекин – персонаж "Ревизора", почтмейстер.) То есть "писать без церемоний" из России за границу он не мог бы, а вот из Петербурга в Москву смог, притом уж точно безо всяких церемоний!
Виссарион Григорьевич Белинский. Литография В.Тимма с рисунка К.Горбунова. 1843
Владимир Александрович Соллогуб. Акварель Г.Гагарина. Начало 1830-х годов Понять это трудно, зная Белинского как восторженного поклонника Лермонтова. Его отзывы о произведениях поэта и в прессе, и в личных письмах переполнены похвалами: "На Руси явилось новое могучее дарование!", "Какой роскошный талант!", "Пушкин умер не без наследника", "Что за вещь! – пушкинская, лучше пушкинских" (о стихотворении "Родина"); а стихотворение "И скучно, и грустно..." он, по собственному признанию, без конца твердил наизусть, настолько оно запало в душу. То есть подозревать Белинского в плохом отношении к Лермонтову нет никаких оснований. Но тогда почему же он в апреле 1840 года – именно тогда, когда в "высших сферах" решался вопрос о мере наказания поэта за дуэль с Барантом, – осознанно написал донос? Может быть, им руководила зависть к ранней славе земляка и ровесника? (Напомню: Белинский с пяти лет жил в городе Чембаре той же Пензенской губернии, где находятся и Тарханы; годы жизни Белинского: 1811–1848.) Я бы, наверное, остановилась на этой версии: зависть, – не будь постоянным автором "Отечественных записок" Владимир Соллогуб. В марте 1840 года он опубликовал здесь повесть-пасквиль "Большой свет" и позднее признавался: "Светское его [Лермонтова] значение я изобразил под именем Леонина в моей повести "Большой свет", написанной по заказу великой княгини Марии Николаевны" ("М.Ю.Лермонтов в воспоминаниях современников". – М., "Худож. лит-ра", 1972, с. 268). Герой "Большого света" – молодой офицер Михаил Леонин, который "только что был прикомандирован к одному из гвардейских полков"; у него есть высокопоставленные родственники; в нём души не чает его бабушка, время от времени приезжающая в Петербург из своего имения, и т.д. Узнаваемость, как считал автор, обеспечена. Тем не менее многие современники "не узнали" в этом герое Лермонтова: Михаил из повести вовсе не был похож на своего реального тёзку и психологически, и по своему значению в "большом свете". А сам Лермонтов высказался об этой повести только однажды – как о "друзей клевете ядовитой", – в стихотворении "Тучи", прочитанном на прощальном вечере у Карамзиных в первых числах мая 1840 года. Впрочем, к пасквилю Соллогуба можно отнести и строку из стихотворения "Благодарность" ("За всё, за всё Тебя благодарю я...", апрель 1840 г.): "За месть врагов и клевету друзей..." Соллогуб приступил к созданию повести "Большой свет" в начале 1840 года. Тогда же в "Отечественных записках" стал работать Белинский – возглавил отдел критики. Так, может быть, донос Белинского родился не сам по себе, а под влиянием Соллогуба, выполнявшего заказ великой княгини "в широких масштабах"? А Белинский помог ему, тем самым упрочивая свое положение за счёт репутации поэта? Вот и появилась "друзей клевета ядовитая"... Но независимо от подоплёки письмо Белинского к Боткину рисует нравственный облик самого Белинского – как сплетника и человека, недостойного называться интеллигентом. Может ли порядочный человек распространять такие "сведения", да еще и письменно, да еще из Петербурга в Москву, то есть поставляя пищу для сплетен уже не только петербургским, но и московским литераторам! Сравним содержание и лексику отвратительной и по смыслу, и по тону сплетни Белинского с признанием самого Лермонтова о своем отношении к любви (стансы, публикуемые под заголовком по дате создания: "1831-го, Июня 11-го дня"):
Не верят в мире многие любви И тем счастливы; для иных она – Желанье, порождённое в крови, Расстройство мозга иль виденье сна. Я не могу любовь определить, Но это страсть сильнейшая! Любить – Необходимость мне; и я любил Всем напряжением душевных сил.
В стремлении оберечь репутацию Александрины Лермонтов, видимо, и в самом деле сказал что-то Краевскому о нескольких своих романах одновременно (но уж никак не в стиле Белинского!), на минутку забыв о сохранении собственной репутации. А в результате эта невинная выдумка, возможно, и стоила ему жизни (о чём ниже).
"Журналист, читатель и писатель". Иллюстрация М.Врубеля. Чёрная акварель, белила. 1891
Тот Лермонтов, о каком "со смаком" сообщает Белинский своему московскому приятелю, не написал бы гениальных произведений реального Лермонтова, ибо неотъемлемое качество гения – сила чувств, а не "порхание с цветка на цветок" в поисках любовных приключений. Приведу еще несколько строк из письма Белинского с грязной сплетней о Лермонтове (от 16 апреля 1840 г.) – о повести "Большой свет": "...славная вещь, Бог с нею! Лермонтов думает так же. Хоть и салонный человек, а его не надуешь – себе на уме". Логическую связь между этими фразами уловить невозможно. Белинскому известно, что Лермонтов "думает так же", но при этом известно ему и другое: Лермонтов "себе на уме". То есть действительно ли "думает так же", Белинский не знает. За этими словесными экзерсисами – игра в простодушие: Соллогуб и Белинский на самом-то деле прекрасно понимают, что Лермонтову ясна их "клевета ядовитая", просто он не снисходит до выяснения отношений с ними. А во всех письмах Белинского этого времени – постоянное внимание к ходу судебного процесса над поэтом; и удовлетворённый вывод: "Суд над ним кончен и пошёл на конфирмацию к царю. Вероятно, переведут молодца в армию". Даже показного сочувствия тут нет. Еще раз вспомним о письме Белинского к Гоголю, написанном после выхода в свет "Выбранных мест из переписки с друзьями" (впервые напечатаны в журнале "Современник", 1847, №2). "Неистовый Виссарион" понял наконец, что его интерпретация творчества Гоголя далека от мировосприятия и идеалов самого писателя. Для него это означало: как же так?! все, кого я считал достойным внимания, обязаны разделять мои убеждения! (Точно по нынешним нравам в среде иных литераторов и политологов.) Так же кардинально он готов был поменять и свое высокое мнение о творчестве Лермонтова, как только ему не понравилось новое стихотворение поэта, "Последнее новоселье", – о перенесении праха Наполеона в декабре 1840 года с острова Святой Елены в собор Дома инвалидов в Париже. (Кстати, первоначальное значение слова инвалид – "ветеран войны"; оно сохраняется в названии Дома инвалидов во Франции, сохранялось и у нас в XIX веке, например в названии газеты "Русский инвалид".) Стихотворение "Последнее новоселье" было опубликовано в 1841 году в майском номере "Отечественных записок". И вот отзыв Белинского в двух его письмах в Москву от 28 июня – всё тому же В.Боткину и литератору П.Кудрявцеву: "Какую гадость написал Лермонтов о французах и Наполеоне..."; "Какую дрянь Лермонтов написал о Наполеоне и французах, – жаль думать, что это Лермонтов, а не Хомяков" (7-й том ПСС Лермонтова, с 247). Не исключено, что и с Лермонтовым "неистовый Виссарион" со временем резко разошёлся бы во взглядах. Ведь мировоззрение Лермонтова – это не позиция либерала или консерватора, западника (каковым был Белинский) или славянофила. Мировосприятие Лермонтова гораздо шире и глубже, он с ранней юности с горечью размышлял о судьбах мира, человечества, он воистину гражданин мира в высшем значении этих слов, а можно сказать и так: гражданин планеты Земля и Космоса. Мне иногда представляется, что Лермонтов – комета, "на свою беду" залетевшая на Землю... Ну а если без мистики – наверное, дело в том, что Белинский, не раз кардинально менявший свои убеждения, в 40-х годах стал атеистом и предтечей тех, чей лозунг: "Весь мир насилья мы разрушим // До основанья..." А Лермонтов, как и Гоголь, видел будущее России не в разрушении, а в движении к правде и справедливости. Разрушение Лермонтов воспринимал как трагедию: "Настанет год, России чёрный год, // Когда царей корона упадёт..." Таким образом, на стадии критики все трое вместе, а далее их пути кардинально расходятся. Последствия доносительского письма Белинского к своему московскому другу оказались для Лермонтова роковыми. Об этом письме, конечно же, было доложено А.Х.Бенкендорфу – начальнику "Третьего отделения Собственной Его Величества канцелярии", шефу жандармов. Невозможно не прийти к такому заключению, сопоставив даты: письмо отправлено 16 апреля (и в тот же день или вскоре после этого вскрыто), а 20 апреля Бенкендорф предпринимает попытку ужесточить наказание Лермонтова. Напомню: дуэль между Лермонтовым и Барантом состоялась 19 февраля, то есть к тому времени уже два месяца шло "следствие по делу"; более того, 13 апреля император отдал распоряжение о мерах наказания дуэлянтам, – и вдруг Бенкендорф выступает с новой инициативой! Конкретно о его действиях не говорю, поскольку это увело бы нас в сторону от основной темы. Именно с этого времени Александр Христофорович резко меняет свое отношение к Лермонтову (в 1837 г. он был не просто "сторонним наблюдателем", а даже горячим защитником поэта). Следом за тем резко меняет отношение к Лермонтову и император, хотя и не возвращается к уже наложенной резолюции о мерах наказания. Позднее у Николая I добавилось еще и недовольство романом "Герой нашего времени" (царь прочитал его в конце июня 1840 г.) – и это недовольство легло на подготовленную почву. Император, естественно, не скрывал своего отношения к поэту, тем более от таких "доверенных лиц", как председатель Государственного Совета И.В.Васильчиков – отец организатора дуэли Мартынова с Лермонтовым. Вот мы и получили срок жизни гения менее 27-ми лет от роду... Кстати, Владимир Соллогуб находился в родстве с Васильчиковыми, так что цепочка "друзей" с "клеветой ядовитой" на устах выстраивается вполне логичная и плотная... О встрече Белинского с Лермонтовым 14 апреля 1840 года, после которой Белинский сочинил свое доносительское письмо, рассказал писатель Иван Панаев; он вместе с В.Ф.Одоевским создавал обновлённые "Отечественные записки", публиковал там свои произведения и часто бывал в редакции. "Литературные воспоминания" Панаева не раз печатались и полностью, и в отрывках – в любом издании сборника "М.Ю.Лермонтов в воспоминаниях современников" (как и цитируемые мною ниже воспоминания Н.М.Сатина). Панаев пишет: "Когда Лермонтов сидел в ордонанс-гаузе после дуэли с Барантом, Белинский навестил его; он провёл с ним часа четыре с глаз на глаз и от него прямо пришёл ко мне" ("М.Ю.Лермонтов в воспоминаниях современников", 1972, с. 236). И дальше Иван Иванович обстоятельно пересказывает восторженные впечатления Белинского, при этом ни слова не говоря об отношениях поэта с "аристократками". То есть в устном разговоре с приятелем по свежим впечатлениям Белинский не упоминал об этом, – сведения о якобы отвратительном поведении Лермонтова в свете были включены в поток похвал позднее, причём включены даже "в два захода" (я процитировала основную часть сплетни, первая часть была, видимо, "для разбега"). В контексте письма, переполненного похвалами уму и чуткости собеседника, эти вставки выглядят неорганично, вне логики всего письма с его пафосом восторга. Конечно же, Лермонтов не мог говорить о своих успехах у дам высшего света с едва знакомым ему человеком. Оба они, Лермонтов и Белинский, часто бывали в редакции "Отечественных записок", но, по свидетельству Андрея Краевского, почти не общались. А до этого, в 1837 году, случайно встретились на Кавказе у общего знакомого, Николая Сатина, и Белинский был возмущён высказываниями Лермонтова о Вольтере, особенно – шутливыми заключительными словами: "Да я вот что скажу вам об вашем Вольтере: если бы он явился теперь к нам в Чембар, то его ни в одном порядочном доме не взяли бы в гувернёры" ("М.Ю.Лермонтов в воспоминаниях современников", 1972, с. 202). В период пребывания в Петербурге в 1841 году Лермонтов тоже не общался с Белинским – несмотря на задушевный "четырёхчасовой" разговор перед ссылкой. Вот свидетельство Панаева: "Белинский после возвращения Лермонтова с Кавказа, зимою 1841 года, несколько раз виделся с ним у г. Краевского и у Одоевского, но между ними не было никаких дружеских отношений, а и серьёзный разговор уже не возобновлялся более..." ("М.Ю.Лермонтов в воспоминаниях современников", 1972, с. 237). Не удивительно ли? Ведь к этому времени была опубликована восторженная статья Белинского о "Герое нашего времени" (июньский и июльский номера "Отечественных записок" 1840 г., о первом издании романа). А в феврале 1841 года, когда Лермонтов находился в Петербурге (с 5 февраля до 14 апреля), была опубликована не менее восторженная статья Белинского о сборнике его стихотворений. Так почему же и после этого "между ними не было никаких дружеских отношений"? Видимо, остановившись в Москве по дороге на Кавказ, Лермонтов узнал о содержании письма Белинского к Боткину: ведь в Москве у поэта оставалось много друзей. Назову хотя бы три имени: юный друг и поклонник поэта Юрий Самарин; давний московский приятель Николай Павлов и его жена, поэтесса Каролина Павлова, – в их доме на Рождественском бульваре Лермонтов не раз бывал, принимая участие в вечерах с многочисленными гостями. Вспомним и торжество в честь именин Гоголя 9 мая 1840 года, на котором присутствовал и Лермонтов. В дом М.П.Погодина на Девичьем поле, где проходило чествование Гоголя, съехалась тогда вся литературная Москва (были и гости из Петербурга). Еще раз посмотрим, как разворачивались события в их последовательности. Начало их – заказ великой княгини Марии Николаевны Соллогубу: чем-то насолил ей молодой поэт, после возвращения из кавказской ссылки ставший "сверхмодным" даже в высших кругах общества. Существует гипотеза о причине недовольства великой княгини: столкновение с Лермонтовым на бале-маскараде, когда Михаил Юрьевич слишком вольно обошёлся с дамой в маске, о которой в высшем свете знали, кто она.
Великая княгиня Мария Николаевна (старшая дочь Николая I). Портрет работы Т.Нефф. Масло. 1846 Сторонники этой гипотезы ссылаются на различные косвенные свидетельства и на стихотворение Лермонтова "1-е января (1840)" – "Как часто, пёстрою толпою окружён...". Остановимся ненадолго на личности Марии Николаевны. Выразительную ее характеристику, как и всего императорского Двора, дала Анна Тютчева (1829–1889), дочь Фёдора Ивановича Тютчева. Она провела при Дворе 12 лет (с 1853 г. и до выхода замуж за Ивана Аксакова в январе 1866 г.): сначала была фрейлиной супруги Александра II Марии Александровны, а затем воспитательницей их младших детей. Вот отрывок из книги Анны Тютчевой "При Дворе двух императоров" – о великой княгине: "К несчастью, она была выдана замуж [в 1837 г.] в возрасте 17-ти лет за принца Лейхтенбергского, сына Евгения Богарнэ, красивого малого, кутилу и игрока, который, чтобы пользоваться большей свободой в собственном разврате, постарался деморализовать свою молодую жену. [...] В этом мире, столь наивно развращённом, что его нельзя даже назвать порочным, среди жизни на поверхности, жизни для внешности, нравственное чувство притупляется, понятия добра и зла стираются, и вы встречаетесь в этих сферах со своеобразным явлением людей, которые, при всех признаках самой утончённой цивилизации, в отношении кодекса морали имеют самые примитивные представления дикарей. К числу таковых принадлежала и великая княгиня. Не без неприятного изумления можно было открыть в ней, наряду с блестящим умом и чрезвычайно художественными вкусами, глупый и вульгарный цинизм". (А.Ф.Тютчева. "При Дворе двух императоров". – М., "Интербук", 1990, с. 84.) Косвенным свидетельством столкновения Лермонтова с великой княгиней может служить его стихотворение "Морская царевна" (1841) со зловещей концовкой: "Будет он помнить про царскую дочь!" Отозвавшись на призыв "царской дочери", вытащил царевич на белый свет "чудо морское с зелёным хвостом" – так же, как, отозвавшись на кокетство "маски" на бале, поэт прошёлся с нею по танцевальному залу, разговаривая "на равных" и не обращая внимания на "смущённую толпу"... Причиной заказа на пасквиль могло быть и другое (либо и то, и другое): до Марии Николаевны дошли слухи о романе между Лермонтовым и бывшей фрейлиной Александрой Смирновой-Россет, а возможно, даже и не слухи – признание самой Александрины. Едва ли можно назвать этих двух дам "близкими подругами", но всё-таки надо учесть, что Мария Николаевна (1819–1876) выросла на глазах у фрейлины Россетти, которая с 1826-го и до 1832 года находилась при Дворе. В своих Записках Александра Осиповна упоминает о давней обиде на великую княгиню за то, что она переманила к себе её горничную. То есть взаимоотношения были достаточно близкими. Александра Осиповна могла поделиться с великой княгиней "тайной двоих", рассчитывая на ее помощь: расторгнуть брак ради другого замужества для придворной дамы было делом весьма сложным. А великая княгиня могла воспринять эту "тайну двоих" как угрозу разглашения дворцовых интриг и секретов, тщательно оберегаемых высшим светом. Ведь Мария Николаевна знала об отношении Лермонтова к высшему свету и о его независимом характере. И великая княгиня нашла способ обезопасить свой мир (у "великих" отпрысков императорского семейства была уйма свободного времени для плетения интриг) – заказать пасквиль на поэта. Суть заказа – изобразить человека с внешне узнаваемыми чертами "прототипа", который бы трусливо отказывался от дуэли. Вот уж тогда "прототип" точно не откажется от навязанной ему дуэли! А требуемый ее исход (после уже состоявшейся первой ссылки на Кавказ) будет обеспечен в любом случае: его либо убьют, либо вновь сошлют на Кавказ, где по-прежнему идут ожесточённые сражения. В пасквиле Соллогуба, кстати, такой исход реализован: в конце повествования автор отправляет Михаила Леонина на Кавказ. Именно по этому плану и развивались события в реальной жизни – по времени параллельно с написанием повести "Большой свет": Соллогуб приступил к созданию повести в начале 1840 года, а в феврале, вследствие светских интриг, произошла ссора между Лермонтовым и Барантом и дуэль. Остановлюсь на одном внешне парадоксальном выводе из событий вокруг Лермонтова: его убили ненавистники из Петербурга, хоть и произошло это на Кавказе. Так же как "из Петербурга" превратили Благородный пансион при Московском университете в ординарную гимназию с разрешением розог для воспитанников (чего Лермонтов не позволял даже для крепостных в Тарханах и отчего подал прошение об отчислении из пансиона). Из Петербурга же пришло распоряжение более строго наказать студентов Университета – участников "маловской истории", и вскоре после этого Лермонтову было "посоветовано уйти" – именно во избежание ужесточения наказания. Да, недаром он не любил этот город, "с его туманом и водой"... Сплетники очень постарались обеспечить столкновение между поэтом и сыном французского посла Эрнестом де Барантом, ссылаясь на якобы оскорбление всей Франции, содержащееся в стихотворении "Смерть Поэта". В разговоре, затеянном Барантом, он негативно отозвался о Пушкине, чего Лермонтов не стерпел. Существовала и другая версия причин дуэли: конфликт произошёл из-за дамы, за которой оба ухаживали, – княгини Марии Щербатовой (я уже упоминала об этом в предыдущей главе). Сама Щербатова отрицала возможность ссоры двух ее поклонников из-за нее. В марте 1841 года она писала своей приятельнице (из Москвы в Петербург): "...Свет и прекрасные дамы оказывают мне слишком много чести, столько занимаясь мною! Предполагают, что я – причина этой несчастной дуэли. Я же уверена, что два собеседника и не думали обо мне во время их ссоры". (Письмо к А.Д.Блудовой от 21 марта 1840 г., с.191 7-го тома ПСС Лермонтова.) Но дело даже не в конкретном поводе к дуэли, а в том, что светские сплетники без устали настраивали Баранта против Лермонтова и добились своего. Царедворцы никогда не забывали о последних 16-ти строках стихотворения "Смерть Поэта" с характеристикой "жадной толпы" у трона. Они нашли бы способ расправиться с Лермонтовым и без участия Белинского. Так что напрасно он портил себе репутацию в глазах истинных друзей Лермонтова и потомков, помогая Соллогубу в очернении поэта – точно по пророчеству Лермонтова 1837 года: "...и хитрая вражда // С улыбкой очернит мой недоцветший гений". Повесть Соллогуба "Большой свет" была с одобрением встречена Белинским ("славная вещь"). Но многие читатели отзывались об этом произведении как о скучном и бездарном, а его автора характеризовали, например, так: "Соллогуб [...] негодяй по своим низменным инстинктам и по цинизму, с которым он насмехается надо всем" (высказывание князя М.Б.Лобанова-Ростовского; Эмма Герштейн приводит его в книге "Судьба Лермонтова", неоднократно переиздававшейся). Внимание общества к пасквилю Соллогуба уже в апреле того же 1840 года было отвлечено изданием полного текста "Героя нашего времени" (до этого отдельные повести печатались в "Отечественных записках"). Сравнение двух произведений оказалось отнюдь не в пользу пасквилянта, до конца жизни (как и Белинский) выдававшего себя за друга Лермонтова. О роли доносительского письма Белинского к Боткину, пожалуй, впервые сказал Е.Н.Рябов – в комментарии к этому письму в 7-м томе 10-томного Полного собрания сочинений Лермонтова. Мнение этого исследователя о роли письма Белинского в судьбе Лермонтова фактически идентично моему.
Написана эта глава отнюдь не с целью разоблачить мнимое "благородство" В.Г.Белинского. Первоначальный ее текст (статья, опубликованная в двух журналах и в Интернете) возник, когда я собиралась писать о любимых женщинах Лермонтова, а для начала обратилась к письму Белинского на эту тему, – и вот что получилось при его осмыслении... В советское время кое-кто больше всего ценил Лермонтова за "немытую Россию", Белинского – за открытую, резкую "партийную" критику Гоголя. Теперь автор "немытой России" найден (Пётр Бартенев), а "партийной критикой" атеиста Белинского недовольна Церковь и о ней (критике) стараются не упоминать. Всё вроде бы встаёт на свои места, но, конечно, не без сопротивления. Кстати, Белинскому не нравились и "Конёк-Горбунок" Ершова, и сказки Пушкина. Но тут, слава Богу, уже давно всё встало на свои места. В завершение не могу не поделиться выводом, который сделала после изучения многочисленных "документальных" сочинений о Лермонтове: когда есть время на чтение, читать надо его произведения, а не сочинения о нём. Как среди современников поэта, так и среди наших современников было и есть множество людей, никому неинтересных без причастности к имени гения, а лучший способ привлечь к себе внимание для таких людей – придумать какую-нибудь сенсацию, особенно – сенсацию негативного толка. Недоброжелатели Лермонтова отправили его на тот свет и тут же принялись за тех, кто его любит, – стали портить им жизнь, сочиняя подлые вымыслы о нём и о его родных. Давайте не будем отчаиваться: "есть и Божий суд", как сказал сам поэт. Суд над придворной камарильей, отравлявшей жизнь Пушкину, свершился в том же году: в декабре 1837-го сгорел Зимний дворец (восстановили его, да и то не полностью, лишь в декабре 1839-го). Есть Божий суд! Сочинители давних гнусных баек о Лермонтове уже получили своё, получат и реаниматоры этих баек, как и создатели новых. – Л.Белова. Апрель 2017 года
P.S. Несколько слов о Божьем Суде. Белинский умер через 7 лет после гибели Лермонтова, Николай I – через 14. В статье о мистике чисел в жизни Лермонтова, опубликованной в 2014 году в двух журналах, в "ЛГ" и в Интернете, я доказываю, что сакральные числа в жизни Лермонтова – 7 и 14. Можно задать вопрос о Белинском и Николае I: это "посмертная" месть Лермонтова? Нет, это не месть, а исполнение космического закона справедливости. "Космос не вручает топор палача порядочному человеку"(Н.Рерих). Тем более – гению. "И будет жизнь твоя // Долга, как вечность, // А всё не будешь жить". Для иных негодяев осуществилось это предсказание. – Л.Б. 17.09.2017
Основные источники для книги "Лермонтов, его друзья и любимые женщины"
Лермонтов М.Ю. Собр. соч. в 4-х т. / Примечания И.Л.Андроникова. – М., "Художественная литература", 1975–1976
Лермонтов М.Ю. Собр. соч. в 4-х т. / Ответственный редактор В.А.Мануйлов. – Л., "Наука", 1979–1981
Лермонтов М.Ю. Полное собр. соч. в 10 т. Том 7. Письма / Комментарии С.А.Бойко и Е.Н.Рябова. – М., "Воскресенье", 2001 и 2002 гг.
Летопись жизни и творчества М.Ю.Лермонтова / Составитель В.А.Мануйлов. – М.-Л., "Наука", 1964
Лермонтовская энциклопедия. – М., "Советская энциклопедия", 1981
М.Ю.Лермонтов в воспоминаниях современников / Составители М.И.Гиллельсон и В.А.Мануйлов. – М., "Худож. лит-ра", 1972
Висковатов П.А. Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество. – М., "Современник", 1987
Далее по алфавиту:
Андреев Даниил. Роза Мира, в двух томах. Том 2. – М., Профиздат, 2006
Андроников И.А. Лермонтов. – М., "Советский писатель", 1951
Андроников Ираклий. Лермонтов в Грузии в 1837 году. – М., "Сов. писатель", 1955
Андроников И.Л. Исследования и находки. – М., "Худож. лит-ра", 1977
Анненский Иннокентий. Избранное. – М., "Правда", 1987
Белинский В.Г. "Герой нашего времени". Сочинение М.Лермонтова. [И еще 11 статей Белинского о творчестве Лермонтова.] – "М.Ю.Лермонтов в русской критике". – М., "Худож. лит-ра", 1955
Бойко Светлана. Лермонтов. Московские страницы жизни и творчества. – М., "Планета", 2014
Бушин Владимир. Курьёз с шедевром. [Автор доказывает, что стихотворение "Прощай, немытая Россия..." сочинил литератор, издатель журнала "Русский архив" Пётр Бартенев.] – "Слово", 1989, №10
Герцен А.И. Былое и думы. Часть первая. Детство и университет. – М., "Худож. лит-ра", 1982
Герцен А.И. О развитии революционных идей в России. – М., "Худож. лит-ра", 1955
Герштейн Э.Г. Судьба Лермонтова. – М., "Худож. лит-ра", 1986
Герштейн Э.Г. Новый источник для биографии Лермонтова. Неизвестная рукопись А.В.Дружинина. – "Литературное наследство", т. 67. – М., "Наука", 1959
Дружинин А.В. Сочинения Лермонтова. Издание С.С.Дудышкина. СПб., 1860 года. – "Литературное наследство", т. 67. – М., "Наука", 1959
Зингер Леонид. Загадки второго издания "Героя нашего времени"". [Автор доказывает, что организатором дуэли Лермонтова с Мартыновым был Александр Васильчиков, сын председателя Государственного Совета, доверенного лица Николая I.] – "Москва", 1991, №7
"История в подробностях". Тема: Михаил Юрьевич Лермонтов. – 2014, №9 (51)
"История в подробностях". Тема: Дуэль. – 2016, №3–4 (69–70)
Мелвилл Герман. Моби Дик, или Белый кит / Перевод с английского И.М.Бернштейн. – М., "АСТ", 2015
Мережковский Д.С. В тихом омуте. (Статьи и исследования разных лет.) – М., "Сов. писатель", 1991
Панаева А.Я. (Головачёва). Воспоминания. – М., "Правда", 1986
Розанов В.В. Сочинения. – М., "Сов. Россия", 1990
Смирнова-Россет A.O. Дневник. Воспоминания / Серия "Литературные памятники" / Издание подготовила С.В.Житомирская. – М., «Наука», 1989
Тютчева А.Ф. При Дворе двух императоров. – М., "Интербук", 1990
Шопенгауэр Артур. Афоризмы житейской мудрости. [Переводчик не указан.]– М., "Интербук", 1990
Шопенгауэр Артур. Мир как воля и представление / Перевод с немецкого Ю.И.Айхенвальда // Шопенгауэр Артур. Собр. соч. в 5 т. Том 1. – М., "Московский Клуб", 1992
Литературное издательство Игоря Нерлина (http://nerlin.ru)
Белова Лидия Александровна Лермонтов, его друзья и любимые женщины
На обложке книги – репродукция картины Фиорентино Россо "Музицирующий ангел" (1521)
| |
Просмотров: 1851
| Теги: |
Всего комментариев: 0 | |